Из жизни читательницы - Елена Лобанова

Ведь с некоторых пор у нее появилось будущее! Словно с легким скрипом приоткрылась-таки дверь в совершенно другую жизнь...

– Болезни необходимы человеку. Они ему помогают, – убежденно высказалась Людасик.

– Помогают в чем именно? Перейти в мир иной? – уточнила я.

– Не перейти, а увидеть. Этот мир. УВИДЕТЬ ЭТОТ МИР.

Мы с ней сидели в дальнем завале списанных книг и, запершись на законный получасовой перерыв, пили чай каркадэ с мятой. Благодаря каркадэ укреплялись стенки наших кровеносных сосудов, а под воздействием мяты успокаивались нервы.

– Когда Валерику было три года, он уже умел читать, – сообщила Людасик. – А в четыре – собирал кубик Рубика и считал до тысячи. В пять мы уже купили ему детскую энциклопедию, и однажды в библиотеке его снимало телевидение как самого юного читателя. Мы туда ходили каждое воскресенье...

– Смотри-ка! Оказывается, родственная душа! Ты раньше не рассказывала.

– ...а в пять с половиной он заболел гепатитом. В садике заразился.

– Это желтухой, значит? Бедолага! Не ребенок, а медицинская энциклопедия!

– Желтухой, да... И распознали, как водится, только через месяц – все ставили о-эр-зэ. А когда весь пожелтел и температура под сорок, тогда уже, естественно, в инфекционку с сиреной. А меня, естественно, не берут – ребенку больше года! Я полночи прорыдала, полночи в кошмарах прометалась. Утром прибегаю в больницу, а мне нянечка первым делом говорит: мамаша, вы уж пробивайтесь как-нибудь, ваш мальчик тяжелый, ночью бредил и упал с кровати. Я полпузырька валерьянки хлоп – и опять к главному. А врачи свое – ребенку больше года, положить вас не можем! Так и не смогли, веришь? Пока шеф Сергея с главврачом не договорился...

– Людасик, ну не надо, не плачь. Не вспоминай, если тяжело!

Но Людка, шмыгнув носом, упрямо продолжала:

– Я за десять минут собрала две сумки: в одной вещи, в другой – энциклопедия и английский для малышей. – Она со стуком поставила чашку и посмотрела на меня огромными глазищами без всякой улыбки. – И что ты думаешь – открыли мы книгу хоть раз?

– Ну нет, наверное, раз спрашиваешь.

– Там в палате было восемь человек детворы от двух до пяти. Целый день ор, как в обезьяннике. А в тихий час читать не разрешали. Но зато мы там каждое утро наблюдали за ласточками! Больница старая, окна высокие, и в самом верху ласточкино гнездо. Утром Валерику смеряют температуру, и он больше не спит. Лежим, смотрим на ласточек, как они у гнезда хлопочут, и шепотом разговариваем... – Бездонные Людкины глаза опять принялись наполняться слезами. – Из больничного окна мир совсем другой! Я вот сейчас думаю – было ли в жизни что-нибудь лучше тех минут?

– Ну Лю-у-уд... Ну не надо! Вспомни лучше, как Валерик поправился... выздоровел...

– А когда Валерик поправился – начал от меня уходить.

– В каком смысле? Куда уходить?

– Не куда. А откуда! От меня. В шесть лет ему первый раз стало скучно со мной.

– Людасик, да ты просто эгоистка! Не знаю, может, все мамаши такие? Ребенок взрослеет! У него расширяется круг интересов, друзей... ну там увлечений каких-нибудь. Это же абсолютно закономерный процесс!

Людасик помолчала, мешая ложечкой в полупустой чашке. Глаза у нее опять изменились и стали совсем серые, в тон серому свитеру. И сероватые тени под глазами.

– Наверное, закономерный. И когда у мужа есть свои друзья, и какие-то клубы, и самодеятельные концерты – это тоже закономерно... И когда свекровь вяжет салфетки и раскладывает их по всему дому... Только у меня вот никаких своих интересов нет. Я иногда прислушаюсь к себе и думаю: а есть я вообще-то, существую ли в природе? И чувствую – горло болит. Значит, пока еще существую. Но где же тогда мои интересы? Разве что почитать вечером, если нет тетрадей...

– Но ЧТО почитать, Людасик? «В плену у страсти»? «Мука желания»? Ну и чем ЭТО может тебе помочь? – почти взмолилась я.

Кажется, наконец-то настало время разобраться со всеми Людаськиными проблемами!

И точно – Людасик не обиделась.

– Женщина должна чувствовать себя женщиной, – просто сказала она. – А чувствовать, бывает, нет сил. Про любовь вспоминаешь, только если в сочинении прочтешь: «Опричник влюбился в Алену Дмитриевну, будучи замужем за Степаном Парамоновичем»...

И было что-то в ее голосе, отчего мне расхотелось спорить. Я только спросила примирительно:

– Ну и там... в этих опусах... нигде не написано, что даже в плену страсти нельзя носить один свитер больше месяца подряд?

Людка машинально покосилась на свою серую ангорку, вскрикнула:

– Марыська! Какая же ты все-таки зануда!

И расхохоталась.

Тотчас раздался условный стук в дверь – у Римки кончился урок.

– Все ржете, – укорила она нас и, вдвинув стул между нами, с тяжелым вздохом опустилась на него.

– Анекдот! С опоздавшего – штрафной анекдот! – накинулись мы, по обычаю.

Она подняла голову, и мы примолкли. В лице ее явно читались гнев, печальная решимость и даже какая-то обреченность.

Повисла тревожная пауза.

– Обозвали бабушкой! – наконец доложила она. – Как вам?! Какая-то сволочь в маршрутке! «Бабушка, залезайте быстрей!» Еще и пихнула сзади!

И она обвела нас пылающим, как написали бы в женском романе, взглядом.

– Так сзади же! Сзади мы все одинаковые! – утешила Людка. – Главное, чтоб спереди различали!

– А ты б ее сама пихнула, – предложила я.

– Хотела! Верите – хотела?! – закричала Римка.

Мы дружно закивали.

– Профессия проклятая... воспитание... как ядро, к ноге привязанное... А между прочим, в прошлом году мне еще совали на улице рекламу туши! – яростно сверкнула она глазами. – Такая девчонка... как ее? Промоутер!

– Да зачем тебе тушь? Ресничищи – во... – пожала плечами Людасик. – Да ты вроде бы ею и не пользуешься?

– Из принципа купила! – гордо объявила Римус, все-таки постепенно успокаиваясь и принимаясь за чай.

– Все мы тут дамы неопределенного возраста, – примирительно заключила я. – Жертвы народного образования.

– Ну уж! Не очень-то ты похожа на жертву, – вскользь заметила Людасик, – особенно последние дни!

Повисла новая пауза.

Римка подняла голову и уставилась на меня во все глаза. И уронила ложку.

– Марыся... точно! – тихо завопила она. – Ты что это?! Людка, смотри на нее! Тридцать лет, не больше! Марыська! Колись, ну?! Что у тебя? Кто?

– Новая работа у меня, вот кто! У-хо-жу! – пропела я. – Не завтра, конечно... Но, в общем, меня уже пригласили! В интересный, молодой, творческий коллектив с преобладанием мужчин! Не ожидали?!. А между прочим, тебе, бабушка Римус, сейчас по выражению лица – четырнадцать, не больше! Скажи, Людка?