Странник - Андрей Круз

Вертолет, хорошо бы вертолет. Пусть пока какой-нибудь четырехместный, который может хотя бы высадить где-то трех человек, а потом их подобрать, – очень было бы замечательно.

Как-то все сразу на голову свалилось. Вроде бы был сам по себе и только за себя отвечал, и тут на́ тебе – в командиры попал! Даже в Отстойнике в той нашей маленькой группе, которая ходила в вылазки в сторону Тьмы, по факту главным был не я, а Иван. Надо оно мне? Надо. И не только из-за карьеры, а просто потому, что я единственный здесь, кто видит проблемы с той стороны, с какой их надо видеть. Просто в силу моего опыта, которого, как оказалось, нет у других. Крепость они рассчитывали здесь построить и в ней сидеть в случае проблем. И никто не подумал над вопросом: куда вообще делись крепости из воинского искусства? Почему их перестали строить давным-давно? Да потому что при современных средствах маневренной войны их можно обойти, заблокировать и лишить снабжения. А заодно и смысла существования, потому что База, в которую не идут провалившиеся в этот мир люди, просто не нужна, вот и все. Не может здесь быть крепости. Нужна именно передовая оперативная база. Оперативная. На которую базируются проводимые операции. Разведка, обеспечение работ, противодействие противнику.

Замок щелкнул, дверь трейлера открылась, пропустив меня внутрь. Автомат на место, самому… спать? Или все же чайку себе заварить и посидеть над планами? Раз уж все равно разбудили? Нет, надо спать. «Надо себя заставлять», – как в той старой хохме.

Разделся и завалился, вновь выкрутив рацию на максимум и поставив под ухо. Едва уснул – вновь голос Хэнка:

– Хэнк вызывает Босса, как принимаешь?

– Хэнк, здесь Босс, громко и чисто. Говори.

– У противника сеанс связи. Парень с чем-то вроде мэн-пак-радио[33] явно пытается установить связь. Не на балконе, но наблюдаю его, он у самого окна сидит. Не глядел бы специально – не заметил.

В начале каждого часа проверка связи? Может, и так. А может, и раз за ночь.

– Хэнк, теперь следи внимательно, когда будет следующий сеанс связи. И еще вопрос: из винтовки его отсюда достанете?

– Здесь девятьсот метров, – последовал ответ. – Если только пятидесятым… я по себе сужу.

– Алекс сейчас отдыхает, что ли?

– Отдыхает. Разбудить?

– Не надо, потом уточни с ним – дотянется он из своей винтовки с глушителем?

Если связиста видят за окном, то перед ним еще и толстое стекло, окна в терминале солидные. Пуля может просто разрушиться или уйти в сторону, особенно учитывая, что прилетит она под углом. А вот пятидесятый калибр окно не остановит. Зато его слышно очень далеко. Услышит кто-то выстрел, потом на связь не выйдут – выводы сделать не так трудно. Лучше бы с глушителем, да.

Кстати, а на пятидесятый местный у них глушители есть? Я только винтовки видел, в зипы не заглядывал. Если снабдились с базы спецвойск, то вдруг?

Или просто войти в терминал по-тихому? Опасно. Могут наставить сюрпризов, будет неприятно. Я бы наставил.

– Принял, выйду на связь.

– Отбой связи.

Да, кстати, взрывчатка у нас есть, надо бы пока самодельные мины сделать, что ли. Надо подумать и использовать имеющуюся С-4Б[34]. И гранат опять же хватает, но только я их запалы знаю плохо. Советский запал я мог бы подрезать на мгновенное срабатывание, а что с этими делать – черт его знает.

И с мыслями о минах с запалами я завалился спать.

8

Утро приходило в терминал с запахом жарящегося бекона. Сама яичница была из порошка – тут уж ничего не поделаешь, специфика оторванной от всего снабжения Базы, – а вот бекон был уже «новым», с федеральной территории, который чужие закупали через Вайоминг. Скудость после гибели мира наступить все же не успела, люди продолжали работать. Еще живя в Канзасе и присматриваясь к окружающим, я заметил, насколько тяжко и старательно они вкалывали. Нет, американцев в отсутствии трудолюбия никто и не упрекал никогда, но кажется, что сейчас уходом в работу они старались заглушить все то, что не давало жить, не давало спать по ночам, то, что возвращалось и возвращалось к ним, – смерть близких, смерть того мира, который они знали, смерть всего вокруг. И странная, нелепая, словно выигранная в лотерею жизнь – иммунитет. Его нет ни у кого, а у тебя вдруг он есть. Вокруг тебя умирает целый мир, а ты сидишь целый и невредимый и просто смотришь на творящийся вокруг ужас. И хоронишь близких, и видишь, как пустеют и пустеют дома, как ты остаешься один на один с самим собой. Именно так мне это описала Люси – женщина из канзасского Гарден-Сити, с которой у меня случилось то, о чем я стараюсь даже не думать, – однажды, когда мы об этом заговорили. Именно поэтому она и была такой… странной, наверное, с постоянно ощущавшимся внутренним надломом.

Как бы то ни было, но для меня, случайного в этом страшном мире человека, за которого здесь даже умерли другие, американское трудолюбие вылилось в форму жареного бекона, хрустящего и пахучего, длинными ломтиками выложенного рядом с желтоватой горкой субстанции, изображавшей омлет. Пара тостов из свежего хлеба, масло и мармелад в компании с никудышным кофе завершили это утреннее пиршество.

Было шумно, звякали подносы, за завтраком болтали, кто-то смеялся, в «мотор-пуле» уже порыкивали моторы заводимой техники, а ко мне так уже и с докладами за завтраком подсаживались. Заодно расспросил Риту о глушителях для больших винтовок и получил первую долю разочарования – не было у нас таких. Жаль.

Странное ощущение, когда смотрю вокруг: вроде лица даже еще не все знакомые и уж точно непривычные, а при этом ощущение того, что я словно домой добрался. Ощущение «своести» на каком-то подсознательном уровне – или что это? Не знаю, но при этом понимаешь, что по большому счету ты свой путь прошел и дошел куда надо. А надо тебе было именно сюда.

А едва я поднялся из-за стола, как появился Марк, державший в руках небольшой бумажный сверток немного странной формы.

– Летишь? – спросил он с ходу.

– Лечу.

– Мы тебе штук шесть вот таких загрузим, хорошо? – спросил он. – Это разбросать надо. Тут все просто – просто высовываешь в окно, дергаешь вот эту нитку и вот за эту петлю держишь, дальше флаеры сами вылетят.

– Грузить не надо, просто к самолету поднесите, – сразу же сказал я. – А загружу я как мне удобно.

– Это понятно, никто и не собирался, – смутился он.

– Давайте, у самолета сложите, Дуг уже там должен быть.

– Сделаем. – Марк почему-то опять смутился, закивал и побежал к воротам, топая ботинками так неуклюже, что я сразу поставил ему диагноз «плоскостопие». А может, и ошибся, кто знает, – спортсменом он точно не выглядел.