Око тайфуна - Сергей Переслегин

Она не прочитала принесенные ей рукописи. Вербицкий уничтожает их. «Было очень больно». Дважды повторяется Рыбаковым эта фраза. Второй раз, когда Ася прерывает беременность. Это — важный параллелизм. И герой и героиня сами уничтожают то, что несли в мир. Ася вступает на дорогу, проложенную Вербицким.

Валерий интерпретирует биоспектралистику по-своему. Он подсаживает Асе свой спектр, используя кассету, которую ему подарил Симагин. Правильно указывал Сашенька Роткин: «Любое новое средство будет использовано в старых целях».

Вербицкий добился своего. Но Ася не была ему нужна. Он не любил ее, и не ее добивался. Света. Теплоты. И предал все это. Утонченно, издевательски убил при помощи изобретения Андрея Симагина.

Спору нет, в мире, состоящем из Симагиных, биоспектралистика — панацея для человечества. Чем она стала в мире Вербицких, мы видели.

Но ведь Вербицкий — вершина той кучи хлама, которую представляют собой «восьмидесятники». Интересно, чем может стать биоспектралистика в мире Роткиных?

У Р. Шекли в «Паломничестве на Землю» нечто подобное используется для утонченной проституции. Думается, это еще далеко не худшее возможное применение.

Собственно, нельзя сказать, чтобы Симагин этого не понимал. Но он — профессионал. Главное — работа. И Симагин говорит Кашинскому, одному из сотрудников лаборатории: «…тут решит статистика: если из десяти трое будут ломать, пятеро сидеть сложа руки и только двое делать, мир рухнет обязательно. Обязательно. Но я дам шанс делать».

Странная позиция! Во-первых, «если» тут решительно не при чем. Во все времена ломало в социальном смысле намного больше народу, чем строило. Чтобы понять это, достаточно ответить на один-единственный вопрос. К какой реальности мы ближе, к «Мотыльку и свече» или к «Первому дню спасения»? Во-вторых, непонятно, почему Симагин считает свою арифметику априорной. Ведь он сам только и делает, что старается (не всегда осознанно, правда) ее изменить. Сделать Людьми всех, кто его окружает. Асю, Антона, Кашинского (который, кстати, его ненавидит). Вербицкого.

Иногда это ему удается.

Тогда, быть может, не работа Симагина — Спасение, а сам Симагин? К сожалению, тоже нет.

«Те, в ком детство укоренилось прочно, всю жизнь стараются сделать все вокруг таким же чудесным, каким оно им казалось. Из этого — и подвиги, и ошибки. А остальные — им не о чем мечтать, понимаешь?» (В. Рыбаков. «Первый день спасения».)

Наверное, эти слова выражают нравственную концепцию Вячеслава Рыбакова. Во всяком случае, их повторяют все его положительные герои — Мальчик, Дымок, Андрей Симагин. «Сделать все вокруг таким же чудесным, каким кажется детство».

Как сделать? Собственно, мы уже пытались ответить на этот вопрос, говоря об индукции добра.

История человечества — сложный динамический процесс. Как и в физике, в социологии движение определяется силами. И сил только две, «хотя превращений этих сил и исчислить невозможно». Стремление системы сохранить свою структуру порождает процессы Ле Шателье, то есть явление противоиндукции. Стремление системы внедрить свою структуру в окружающий мир, сделать его таким, каким хочется, вызывает индукцию. Силы эти тем больше, чем больше энергия связи системы.

Анализ исторического процесса — это, по сути, изучение лишь двух вопросов: какова структура общества, и какова энергия связи входящих в него подсистем. Знать это — значит знать все. Ведь энергия связей определяет характер взаимодействия, а взаимодействие систем порождает развитие. То есть, ответив на эти два вопроса, мы сможем предсказать будущее.

Теперь изменим постановку задачи. Мы обнаружили в обществе две противоположные тенденции — фашизация и антифашизация. Зная энергии связей систем, порождающих индукцию и противоиндукцию, мы предскажем будущее. Значит, изменяя энергию связи систем, мы будущее изменим.

А менять можно только одним путем — опять-таки индукцией — ведь других сил нет. Поэтому каждый человек любым своим действием или бездействием объективно способствует одному из процессов — либо фашизации, распространяя злобу, ненависть, равнодушие, — либо антифашизации, распространяя доброту, любовь, человечность.

Так, значит, Симагин — решение?

Во всяком случае, он близок к нему. Ближе всех.

Но «светлый круг Добра», созданный Симагиным, разваливается. Индукция гаснет. Почти. Остается девятилетний Антон. И Симагин говорит себе:

«Когда-нибудь это станет привычным… Я очерствею, оглохну. Я перестану видеть, как сияет и зовет в сияние морской прибой. А если меня почему-либо полюбит женщина, я и этого не увижу? Так? Неужели так?»

Наверное, нет. У него хватит силы выдержать самому. А на другого хватит ли сил?

В столкновении Симагин — Вербицкий Андрей одержал моральную победу. Но сделать Вербицкого таким, как он, Симагин не смог. Поэтому и сработала противоиндукция. И развалился на куски ласковый мир.

Почему так случилось? Я повторяю уже высказанную мысль — абсолютная доброта не есть абсолютное добро.

Вербицкий видит в людях только плохое. Симагин — только хорошее. И то, и другое — ошибка. Симагин ошибается в лучшую сторону, чем Вербицкий. Но нельзя строить свою жизнь на неправильных оценках.

Человек должен разбираться в мире, в котором живет. Не строить розовых иллюзий, но и не надевать черные очки. И, определяя свое поведение на основе разумного анализа ситуации, человек должен стремиться сделать мир лучше, чем он есть, как подсказывают чувства и совесть.

Абсолютная терпимость, безграничная доброта Иешуа, князя Мышкина, Андрея Симагина могут быть лишь примером. В какой-то мере — прекрасным. Но если вдруг борьба, нужно уметь драться. Даже если ненавидишь это. Особенно — если ненавидишь.

Будда спросил ученика: «Умеешь ли ты лгать?» «Нет, учитель», — возмущенно вскричал тот. «Тогда иди и научись, ибо всякое неумение не достоинство, а слабость».

Но как удержаться, чтобы не стать сначала Вайсбродом, потом Вербицким, а потом, быть может, и Роткиным? Любое направление действия — компромисс с совестью, а борьба — всегда отрицание доброты. Я могу предложить лишь один принцип, древний, известный в физике с XVII века. Принцип относительности. Примененный к этическим проблемам, он звучит следующим образом:

Не существует априори выделенной системы взглядов.

Данный принцип полностью симметричен относительно «своего» и «чужого». Нельзя считать свои мысли, свои взгляды, свои убеждения лучше чужих. Но не нужно также считать их хуже. Нельзя без предварительного изучения отвергать чужие взгляды, но если без изучения отвергаются ваши, постулат относительности тоже будет нарушен. Поэтому наш принцип требует диалектической терпимости, которая в отличие, например, от терпимости в христианском понимании этого слова, подразумевающем смирение, непротивление злу насилием, покорность, включает в себя требование обоснованно защищать свои убеждения, что приводит к нетерпимости по отношению к нетерпимым взглядам.

Иными словами: преступно видеть в друге врага и глупо видеть во враге друга. Право и долг — бороться с врагом, позволяя себе то же, что и он, не больше, но и не меньше. И целью является не победа, не уничтожение врага. Иногда это неизбежно. Но индукция пойдет в нужном направлении, только если результатом борьбы станет превращение врага в друга.

Глава 7.

Продолжение

Помиритесь, кто ссорится,Позабудьте про мелочи,Рюкзаки бросьте в сторону —Нам они не нужны.Расскажите про главное,Кто сказать не успел еще,—Нам дорогой оставленоПять минут тишины.

От грозы темно-синие,Злыми ливнями полные,Над высокими травамиПоднялись облака.Кровеносными жиламиНабухают в них молнии.Но гроза не придвинуласьК нам вплотную пока.

Мы подошли к концу нашего литературно-социологического исследования. Эта глава посвящена проблеме, которая, собственно, уже выходит за рамки рассматриваемых произведений. Однако мне кажется, что анализ романа «Очаг на башне» и повести «Дерни за веревочку» останется поверхностным и неполным, если не попытаться ответить еще на один вопрос. Вопрос, который явно не ставится Вячеславом Рыбаковым, но вытекает из его гражданской позиции.

В. Рыбаков начинал с изучения статических моделей будущего. Если повесть «Мотылек и свеча» считать тезисом, то «Доверие» и «Первый день спасения» образуют антитезис. Классическое рассуждение, разумеется, должно включать в себя еще один элемент — синтез. Именно на уровне синтеза преодолевается диалектическое противоречие тезы и антитезы и создается новая сущность — доказательство.