Н.У.Б.: палач по имени Амнезия (СИ) - Двуликий Богдан

— Всё проще некуда. Сейчас ты сам скажешь, что́ компрометирующего есть в твоём ноутбуке, и мы не тратим больше времени на поиски. Тебе это зачтётся, и наказание не будет слишком строгим. Ты знаешь, что бывает с людьми, если их наказывать по всей строгости закона? — правоохранитель интонацией выделил слово «всей», и сделал ощутимую паузу в конце сказанного.

— Нет, я не знаю. Я знаю только то, что ничего запрещённого у меня в ноутбуке, скорее всего, нет…

— Скорее всего? — тот, что изучал подготавливаемый к изъятию ноутбук, повернулся всем корпусом к старику и направил на него свой шакалий взгляд. Даже при чёрно-белом изображении искателю глаза надзирателя казались зелёными.

— Да, скорее всего, — с невозмутимой интонацией ответил старик.

— Ты же понимаешь, что раз ты так говоришь, значит даёшь больше поводов подозревать тебя в сокрытии какой-то информации?

— Я понимаю то, что эта фраза, во-первых, не делает меня нарушителем закона, а во-вторых, обозначает, что законы могли скорректироваться, измениться, и тогда получается, что та информация, к примеру, которую я справедливо определял, как законную, сейчас, сегодня может стать незаконной. Ведь это логично?

— Что ты юлишь? Признаться — намного проще.

— Я прямо и честно сказал свои соображения в рамках закона, если, повторюсь, требования закона за последние несколько минут в корне не сменились. Я не препятствую тому, чтобы вы осматривали мою аппаратуру. Даже демонстрирую желание содействовать, если это может оказаться полезным. В ваши полномочия входит что-то кроме призыва признаться непонятно в чём?

Сидевший за столом страж встал и подошёл вплотную к старику:

— Ты грамотный что ли?

— Это законно, — тихо, но отчётливо сказал информатор.

— Давай он скажет уже, что там у него есть — потом информацию сверим, — отозвался долго молчавший второй правоохранитель, видя, что его напарник уже не столько следует приказу, сколько воспринимает старика как бунтаря.

По интонации не было, впрочем, похоже, что он был против такой манеры ведения диалога. Просто ему явно надоело торчать в этой каморке и заниматься всякой нудятиной.

— Ну, валяй, дед. Есть тебе что сказать?

— Да. На ноутбуке у меня только архивы статей и фотографий, опубликованных в газете. Часть — неопубликованных.

— По какой причине неопубликованных? — с ходу подхватил надзиратель.

— Сейчас не всё в деталях и вспомнишь. Иногда просто долго откладывался материал, а потом так и забывался, или же терял актуальность.

— И что с ним потом?

— Ничего. Просто он оказывался не востребован.

— Тогда на хрена в архиве это хранить?

— На всякий случай.

Надзиратель презрительно фыркнул:

— Какой случай, если это уже ненужно?

— На тот случай, если придётся актуализировать информацию о каком-то событии или человеке. Заново не придётся искать весь объём информации — просто перепроверить частично, это гораздо более экономно по времени бывает.

Правоохранитель сидел молча и непонятно, то ли переваривал эту информацию, чуждую для него, то ли попросту думал о своём. После продолжительной паузы он снова сконцентрировал свой взгляд на старике:

— Да, дерьмовая у тебя работа. Была. И сам ты, наверное, дерьмо. Занимаешься чем-то никому на хрен не нужным. Показывай свои архивы.

Старик подошёл к ноутбуку, аккуратно обойдя человека в чёрном.

— Вот она, эта папка, так и называется: «_архив».

— Зачем нижнее подчёркивание?

— Чтобы папка вверху отображалась. Ведь это же одна из моих рабочих папок. У меня их две: основная — это «_в СМИ», и вторая — вот эта — «_архив». Если есть необходимость, можете каждую фотографию тут пересмотреть и каждую статью перечитать.

— Ну это вряд ли, — отозвался инспектирующий компьютер страж, увлечённо выискивая в ноутбуке компромат на старика. — Всю эту муру я читать не собираюсь. Пока посмотрим фото. Видео какие-то есть?

— Нет.

— Впрочем, что толку тебя спрашивать — в штабе досконально проверим твой комп — может, ещё зайдём… Стоп! Это что за документ?

— Статья.

Страж щёлкнул курсором по документу и дождался его загрузки.

— Это наброски статьи, посвящённой Дню служителя правопорядка.

— Почему наброски?

— Недавно позвонили — сказали, что статья пока откладывается.

Страж попролистывал документ вверх-вниз и, успокоившись, закрыл. Потом запустил интернет-обозреватель и стал изучать историю посещения сайтов:

— Так… Живописные виды природы, особенности работы сотрудника правопорядка, день работника правопорядка фото, — перечислял страж запросы, выпавшие ему в истории обозревателя и продолжил потом бубнить себе под нос.

Ничего компрометирующего видимо, не обнаружив, он нажал на кнопку завершения работы.

— Я тебе говорил, что работа твоя дерьмо? А, да, говорил. Отныне, и жизнь твоя — дерьмо. Если не будешь, конечно, послушным. На, пакуй но́ут, — переключился в последний момент страж на своего напарника. — Да куда ты весь ноутбук пихаешь? Нам ещё столько адресов объехать. Вынь жёсткий — и всё. И ещё один момент, седой: архивы газет дома хранишь?

— Да.

— Сюда их.

— Старик прошёл куда-то вглубь комнаты и спустя какое-то время принёс увесистую пачку газет, аккуратно перетянутых плотной верёвкой и положил их на пол.

— Всё, теперь твои новости и статейки не нужны. Мы теперь сами. Следи за информацией по телевизору. Главное, что ты сейчас должен знать — сейчас вводится режим усиленной защиты населения. Выходить из дома не разрешается. Для этого есть только крайние случаи. Короче, это точно не для тебя. И телефон тоже давай сюда.

Старик достал из кармана старенький телефон — как раз такой, который искатель у него видел, и отдал стражу.

— Ну, теперь как будто всё. Оставайся дома, не то против закона попрёшь.

И, уже когда вышел из зоны обозрения камерой, страж добавил:

— Не ту профессию ты выбрал, седой.

Глава 4. Мёртвые честнее живых: информатор. Часть 1-14

Искатель продолжал сидеть и пристально смотреть в экран. Хотя складывалось впечатление, что картинка застыла и ничего больше не происходит, а возможно, файл и вовсе завис. Но вскоре в объективе камеры показалось лицо старика-информатора — наверное, он подходил выключить камеру. Только сейчас можно было отчётливо его увидеть. Ошибиться было невозможно, потому что столь крупный план не давал на это шансов. Видео оборвалось так же резко, как и началось.

Теперь мысли искателя о том, что дед не так прост, как могло показаться сначала, имели материальное подтверждение. Возникали, правда, логичные вопросы. Для начала: откуда скрытая камера у простого корреспондента? Да пусть даже не простого. Хорошо, камеру достать, допустим, можно. Но неужели он не побоялся это делать? Неизвестно, как обстояло дело с доступностью такой вещи, как скрытая камера, однако установить её в своей квартире, когда бушует непонятный режим, который и политическим назвать сложно, надо набраться то ли смелости, то ли наглости, то ли безрассудства. А если взять во внимание, что режим этот, возможно, мирового масштаба, странным поведение старика-информатора казалось вдвойне.

Тогда, во время их своего рода знакомства, изрядно приправленного токсичностью и гневным настроем искателя, информатор вёл себя как человек не просто осторожный, а скорее даже трусливый, покорный сложившемуся порядку вещей. Именно таким боец представлял поначалу старика.

С течением времени представление немного скорректировалось — нельзя сказать, что кардинально, но всё же изменилось. Появилось подобие доверия, даже сочувствия. Но за всё время общения со стариком, до са́мого момента его смерти, бойцовских качеств искатель в этом человеке так и не увидел.

Теперь же, когда он нашёл его аудио- и видеозаписи, частично проливающие свет на положение дел в современном мире, старик представлялся немного иным: более продуманным, более хитрым, более умным и гораздо более смелым, чем хотел, возможно, казаться.