Дикая тишина - Рэйнор Винн

тропе: книга вернула меня туда так легко, будто я только что зашнуровала ботинки и повесила на плечи рюкзак.

Если путеводитель моментально возвращает меня на тропу, не сможет ли он сделать то же самое для Мота? Если и да, то времени осталось мало: карандашные пометки выцветали на глазах. Может быть, я найду какой-то способ сохранить их, прежде чем они совсем исчезнут. Как напоминание о том, что мы сильные и отважные. Каждый раз, когда Мот станет отказываться от жизни, попытается расслабиться и отдаться течению, я смогу сказать ему «нет». Нет, не ложись, прочти вот это, вспомни это, вспомни, что мы сделали, как мы не сдались. Вставай. Попытайся еще раз. Пожалуйста, не переставай бороться.

Я открыла на ноутбуке Word, набрала заглавие: «Юго-западная береговая тропа, день 1» и начала старательно перепечатывать все заметки в хронологическом порядке. Через несколько часов я остановилась и перечитала написанное. Слова были все те же, но тропа потерялась. Я понимала, что говорилось в заметках, но без путеводителя я их не чувствовала, они утратили силу. Все это бессмысленно. Моту это никак не поможет. Я закрыла ноутбук, разочарованная, что зря потратила день. Но где-то в моей голове зрела мысль, зарождалась возможность.

Листья плюща затанцевали под первыми каплями осеннего дождя. Время года менялось, возвращалась темнота. Я могла бы усомниться, остановиться, отговорить себя от этой идеи. Но скоро зима; вакансий нигде поблизости не осталось: все работодатели сокращают штат на время мертвого сезона. Мне и в разгар лета не удалось никуда устроиться, так что вряд ли я отыщу что-то сейчас. Если не теперь, то уже никогда. Я поставила чайник. Получится ли у меня? Гарантий никаких – но попробовать-то можно. Я возьму записи и перескажу их в повествовательной форме, соберу воедино все, что мы увидели, услышали и прочувствовали, вдохну немного жизни в карандашные слова. Я изображу себя на береговой тропе, а рядом – Мота, так что, когда он станет читать мой текст, он не просто услышит ветер, а почувствует его.

Я открыла чистую страницу. Но с чего начать? Чтобы наш поход что-то значил для Мота, ему нужно знать, почему мы вообще в него пошли. Мне придется пойти с самого начала. «Решение отправиться в путь я приняла под лестницей», – напечатала я.

///////

– Как дела в университете?

– Ничего – я пережил еще один день. Утром было очень интересное занятие по светодиодным светильникам. А ты как? Ходила гулять?

– Нет, на улице слишком мокро. Я писала.

– Да? Что писала – письмо?

– Нет, – весь энтузиазм этого дня улетучился, как только мне пришлось объясняться. – Помнишь, когда мы только познакомились, я тебе рассказывала, что в детстве хотела писать рассказы, но так и не собралась? Ну вот, теперь я решила все же попробовать – просто посмотреть, вдруг получится. Я хочу кое-что написать, только для тебя, не для чужих глаз, а именно для тебя.

– Заинтриговала! Ну, расскажи поподробней, что же это?

От моей уверенности не осталось и следа.

– Я пока не могу тебе рассказать. Мне нужно сначала попробовать.

Тихие дождливые дни в квартирке позади церкви текли один за другим. Слово за словом, страница за страницей. Я заново переживала каждый мучительный день того времени, когда мы потеряли ферму, когда я плакала в буковой роще, измученная потерями, когда умерла наша последняя овца, когда мы навсегда шагнули за порог. Вновь на меня навалилась пустота осознания того, что я никогда не вернусь домой. А потом я закончила описывать причину и занялась последствиями. Освободилась и пошла по береговой тропе.

Я достала из-под кровати рюкзак и разобрала его, по очереди подержав в руках такие знакомые, потрепанные предметы: побитую жизнью сковородку и капризную газовую горелку, вовсе-не-водонепроницаемую куртку, которая очень даже пропускала дождь. Потом снова уложила рюкзак, отмечая, как каждый предмет почти инстинктивно находит в нем свое место.

Остановиться было невозможно: одно слово влекло за собой другое, они резвились на вершинах скал. Дождь, ветер, чайки, взлетающие в грозовое небо на восходящих потоках, обжигающая жара и сухой, сладкий запах земли. Я снова шла по тропе и чувствовала, как оттягивает плечи рюкзак. Как болят мозоли на больших пальцах, которыми я придерживаю лямки, врезающиеся в натертую кожу. Обожженные, огрубевшие тела, открытые любой непогоде, лишенные защиты или укрытия. И охлаждающие капли дождя, стекающие по горячим рукам.

Я пила чай, ела тосты, смотрела, как в сухие дни смелеющая крыса подолгу сидит на стене, глядя на меня. Каждая из нас становилась чуть увереннее в своем мире, чуть ближе к тому, чтобы сделать следующий шаг вперед.

С магнолии опадали листья, солнце вставало все ниже над горизонтом, и наконец я совсем перестала его видеть, только слабый свет заглядывал в окна поздним утром и исчезал к середине дня. Впрочем, это было неважно. Хотя я сидела за столом, но находилась в это время не в церкви – потела в обжигающей жаре и мечтала о дожде, по утрам мазала кровоточащие мозоли и плавала в море – спокойном, похожем на сироп. Комната наполнялась божьими коровками, которые взлетали в воздух с росистой утренней травы. Днем пространство звенело от криков тюленей, а в дверь совали свои любопытные носы барсуки. В тусклом вечернем свете я становилась лицом к стене, широко раскинув руки, и в комнату врывалась буря и ветер, дождь колол мне лицо и стучал по рюкзаку. Ураган ревел в гранитных скалах, расшвыривая в стороны ворон в диком сером небе.

И все это время со мной рядом был Мот, он удерживал меня на тропе, лицом к солнцу, на пути к западу. Его карандашные заметки вели меня по бухтам и мысам, через леса и темные ночи. Я шла за ним по пятам, глядя, как от его башмаков поднимается пыль, а с рюкзака льется дождь. Я находила нас во всех Пэддиных описаниях тропы и заново переживала каждый мучительный шаг, каждую победу. Слова, слова, слова – всепоглощающие воспоминания сами лились на страницы.

Рождественские елки, темнота, в нашу квартирку набились шесть человек, в скороварке готовится курица, а на походной горелке кипит картошка. Однажды мы сможем позволить себе настоящую плиту с духовкой, но и без нее все весело смеялись и пили вино, а потом гости ночевали на полу в кухне. Вскоре дети со своими «половинками» уехали, а мы с Мотом вернулись на скалу, чтобы полюбоваться закатом посреди дня. Угасающий свет окрасил одним щедрым мазком небо, море и сушу. Новогодний салют и незаконченные домашние