Проклятие Вероники - Яна Розова

Пришлось только руками развести. А потом Лиля Семеновна с удивлением увидела, что “Козел” направился следом за “семерочкой” Лиды.

Она бежала от него в отчаянии, в ужасе и с единственным желанием – чтобы он ее догнал. Это было бы кошмаром, это уничтожило бы ее – она сейчас разбита, пуста, слаба, в отчаянии. Только не сейчас! Но как же ей хотелось, вернуть то время, когда она могла прижаться к его груди и ощутить его родной запах. Она помнила его, она тосковала по нему. Но нельзя…

Сначала она убегала на машине, но он лучше водил, лучше знал город. Несколько раз УАЗ-кабриолет подсекал ее на дороге и, кабы не внимательные взгляды постовых, она бы уже попалась. Можно было бы притормозить у поста, заставить человека с полосатой палочкой остановить проклятый УАЗ и доставить его водителю целое море неприятностей. Но сейчас она не была уверена в себе. Появление Джона выбило ее из колеи.

В панике Вероника попыталась представить себе, чего он хочет? В тот день, когда они расстались – он любил ее. А сейчас чувствовала: Джон сильно изменился.

Три месяца назад, отъезжая от дома мужа с Сашкой на заднем сидении, Вероника слышала выстрел и видела в зеркале заднего вида, как падал – даже летел – с забора Джон. Она вскрикнула, но не остановилась и не вернулась. Сашенька – вот ради чего все. Вероника даже представить себе не могла, что потом будет так каяться!

Несколько дней назад, измученная неизвестностью, она позвонила мужу, чтобы узнать – жив ли Джон. Позвонила, потому что прятаться уже не было смысла, Герман выследил ее. Она не видела следившего за ней человека, она его ощущала.

Супруг удивился вопросу Вероники, но потом с большим наслаждением живописал, как он продырявил ее любовника из ружья, сожалея только о том, что не успел перезарядить “Сайгу” дробью. Но и пуля в брюхе может свести в могилу. А жив ли этот подлец – Герман не знал. После выстрела он выскочил на улицу, но парня там не было. Осталось только небольшое пятно крови на асфальте. До звонка Вероники, признался Герман, он был уверен, что она прячет любовника вместе со своим сыном.

И вот, сегодня утром, Вероника видит одного человека из своего прошлого – Лилю Семеновну, а потом встречает и Джона. Боже, вот оно, пришло. Рано или поздно, так и должно было случиться.

Вероника остановила свою машину на стоянке возле дома, где снимала квартиру для себя и отца. Через несколько секунд рядом затормозил УАЗ. Забыв про лекарства для папы и всякие рецепты, она выскочила на улицу и побежала к подъезду. Джон был уже в двух шагах, Вероника слышала, его тяжелое дыхание. Тогда девушка резко свернула в арку здания, выскочила во двор и пробежала к лестнице, спустившись по которой, оказалась бы на параллельной улице. Что бы она делала на этой параллельной улице – пока не задумывалась.

Сбегая по лестнице, Вероника обернулась. Джона позади не было. А когда лестница кончилась, он оказался прямо перед ней, спрыгнув с полутораметрового парапета.

– Привет, – сказал он, тяжело дыша и сгибаясь вперед, будто от боли.

Он был таким худым, что Веронике захотелось плакать. И постарел, наверное, на десять лет. Волосы отросли, губы обветрились.

Сейчас можно было бы снова побежать – Джон еле дышал, но Вероника не могла сойти с места, как не могла произнести ни слова. А ведь чувствовала, что если соберется с силами, то этот мужчина, единственный в ее жизни человек, с которым она могла бы быть счастлива, снова будет обожать ее до безумия, до преступления…

Но нет, это будет ненастоящим, неправильным, недолгим. Как договор с дьяволом. И во второй раз все кончилось бы куда более страшно.

Тем временем, обессиленный Джон привалился спиной к бетонной стене и оперся ладонями о колени. Он смотрел вниз, на свои кеды. Его поседевшие виски были влажными от пота. Совершенно не контролируя себя, Вероника сделала шаг вперед и тронула пальцами его плечо.

Он резко поднял голову, остановив ее одним только взглядом – чужим, отстраненным, закрытым. Она отступила.

– Прости меня… – сказала Вероника.

Небрежно махнув рукой, он продолжал рассматривать ее, будто не узнавая.

– Я не хочу об этом говорить, – Джон дышал уже ритмичнее, но от стены не отлеплялся. – Все это уже неважно. Ты лучше расскажи мне, что ты сделала с моей женой. Ты всегда знала, что Ксения Овсянникова моя бывшая жена?

– Я не знала этого… Правда, не знала! Но это же не я! Это все Герман, это он меня заставлял! Я бы никогда… Я уехать отсюда хотела – я тебе говорила, но папа раком болен. Ему жить осталось всего ничего. После его смерти я уеду. Джон, это все Герман затеял, я клянусь!

Джон пожал плечами:

– Какая разница, ты или он? Все равно. Вы оба – убийцы. И Ксению, и архитектора Шульгина, и Элю, и других – вы их убили. Пойдем со мной, я отвезу тебя в милицию. Ты дашь показания. У тебя есть всякие смягчающие обстоятельства, малолетний ребенок, умирающий отец. Он и правда умирает? Или ты соврала? Как соврала, что отец у тебя в тюрьме сидел? Зачем ты это делаешь?

– Не знаю… – созналась Вероника. – Я так давно лгу всем, что уже и не помню зачем.

– Надо прекратить.

– Я хочу прекратить! – выкрикнула Вероника, позабыв, что они на улице и где-то неподалеку ходят люди. – Я хочу этого, потому и уговорила тебя Сашку увезти и спрятала его как следует! Если Сашка попадет в руки Германа, он снова меня заставит работать на себя.

– Уговорила? – переспросил Джон. – Ты меня уговорила? Не знаю, что ты с людьми делаешь, только это не уговоры. Это какие-то психологические штуки? Приемчики из НЛП?

– Это мой дар, – Вероника почти плакала. Она и представить не могла, что Джон умеет быть таким жестоким.

Не меняя позы, не сводя с нее карих глаз, Джон произнес:

– Пойдем в милицию. Облегчи работу следствию. Расскажи все сама – тебе же легче будет!

– Нет, – всхлипнула Вероника, с трудом удерживаясь от Влияния. Ей нельзя, нельзя, нельзя. – Я не готова.

– Вероника, – теперь в его голосе звучали нотки угрозы: – ты убила Ксению. Как только я узнал это, мне захотелось тебя по асфальту размазать. Но я предлагаю тебе просто признаться во всем. Если ты этого не сделаешь, я сам это сделаю. Тебя все равно поймают. Рано или поздно, несмотря на все твои таланты. Даю тебе… два дня.

Он выпрямился, прошел мимо нее, поднялся по лестнице и исчез. Вероника осталась стоять на месте, приложив к груди правую ладонь.

Да, ее дар – это проклятие.

Выходка сына вовсе не обидела Лилю Семеновну. Она с детства, с самого его рождения доверяла Джонни. Он любит мамочку, Лиля Семеновна в чувствах сына ни секунды не сомневалась, а коль он побежал за этой женщиной, значит, и впрямь это необходимо.

Но Лиля Семеновна задумалась. Получается, сын знаком с аферисткой? Значит, он давно знал, кто надоумил бедную Ксюшеньку покончить с собой? Ясно, что та гадалка, к которой ходила Ксения, и есть Лида. Но почему он ничего не рассказал им с Катей? Единственное, что может заставить Джона соврать – стыд. Но тут дело темное и личное, нечто, во что Лиля Семеновна никогда бы не стала вмешиваться.

Но всплывают и параллельные вопросы: а что, если это Лида стреляла в Джонни? Или ее подельники? А что, если они опять попытаются убить его?

Лиля Семеновна подняла свою маленькую сухую ручку, собранную в кулачок, к губам и закусила кожу на указательном пальце. Мысленно она уговаривала себя не паниковать. Она взяла себя в руки, когда в три года Джонни упал на битое стекло и глубоко порезал запястье. Она прождала два дня, при этом читая лекции и общаясь с друзьями, пока Джонни искали в горах Домбая, где он свалился в расселину. Она отпустила его воевать в Чечню. Она и сейчас будет ему доверять.

Никогда Лиля Николаевна не воспитывала и не поучала сына, а только направляла и советовала. Ей говорили, что она рискует, ведь мальчиков надо воспитывать в строгости, но она все равно разрешала ему делать то, что он хочет. Она знала, что он не хочет ничего такого, что повредит ему или другим людям.

А когда Джонни вырос, Лиля Семеновна поняла, что была права. Чего хотят на самом деле все мамы в мире? Чтобы ребенок был счастлив. И Джонни счастлив, в этом можно не сомневаться. Никогда обстоятельства не подминали его, никогда он не говорил, что был вынужден поступить так или иначе, в ущерб своим убеждениям. Джонни сам распоряжался своей судьбой.

А то, что он один, без семьи и детей, это еще не несчастье. Лиля Семеновна ни разу в жизни не сказала сыну, что хочет внуков. Это было бы эгоистично, это был бы плохой пример. Да ведь и нельзя настаивать на таких вещах!

Переключившись на эти, менее волнующие темы, Лиля Семеновна поднялась с лавочки и направилась в сторону дома. Теперь она к доктору не пойдет, не тот настрой.

Вот, Кларочка Гайворонская, вспоминала она, как у нее-то в жизни получилось? Она так беспокоилась, что дочь замуж не спешит, а встречается, с кем хочет и ведет далеко не невинную жизнь. А Кларочка хотела, чтобы у Эли муж был, детки. Она бы деток нянчила и радовалась. Сама же нашла для дочери мужа, хорошего парня, умницу, и в унисон будущей теще мечтавшего о большой крепкой семье. Убедила дочь выйти замуж, уломала!