Мистериозо - Арне Даль

Последние два предложения Чавес произносил с напором, потому что Хультин уже поднял руки, показывая, что время вышло.

— Тогда за дело, — заключил Хультин, снял очки со своего необъятного носа и покинул комнату через свою специальную дверь.

Выходя из зала, Йельм окликнул Черстин Хольм:

— Если ты хочешь заняться рыцарем Георгом, то пожалуйста. Но ведь орден Мимира — это мой конек!

— Хорошо, — отрезала она и свернула в комнату 303, из которой как раз вышел Нюберг с курткой в руке и сделал Йельму знак рукой. Словно Пат и Паташон, они прошли по коридорам и вышли на освещенную солнцем улицу.

День тянулся раздражающе долго. Йельм таскался по пятам за Нюбергом в соответствии со списком в записной книжке последнего. Список постоянно пополнялся именами хорошо информированных доносителей, а также разных сомнительных личностей, имевших контакты с русскими на предмет получения дешевого алкоголя и наркотиков: невыспавшихся хозяев небольших питейных заведений, навязчивых торговцев, распухших от стероидов владельцев гимнастических залов, не слишком щепетильных антикваров, владельцев нелегальных игорных клубов — все они были столь же хорошо известны полиции, сколь и неуловимы.

У Нюберга на глазах менялся характер. Бас хора церкви в Нака в мгновение ока превращался из добродушного плюшевого мишки в разъяренного медведя гризли, а затем, когда приходило время прощаться, снова становился милашкой.

— Как ты с этим справляешься? — спросил Йельм после клиента номер восемь, разговор с которым оказался таким же безрезультатными, как и предыдущие семь.

Гуннар Нюберг усмехнулся.

— Нужно обуздать стероиды, — ответил он. Затем перестал смеяться и посмотрел застывшим взглядом сквозь стекло автомобиля. Через некоторое время он продолжил:

— Я был «Мистер Швеция» 1973 года. Мне было двадцать три, и я заглатывал все пилюли, которые мне предлагали, лишь бы нарастить мышечную массу. За время работы в полиции Норрмальма с 1975 по 1977 год меня трижды обвиняли в жестоком обращении, но благодаря нужным знакомствам мне удавалось выкручиваться. Обвинения, что называется, вязли в бюрократическом механизме. В 1977 после одной кошмарной истории я перестал принимать стероиды. Понял, что перешел границы дозволенного. Тот случай я всегда буду помнить. Завязывая со стероидами, я боролся со вспышками неожиданного гнева, потерял жену и был лишен родительских прав. Но все-таки я победил эту дрянь. Думаю, что победил. Хотя до сих пор до конца не понимаю, бешусь ли я понарошку, устраивая спектакль, или гнев и впрямь на какое-то мгновение берет надо мной верх. Я не знаю. Но ведь я держу все под контролем, правда?

Никогда больше Йельм не услышит от Нюберга так много слов сразу.

— И отлично держишь, — согласился он. Нюберг ни разу не переходил границ дозволенного. Не применял зря физическую силу. Просто при виде его ста пятидесяти килограммов любые проходимцы становились шелковыми.

Весь день и часть вечера они продолжали прочесывать Стокгольм и его окрестности. Йельм по большей части работал шофером, но иногда ему удавалось вставить свой короткий вопрос о сутенере в пулеметную очередь Нюберга. Около трех часов у Йельма состоялся небольшой разговор с Хультином, который решил отменить обычную для этого времени летучку, поскольку никаких особенных новостей ни у кого не было. Йельм отрапортовал об их совместных с Нюбергом жалких результатах: владелец гимнастического зала в Бандхагене купил большую партию анаболических стероидов у двоих, как он выразился, «жутких русских», один из которых назвался Питером Устиновым, а другой Джоном Малковичем.

Самому известному на площади Сергельплаттан торговцу наркотиками как-то посчастливилось получить огромное количество отличнейшего героина в пластиковых пакетах с русскими буквами. Больше от него ничего не удалось добиться, он и так уже сплевывал кровавую слюну.

Владелец маленького кабачка в Сёдере несколько раз покупал крепкую эстонскую водку у странной парочки русских, называвших себя Игорь и Игорь.

Не представившийся торговец живописью в Ерфэлле получил предложение от, как он выразился, «русскоговорящей лиги гангстеров» купить за большие деньги картину Пикассо, находящуюся во владении финансиста Андерса Валля. Торговец отказался.

Накачанный амфетамином и еле шевелящий языком владелец видеокиоска в Норрмальме с веселым видом пытался соблазнить их детским порно с русскими субтитрами, хотя они и предъявили ему свои служебные удостоверения. Его взяли с поличным, однако его шведский, хоть и напоминал русский, но таковым не являлся. Тридцать изъятых видеофильмов с детским порно, без сомнения, помогут отправить ею за решетку. Они поговорят с ним еще раз, позже.

Таковы были итоги к трем часам дня четвертого апреля.

Охота продолжалась до семи. К этому времени возле каждого имени и адреса в списке Нюберга была поставлена галочка.

Вторая половина дня оказалась удручающе безрезультатной в смысле следов русской мафии, зато в разговоре с испуганным торговцем, за которым они как психи гнались чуть ли не целую марафонскую дистанцию от парка Тессин к гавани Вэрта, выяснилось, что человек, проходящий у Йельма как Юхан Жезл, действительно получил это имя при крещении и владеет фирмой по оказанию секс-услуг по телефону, номер которого 071. Фирма называлась ТОЮЖ — Торговое общество Юхана Жезла, располагалось в Брумме и активно рекламировалась на последних страницах вечерних газет рядом с телепрограммой.

Когда они ехали назад по мосту Лильехольм, уличные фонари уже зажглись. Все вокруг тонуло в мрачной тишине, которую ощущал каждый из них, зная, что ее ощущает и другой. Возможно, эта тишина была только у них в головах. Так или иначе, каждый понимал, что сегодня будет спать плохо.

Они знали, когда и как, но не знали, кто и где.

Этой ночью должно было произойти еще одно убийство.

Глава 16

Во время завтрака Пауль Йельм видел только свой мобильный телефон, который лежал на столе среди бутербродов, напоминая кусок протухшего сыра. Не сводя глаз с телефона, он все же чувствовал, что Силла то и дело бросает украдкой в его сторону обиженные взгляды, но каждый раз безответно. Наконец он все же поднял на нее глаза.

— Наверное, его до сих пор не обнаружили, — пояснил Йельм и снова погрузился в созерцание телефона.

Но взгляд, который он встретил, был вовсе не из разряда «удели-мне-немножко-внимания». Он уже успел трансформироваться во что-то иное, с чем Йельм раньше не сталкивался. Очень одинокий взгляд окончательно разочаровавшейся женщины. Неприветливый взгляд. Он ничего не мог понять. Но возникшее в душе сосущее чувство было слишком похоже на то, которое парализовало его, когда он прослушивал записи Черстин. Ужасное, невыносимое понимание того, что мы никогда не можем слиться с другим человеком. Ни с одним. Даже с самым близким.

Безмерное чувство абсолютного экзистенциального одиночества.

Именно его он сейчас прочел в глазах Силлы.

На короткое мгновение их парадоксальным образом объединило именно это всеохватывающее чувство.

Когда они наконец смогли поговорить, обоим стало совершенно ясно, что они говорят совсем не о том, о чем на самом деле хотели сказать. Потому что для выражения этого просто не было слов.

И невозможно было понять, сблизили ли их эти несколько минут, проведенные на кухне, или наоборот подвели к окончательному разрыву. Во всяком случае произошло нечто очень важное: они заглянули в самую сердцевину истинного одиночества.

Вот она, самая оплакиваемая жертва всей этой богатой событиями недели.

Ничего больше так и не случилось. Мобильный телефон продолжал молчать всю дорогу до полицейского управления, и Йельм уже даже перестал беспокоиться. Для всей «Группы А» день прошел в напряженном ожидании, но сообщения о жертве все еще не поступало, и Йельм оставался спокоен Нарушение симметрии парализовало расследование, а Йельма парализовало чувство совершенного одиночества. К концу дня Хультин попытался привести настрой группы в норму:

— Так-так, — спокойно произнес он со своего места за столом в Главном штабе. — Если сейчас в какой-то богатой гостиной города на полу не лежит до сих пор не обнаруженный труп, то нам следует предположить два варианта. Первый: преступник по тем или иным причинам решил изменить способ совершения преступлений, и второй: убийств больше не будет.

Пауль Йельм не слышал слов Хультина. Он продолжал сидеть за столом даже тогда, когда все уже разошлись. Он раздумывал о том, что ожидает его дома.

Но дома Йельм ожидала вполне обычная семейная обстановка. Утренних переглядываний с Силлой больше не было, и он не стал задаваться вопросом, не искусственна ли подобная нормализация обстановки и не напоминает ли все это бомбу с заведенным часовым механизмом.