Отступник - драма Федора Раскольникова - Владимир Савченко

Поднимаясь наверх, злости в себе уже не чувствовал. Будто ее и не было. Удивлялся, с чего вдруг накатило? Было неловко за свою вспышку.

Тихонько отпер входную дверь, подошел к двери в спальню, прислушался.

И ничего не услышал.Что она там делала? Тревога охватила его.

Тоской, болью, жгучим стыдом сжало сердце. Поспешно отворил дверь.

В комнате было темно, но в полосе света из коридора увидел: она лежала ничком на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он подсел к ней, стал гладить, как маленькую, по голове, осторожно обнял за плечи и перевернул к себе лицом, приподнял, прижал к себе.

- Прости, я не хотел тебя обидеть. Сам не знаю, что на меня нашло. Если хочешь… поедем. Как-нибудь… Может быть, и ничего…

- Нет, нет! Не надо…

- Почему не надо? Я обдумал… Как-нибудь…

- Нет… Я не хочу тебе мешать…

- Ты не будешь мне мешать!

- Поезжай, милый. И возвращайся скорее. Мне без тебя плохо. Если бы ты знал…

- Конечно… конечно…

Его трясло, как в ознобе, он прижимал ее к себе, стараясь избавиться от этой трясучки. И ее трясло, и она жалась к нему. Всматривался в ее мерцающие глаза, и неудержимо тянуло погрузиться в их омут, раствориться в нем, исчезнуть, и не было силы противиться этому желанию…

Успокоенный, умиротворенный уходил из дому, оставив Ларису спящей и тоже умиротворенной. Ныло сердце от нежности к ней, от страшной неуместности поездки, отделившей их друг от друга - неизвестно, на какое время. Но нечего было делать, внизу у подъезда томился шофер, на Казанском вокзале ждал экстренный поезд.

Накрапывал дождик, когда подъехали к вокзалу. У крайнего дебаркадера одиноко стоял синий вагон в сцепе с шипящим паровозом. Немолодой машинист в засаленной кепке возился у тендера. Снял кепку, приветствуя пассажира, легко взбежал по железной лесенке к себе в кабину, высунулся из окошка, посвистал тоненьким паровозным свистком, предупреждая об отправлении. Раскольников вошел в вагон, и поезд тронулся. Быстро разогнавшись, маленький состав понесся с сумасшедшей скоростью, звеня буферами, прыгая и гремя на стрелках.

В вагоне был бархатный пружинный диван, трясло и подбрасывало дико, но, едва лег и накрылся одеяльцем, которое нашел в ящике дивана, провалился в сон и ничего уже не слышал, не чувствовал.

Когда проснулся, оказалось, уже проскочили Рязань. Поезд несся все с той же бешеной скоростью.

Небольшую остановку сделали в Козлове, у водокачки. Пока паровоз набирал воду, Раскольников вышел из вагона размяться. Солнце палило по-южному, горячий плотный воздух, пропитанный удушливым запахом мазута, тяжело колыхался над сабельно блиставшими полосками рельс.

В Борисоглебске поезд задержали: в районе станции Алексиково шел бой. Как объяснили Раскольникову, Алексиково несколько раз переходило из рук в руки, в бою участвовали крупные силы с той и другой стороны. Красными войсками, особой бригадой, командовал Сиверс.

Досадная задержка могла испортить дело. Дорог был каждый час. И ничего нельзя было предпринять. Тут еще кто-то принес весть, будто на Тамани немцы начали высаживать десант. Нервничая, вышагивал Раскольников по шатким доскам перрона, то и дело заходил к начальнику станции, заглядывал в комнату телеграфиста: что нового? Его успокаивали: на подмогу Сиверсу подошли отряды Петрова и Киквидзе, совместными усилиями они должны очистить железнодорожное полотно.

К счастью, так и случилось. К полудню стало известно, что казаки отступили. Поезд Раскольникова отправили первым, сразу же, как только восстановили путь.

4

На другой день рано утром прибыли в Царицын, оста новились недалеко от вокзала. Начальник станции сказал, что тут рядом стоит вагон еще одного наркома, Сталина. Пока меняли паровоз - на это должно было уйти с полчаса, - решил зайти к Сталину: нет ли у него новостей из Новороссийска?

Сталин встретил его дружелюбно. Успокоил насчет флота: пока на месте, но, похоже, часть его, едва ли не половина, собирается-таки уходить в Севастополь. А другая часть?

- Не поймешь. Митингуют. Топить - не топить. Вчера оттуда приезжал Шляпников, - пренебрежительным тоном сказал Сталин. - Сведения - от него. Можно ли положиться на его сведения? Не знаю. Он против потопления Черноморского флота. Не понимает…

Сталин пожал плечами, вытащил изо рта погасшую трубку, выколотил ее в глиняную миску, стоявшую на столе, набил заново. Раскуривая, принялся ходить между пустым столом (кроме глиняной миски с аккуратно разложенными кучками пепла в ней, на столе ничего не было) и стеной, на которой висела карта Поволжья. Был он в черном кителе и светлых брюках, заправленных в голенища высоких сапог, с длинными, зачесанными назад, влажными еще после умывания - недавно встал - черными волосами, спокойный, медлительный, полусонный. Не стесняясь гостя, позевывал в кулак.

С удивлением смотрел на него Раскольников. О чем он говорил? Как будто он не имел никакого отношения к новороссийскому делу. Будто не возлагал Совнарком и на него ответственности за исход дела и не он посылал Ленину телеграмму, в которой сообщал о Шляпникове, посланном им в Новороссийск вместо себя. Если Шляпников вернулся ни с чем, как тут можно было оставаться спокойным? И зачем было посылать его вместо себя? При том еще, что тот заявил себя противником потопления флота? Посылал, чтобы тот отвез в Новороссийск какие-то бумаги?..

- Где сейчас Шляпников? - спросил Раскольников.

- Не знаю, - равнодушно ответил Сталин, занимаясь трубкой.

Вот это новость, с недоумением соображал Раскольников. Шляпников, посланец Сталина, неизвестно где, а сам Сталин - здесь, не в Новороссийске! Почему?

- Что происходит на Таманском полуострове? У вас есть какие-нибудь сведения? В дороге я слышал, будто бы немцы там высадили десант?

- Да, на Тамани высадился немецкий полк. Говорят, двадцать тысяч войска. Скорее всего, цифра преувеличена.

- Но это серьезная угроза Новороссийску.

- Серьезная, - согласился Сталин, спокойно смотря на Раскольникова. В Екатеринодаре все узнаете из первых рук. Доберетесь до Екатеринодара, непременно повидайте местных руководящих товарищей. В исполкоме Кубано-Черноморской республики поговорите с товарищами Островской и Рубиным. В исполкоме республики это наиболее влиятельные товарищи. Объясните им значение операции ликвидации флота. Они тоже не понимают. Постарайтесь заручиться их поддержкой. Этого не сделали, не сумели или не захотели сделать, ни Шляпников, ни ваш Вахрамеев с Глебовым-Авиловым. Надеюсь, вы - сумеете…

И опять с недоумением слушал его Раскольников. Почему он сам этого не сделал? Почему передоверил дело Шляпникову, противнику потопления флота?.. Но не спрашивать же было его об этом.

Попрощавшись со Сталиным, вернулся к поезду, и через несколько минут понеслись дальше на юг.

До самой Тихорецкой, находившейся уже в пределах Кубано-Черноморской республики, составной части РСФСР, прикрытой от немцев и казаков Краснова отрядами Красной Армии, дорога была неспокойна. На станциях напряженно ожидали налетов казаков, в степь смотрели размещенные на чердаках станционных построек узкоствольные пулеметы "кольт", тупорылые "максимы". На горизонте маячили темные фигурки отдельных всадников. Близко к железнодорожному полотну они подъезжать не решались, за всю дорогу от Царицына только раз казачий разъезд оказался рядом с полотном, и дело чуть не кончилось бедой.

Это было в Сальской степи, после Котельникова. Красота цветущей, еще не выгоревшей степи завораживала, томил и тревожил проникавший в приоткрытое окно запах полыни, густой медовый настой дикого разнотравья. Но мешала гарь из паровозной трубы, тоже проникавшая в оконную щель, открыть окно пошире и вовсе было невозможно: гарь тотчас заполняла купе, все засыпало угольной мелкой противной крупой. Надоело бороться с гарью, и один из перегонов Раскольников проехал на раме паровоза, перед трубой. Сидел на раме, пропустив ноги сквозь прутья ограждающей решетки, полной грудью вбирал в себя упруго набегавший чистый ароматный воздух. Снял свой синий китель, аккуратно свернул, положил рядом. Потом снял и тельник. Разулся, подставил ступни встречному воздуху. Поток воздуха был так плотен, глянцевая синь неба над головой так густа, что возникало почти физическое ощущение, будто не степь вокруг, а море, не воздух, а теплые морские волны окатывали с ног до головы, теребили волосы, мягко залепляли глаза.

Еще издали заметил впереди по ходу поезда, справа, двух всадников, во весь опор мчавшихся к полотну железной дороги, поезду наперерез. Что у них было на уме, кто знает. На всякий случай вытащил из кобуры револьвер, положил на китель, чтоб был под рукой. Саженях в ста от полотна один из всадников повернул коня, поскакал вдоль железной дороги, несколько впереди поезда. Другой подлетел совсем близко к полотну, тоже опередив поезд. Чуть придержал коня, и когда паровоз поравнялся с ним, дал повод, понесся вровень с мордой паровоза, весело и бесцеремонно рассматривая Раскольникова. Это был молодой белобрысый казак в полной старорежимной форме - гимнастерке с погонами, синих шароварах с красными лампасами, фуражке с кокардой, надетой набекрень, с опущенным ремешком. За спиной у него болтался карабин. Сидел он в своем мягком седле, как в кресле, поигрывая плеточкой. Вдруг, что-то крикнув, сорвал с ремня карабин, и вскинул, направил на Раскольникова. Раскольников проворно схватился за револьвер, прицелился ему в лоб. Казак засмеялся, поднял карабин вверх стволом и отвалил вправо, натянув повод, стал отставать от поезда…