За синими горами (СИ) - Алина Борисова

Падаю. От пощечины, стоит ли удивляться. Резко взвившись, он улетает. Я остаюсь. Злые слезы все жгут глаза, но так и не проливаются. Ненавижу. Его. Себя. Как я могла любить его? Как я могла ему верить? Вся наша «любовь» — лишь череда его попыток вывернуть меня наизнанку, перемежавшихся попытками меня бросить. Бросал, бросал… И ведь когда порол — тоже бросал, тоже утверждал «последняя встреча». Унизить и бросить, чтоб и подобрать не хотелось… И когда из стада вытащил — тоже ведь бросил. Подыхать, ему ж показалось, что я безумна… А сейчас… только ли из-за Владыки он не появлялся дома три месяца? Риниеритин сказал, я напоминаю ему его дочь. Которую из них? Не ту ли, что угасала у него на руках от нехватки энергии? И не поэтому ли он потратил время и силы на поиски «моего дерева»? И кто знает, что было бы со мной без этого дерева, без найденной птички? Лоу недаром сказал, что с трудом подцепил мою душу. Может, и угасла бы тихо… Как удобно…

Но как, как могла я его любить???

Слуги меня не нашли. Ну еще бы. Чай, приказа искать не поступало. А вот Она отыскала. Спустилась ко мне через пару часов, прекрасная фея красы несказанной, похлопала ресничками, создавая ветер.

— Ты упала? Давай помогу. Ты зачем не кричала? Надо было просто позвать.

По-человечески говорила она плохо. Медленно, с акцентом, явно с трудом подбирая слова. Язык учила давно, и давно им не пользовалась.

— И кого же мне звать, не тебя ли? — нет, понимаю я, что ни чем она не виновата, и что растопчет он ее так же, как меня или ее мать. Но неприязни скрыть не могу. Слишком уж она… слишком.

— Того, кто услышит. Сейчас, правда, есть только я, Анхенаридит улетел…

Ну кто бы сомневался. Золотое решение всех проблем.

— По делам, несомненно?

— По делам, — кивает она, недоуменно меня разглядывая.

Что, снова здорово, будем сейчас выяснять, что влюбленной девочке такого безмерного скепсиса выражать не положено? Интересно, а глазами сверкать эта кукла умеет?

Глазами сверкать не стала.

— Давай, помогу тебе выбраться, — приобняла за плечи, помогая подняться.

— Куда? — смотрю на нее хмуро. — Ты ж у нас беременная глубоко, тебе тяжести таскать нельзя должно быть.

— Почему? — недоумевает кукла.

— Чтоб ребенка не потерять, — вздыхаю тяжко. — Слугам прикажи, они вытащат. Если, конечно, правда помочь хочешь.

Вновь смотрит недоуменно, чуть щурясь.

— А ты ведь не наша девочка, верно? Он из-за гор тебя привез, — выдает она мне продукт своих размышлений. И тут же легко подхватывает на руки. — Не бойся. Ты не тяжесть.

Взлетает она без усилий, а я даже дернуться не пытаюсь, огорошенная ее словами.

Нет, я, конечно, не «ваша» девочка, спорить не стану, но вот остальное…

— С чего ты решила, что я из-за гор? — интересуюсь, едва она ставит меня на землю.

Она отходит меня на шаг, окидывает взглядом мое длинное темно-синее платье, тугие косы, оттягивающие голову. Чуть улыбается.

— Тебя слова выдают. Одета ты правильно, даже классически. И прическа. Я не думала, что там еще кто-то так носит, это только у нас. Но так говорить… думать… чувствовать… никто из наших людей не может, они другие.

Другие. Другие люди. Мысли скачут, я никак не могу ухватить. Что-то важное. Что всегда ускользало. Отворачиваюсь, прикусив губу.

— И много ты видела людей из-за гор?

В самом деле, она ж не бывала нигде. Что она знает?

— Достаточно. И из-за гор, и из-за морей — разных. Но знаешь, — она пытается говорить доверительно, — они не бывали здесь счастливы. Никогда. Так что это хорошо, что Анхенаридит решил тебя отсюда увезти. Ты не смогла бы здесь выжить. Он все делает правильно. Не грусти. Вернешься домой, все забудешь…

— Да, разумеется. Прости, я устала.

Ухожу… Нет, конечно, сбегаю. Она не преследует. Ей есть чем заняться в этом саду. В ее саду, который она покидала так надолго. И который ей опять предстояло покинуть.

Анхен вернулся поздно вечером. В саду уже погасили огни, и непроглядная тьма за окном притупляла боль. Потому что сад был ее. И дом был ее. И книги, которые стопкой лежали на моем столе, были ее же. И одежда, которую принес мне Лоу в первый день, тоже была ее. И пусть я носила ее лишь день, но ведь носила же… И даже мужчина, который принес меня в этот дом и в этот сад — он был ее. Мне просто дали попользоваться. Как домом, как садом, как старой, забытой в шкафу одеждой. Он был ее, хозяйка вернулась…

Светоч, как гнусно!

— Зачем ты сказала Ясмине, будто я привез тебя из-за гор? — раздалось от двери.

— Я ей сказала? — голос звучит до невозможного хрипло. Я не плакала, нет. Задумалась. Не заметила даже, как он пришел. — Чтоб придумать такое самой, мне не хватило бы данных.

Эмоций нет. Вспышка гнева давно прошла, даже ненависти не ощущаю. Он тот, кто он есть. Вампир, живущий так, как привык. А мне бы выбраться отсюда. Только выбраться. А уж там…

— Ты вечно все усложняешь, — он не проходит, не зажигает свет. Так и остается стоять в темноте у двери. А я все так же сижу. На неразобранной кровати, сгорбившись, глядя на клубящуюся по полу тьму. — Давай с тобой хоть раз расстанемся мирно. Без слов, которые лучше было бы оставить при себе, без действий, которых потом не исправить…

— Слова уже прозвучали. Других у меня нет.

— Я забуду. А ты не станешь их повторять, — он отрывается от стены, возле которой стоял, и приближается ко мне. Тьма во тьме. Опускается передо мной на колени, берет меня за руки. — Наше время ушло, Ларис. Оно подарило нам и горе, и радость, и боль, и счастье. Оно было обжигающе горьким и обжигающе страстным. Но оно — кончилось. Не убивайся так, ты поймешь, мы все делаем правильно. Я желаю тебе только счастья. Я хочу, чтобы ты жила. Нашла свой путь, прожила свою жизнь. Так же, как и я — проживу свою.

— Скольким ты говорил уже это?

— Многим, — не стал отпираться он, — я не считал. Но разве это что-то меняет? Разве это делает меня сейчас менее искренним?

— Не знаю. Тебе видней, — если он боялся, что я стану устраивать истерики при каждой встрече, хватать его за полы одежды, умоляя вернуться или, напротив, козлить последними словами, провоцируя на гнев и жестокость на глазах молодой жены, то напрасно. О нем я думать себе запретила. Все уже сделано. Все уже сказано. — Значит, там, за горами — за Западными, верно? — живет мой народ? — спросила о том, о чем размышляла сегодня весь день. — У них другие прически и другая одежда. Но внешность та же. И язык — тоже мой, — про язык Ясмина не сказала ни слова. Но будь там в ходу другой — ей было б сложнее принять меня за чужестранку. — «Люди запада», верно? Те, кого вы привозили, как военную добычу, и из кого создавали Страну Людей, — продолжаю, поскольку Анхен молчит. — Вы ее потому и создали там, возле Западных гор, чтоб ближе везти. Но поработили не всех. Часть осталась по ту сторону гор. Свободными… Да? — не выдерживаю его молчания.