История борделей с древнейших времен - Зигмунд Кинси

Этой будет хорош черепаховый гребень Киллены,

Той – широкий поток вольных волнистых волос.

Но как нельзя на ветвистом дубу желудей перечислить,

Пчел на Гиблейских лугах, зверя в Альпийских горах,

Так нельзя перечесть, какие бывают прически, —

С каждым новым мы днем новые видим вокруг!

А для иных хороша и небрежность: чтоб ты причесалась

Утром сегодня – но пусть кажется, будто вчера!

Так безыскусно искусство. Такою увидел Иолу

И произнес Геркулес: «Вот оно, счастье мое!»

Вакх такою тебя вознес на свою колесницу,

Дева Кносской земли, в кликах сатиров своих.

О, как природа щедра к красоте и девичьей и женской,

Сколько дает она средств всякий урон возместить!

Этого нам не дано, мужчинам, и жадная старость

Нам обнажает чело, словно деревья Борей.

Ну а у женщины есть для седин германские травы,

Соком которых она станет темней, чем была;

Женщина может купить накладные густейшие кудри

И по доступной цене сделать чужое своим;

В этом не видят они никакого стыда, и торговля

Бойко идет на глазах у Геркулеса и Муз.

Нужно ли мне говорить и о платье? И здесь бесполезно

И золотое шитье, и финикийский багрец.

Право, безумно таскать на себе все свое состоянье,

Ежели столько вокруг красок дешевле ценой!

Вот тебе цвет прозрачных небес в безоблачный полдень,

В час, когда солнечный Австр не угрожает дождем;

Вот тебе цвет святого руна, на котором когда-то

Фрикс и Гелла спаслись от раздраженной Ино;

Вот тебе ткань, чей цвет – как волна, чье имя – морское,

Верю, одеты в нее нимфы в пучинах зыбей;

В этой сияет шафран (не таким ли сияет шафраном

Росной Авроры восход на светоносных конях?);

В этой – пафосские мирты, а в той – белоснежные розы,

Та – аметистом цветет, та – журавлиным пером;

Не позабыт ни миндаль, ни твой, Амариллида, желудь,

Воск пчелиный и тот ткани название дал.

Сколько рождает цветов весною земля молодая,

Сонную зиму прогнав, каждой лозою цветя, —

Столько и больше того есть красок на женских одеждах,

Только умей распознать, что кому больше к лицу.

Белой коже – черная ткань: такова Брисеида —

В черной одежде ее быстрый похитил Ахилл.

Темной коже – белая ткань: прекрасная в белом,

Так на скалистый Сериф вышла Кефеева дочь…

Но прежде чем одеться, нужно было сформировать фигуру, устранив все недостатки. Для этого применялись небольшие валики ткани на талии и под грудью.

Платье, как в Греции, представляло собой куски ткани, драпировавшийся вокруг тела. Разумеется, существовало бесчисленное количество тканей: от самых дешевых до самых дорогих – и бесчисленное количество способов украшения ткани и драпировки. Узор мог быть выткан прямо на ткани, а мог быть вышит, в том числе и золотой и серебряной нитью.

На ноги надевали узкие сандалии, иногда на высокой платформе, – котурны. Наряд завершали украшения: кто какие себе мог позволить. Серьги, цепи, колье, браслеты, золото, драгоценные камни…

Но самое главное, что советует Овидий женщинам: отдавайтесь. Не будьте жадными.

Смертные жены, для вас пример указуют богини:

Не отвечайте же «нет» жадным желаньям мужским!

Страшно обмана? Зачем? Все ваше останется с вами:

Не убывает оно, сколько его ни бери.

Сточится сталь сошника, обкатаются камни о камни,

Но не иссякнет одно – то, чем дается любовь.

Разве кто запретит огню от огня зажигаться

Или возьмет под замок воду в пучинах морей?

Так почему же твердит красавица другу: «Не надо»?

Надо ли воду жалеть, ежели вдоволь воды?

Я не к тому ведь зову, чтобы всем уступать без разбора,

Я лишь твержу: не скупись! Твой безубыточен дар.

Проперций – любитель таких девушек и упоминает о них в одной из своих «Элегий»: «Некая Филлис живет около храма, посвященного Диане в Авентине. Она не очень очаровательна, но как только она выпьет, то становится соблазнительной. Другая девушка, Тея, живет в рощах Капитолия, красивая девушка, которая не довольствуется одним мужчиной, когда пьяна. Я решил их позвать, чтобы провести чудесную ночь с ними и тайком попробовать новые удовольствия. Одна постель была застелена для нас троих в уединенном месте. Я расположился между двумя женщинами. Египетский флейтист, кастаньеты Филлис, рассыпанные повсюду розы, карлик Лёгран махал своими короткими ручонками под звуки флейты».

Начиная со II века до н. э. Рим прочно завоевал репутацию гигантского борделя, где смешивались в безостановочной оргии все народы, культуры и вероисповедания. Тит Ливий в своей «Истории Рима» пишет: «В действительности пышность иноземных народов пришла в Рим только с азиатской армией; это она ввела в моду украшенные бронзой постели, ценные ковры, тонкие ткани и материи и, наконец, круглые столики на одной ножке и буфеты, на которые смотрели как на изысканность в убранстве дома. Именно в эту эпоху на пиршества звали певиц, арфистов, шутов, чтобы развеселить гостей; именно тогда тщательно готовились к пиршеству, старались привнести больше великолепия. И повара, которые ранее были лишь рабами, становились очень дорогостоящими, и их ничтожное ремесло считалось искусством».

Изысканность и пышность полностью расцветают в метрополии, куда везут все лучшее со всех концов империи: «Вкус к роскоши – пленительный порок, который проще осудить, чем уберечься от него… Объединим его с развратом, чьи принципы имеют такие же скверные тенденции. Связанные один с другим по сходству, эти пристрастия остаются союзниками в порицании и в возвращении к добропорядочности».

Автор этих строк, Валерий Максим, моралист и государственный деятель, приближенный Тиберия в начале его правления, позже яростно осуждает стареющего императора за то, что тот убегает из Рима и строит на Капри маленький рай: «Убегающий Тиберий, – пишет Тацит, – укрылся на острове Капри, который отделен проливом от мыса. Я склонен верить, что это одиночество нравится ему, потому что остров без единого порта, не дает убежища малочисленным судам и туда невозможно добраться, не будучи замеченным. Гора, которая защищает от холодных ветров, зимой поддерживала умеренную температуру; а свободное пространство моря охлаждало летом. Со стороны берега взору открывался самый красивый вид, пока извержение Везувия не изменило эти места… Тиберий только что построил двенадцать домов удовольствий. Именно здесь этот правитель, недавно озабоченный общественными делами, скрыл свои развращения и праздность».

Если Тацит сохраняет некую сдержанность, то Суэтон находит удовольствия в похотливой личной жизни императоров: «Уединившись на Капри, он представлял себе комнаты, полные лавочек для непристойностей. Именно здесь группы молодых распутных девушек и юношей и создатели наслаждений образуют между собой тройную связь и будут заниматься любовью в его присутствии, чтобы оживить этим спектаклем его потухшие желания. Он украсил комнаты самыми сладострастными изображениями и картинами. В лесах и рощах видели молодых людей обоих полов, в впадинах скал и в пещерах, они были в костюмах сильванов и нимф».

Римские распутники переписывают произведения Элефантис, по ним изучают технику любви.

Труды Элефантис не дошли до наших дней, но в поэме Овидия можно найти много ценных советов о том, как привораживать мужчин.

Вам же, красавицы, нет ни Марсова поля, ни Тибра,

Ни леденящей воды, льющейся с девственных гор.

Вместо этого вам – гулять под Помпеевой тенью

В дни, когда солнцем горит Девы небесной чело;

Не позабудьте взойти к лавроносному Фебову храму,

В память о том, как в зыбях сгинул египетский флот,

Или туда, где сестра, и жена, и зять полководца

В честь корабельных побед вывели строй колоннад;

У алтарей побывайте, где ладан дымится Исиде;

В трех театрах места ждут вас на самом виду;

Теплая кровь пятнает песок ради вашего взгляда,

И огибает столбы бег раскаленных колес.

Кто неприметен – безвестен; а разве безвестное любят?

Много ли пользы в красе, если она не видна?..

Скрой Данаю от глаз, чтобы дряхлою стала старухой

В башне своей, и скажи, где вся ее красота?

Вам, красавицы, вам нужны многолюдные толпы,

Нужно чаще ходить там, где теснится народ!

К целому стаду овец идет за овцою волчица,

В целой стае птиц ищет добычи орел.

Так и свою вы должны красоту показывать всюду,

Чтобы из многих один вашим поклонником стал.

Всюду старайся бывать, где есть кому приглянуться,

Не позабудь ничего, чтобы пленительной быть.

Случай – великое дело: держи наготове приманку,

И на незримый крючок клюнет, где вовсе не ждешь.

Часто ловцы по лесам понапрасну с собаками рыщут —

Вдруг неожиданно сам в сети несется олень…