Работа актера над собой (Часть I) - Константин Станиславский

Теперь, — продолжал Аркадий Николаевич после недолгого раздумья, — я хочу объяснить вам, что теми же этюдами, которые вы уже проделали, можно пользоваться в разных комбинациях и вариациях. Так, например, вы можете сказать себе: „Дай-ка я посмотрю, как мои товарищи-ученики, во главе с Аркадием Николаевичем и Иваном Платоновичем, ведут свои школьные занятия в Крыму или на Крайнем Севере. Дай-ка я погляжу, как они совершают свою экспедицию на аэроплане“. При этом вы отойдете мысленно в сторону и будете смотреть, как ваши товарищи жарятся на голице Крыма или мерзнут на севере, как они чинят поломанный аэроплан в горной долине или готовятся к защите от нападения зверей. В этом случае вы являетесь простым зрителем того, что рисует вам ваше воображение, и не играете никакой роли в этой воображаемой жизни.

Но вот вам захотелось самому принять участие я воображаемой экспедиции или в уроках, перенесенных на южный берет Крыма. „Как-то я выгляжу во всех этих положениях?“ — говорите вы себе и снова отходите в сторону и видите своих товарищей-учеников и себя самого среди них на уроке в Крыму или в экспедиции. На этот раз вы тоже являетесь пассивным зрителем.

В конце концов вам надоело смотреть на себя и захотелось действовать, для этого вы переносите в свою мечту себя и сами начинаете учиться в Крыму или на севере, а потом чините аэроплан или сторожите лагерь. Теперь в качестве действующего лица в воображаемой жизни вы уже не можете видеть себя самого, а видите то, что вас окружает, и внутренне отзываетесь на все совершающееся вокруг как подлинный участник этой жизни. В этот момент ваших действенных мечтаний в вас создается то состояние, которое мы называем „я есмь“.

…………………19……г.

— Прислушайтесь к себе и скажите: что происходит в вас, когда вы, как на последнем уроке, думаете о школьных занятиях в Крыму? — спросил Аркадий Николаевич Шустова в начале сегодняшнего урока.

— Что же во мне происходит? — задумался Паша. — Мне почему-то представляется маленький, плохонький номер в гостинице, открытое окно на море, теснота, много учеников в комнате и кто-то из них проделывает упражнения для развития воображения.

— А что происходит внутри вас. — обратился Аркадий Николаевич к Дымковой, — при мысли о той же компании учеников, перенесенных воображением на далекий север?

— Мне представляются ледяные горы, костер, палатка, мы все в меховой одежде…

— Таким образом, — вывел заключение Торцов. — стоит мне назначить тему для мечтания, как вы уже начинаете видеть так называемым внутренним взоров соответствующие зрительные образы. Они называются на нашем актерском жаргоне видениями внутреннего зрения.

Если судить по собственному ощущению, то воображать, фантазировать, мечтать означает прежде всего смотреть, видеть внутренним зрением то, о чем думаешь.

А что происходило у вас внутри, когда вы мысленно собирались повеситься в темном углу вашей комнаты? — обратился Аркадий Николаевич ко мне.

— Когда я мысленно увидел знакомую обстановку, во мне вмиг, возникли хорошо известные сомнения, которые я привык перерабатывать в себе в своем одиночестве. Почувствовав в душе ноющую тоску и желая избавиться от грызущих душу сомнений, я, от нетерпения и слабости характера, мысленно искал выхода в самоубийстве, — объяснял я с некоторым волнением.

— Таким образом, — формулировал Аркадий Николаевич, — стоило вам увидеть внутренним взором знакомую обстановку, почувствовать ее настроение, и тотчас же в вас ожили знакомые мысли, связанные с местом действия. От мыслей родились чувство и переживания, а за ними и внутренние позывы к действию.

А что вы видите внутренним взором, когда вспоминаете об этюде с сумасшедшим? — обратился ко всем ученикам Аркадий Николаевич.

— Я вижу малолетковскую квартиру, много молодежи, в зале — танцы, в столовой — ужин. Светло, тепло, весело! А там, на лестнице, у парадной двери — огромный, изможденный человек с растрепанной бородой, в больничных туфлях, в халате, прозябший и голодный, — говорил Шустов.

— Разве вы видите только начало этюда? — спросив Аркадии Николаевич замолчавшего Шустова.

— Нет, мне представляется еще и шкаф. который мы несли, чтоб забаррикадировать дверь. Помню еще, как я мысленно разговаривал по телефону с больницей, из которой бежал сумасшедший.

— А еще что вы видите?

— По правде говоря — больше ничего.

— Нехорошо! Потому что с таким маленьким, клочковатым запасом материала видений не создашь непрерывной их вереницы для всего этюда. Как же быть?

— Надо выдумывать, досочинять то, чего не хватает, — предложил Паша.

— Да, именно, досочинять! Так нужно всегда поступать в тех случаях, когда автор, режиссер и другие творцы спектакля не досказали всего, что необходимо знать творящему артисту.

Нам нужна, во-первых, непрерывная линия „предлагаемых обстоятельств“, среди которых проходит жизнь этюда, а во-вторых, повторяю, нам нужна непрерывная вереница видений, связанных с этими предлагаемыми обстоятельствами. Короче говоря, нам нужна непрерывная линия не простых, а иллюстрированных предлагаемых обстоятельств. Поэтому запомните хорошенько, однажды и навсегда; в каждый момент вашего пребывания на подмостках, в каждый момент внешнего или внутреннего развития пьесы и ее действия артист должен видеть или то, что происходит вне его, на сцене (то есть внешние предлагаемые обстоятельства. созданные режиссером, художником и другими творцами спектакля), или же то, что происходит внутри, в воображении самого артиста, то есть те видения, которые иллюстрируют предлагаемые обстоятельства жизни роли. Из всех этих моментов образуется то вне, то внутри нас непрерывная бесконечная вереница внутренних и внешних моментов видений, своего рода кинолента. Пока длится творчество, она безостановочно тянется, отражая на экране нашего внутреннего зрения иллюстрированные предлагаемые обстоятельства роли, среди которых живет на сцене, на свой собственный страх и совесть, артист, исполнитель роли.

Эти видения создадут внутри вас соответствующее настроение. Оно окажет воздействие на вашу душу и вызовет соответствующее переживание.

Перманентный просмотр киноленты внутренних видений, с одной стороны, удержит вас в пределах жизни пьесы, а с другой — будет постоянно и верно направлять ваше творчество.

Кстати, но поводу внутренних видений. Правильно ли говорить, что мы ощущаем их внутри себя? Мы обладаем способностью видеть то, чего на самом деле нет, что мы себе лишь представляем. Не трудно проверить эту нашу способность. Вот люстра. Она находится вне меня. Она есть, она существует в материальном мире. Я смотрю и чувствую, что выпускаю на нее, если так можно выразиться, „щупальцы моих глаз“. Но вот я отвел глаза от люстры, закрыл их и хочу вновь увидеть ее — мысленно, „по воспоминанию“. Для этого необходимо, так сказать, втянуть в себя назад „щупальцы своих глаз“ и потом изнутри направить их не на реальный предмет, а на какой-то мнимый „экран нашего внутреннего зрения“, как мы называем его на своем актерском жаргоне.

Где же находится этот экран, или, вернее, где я его ощущаю — внутри или вне себя? По моему самочувствию, он где-то вне меня. в пустом пространстве передо мною. Сама кинолента точно проходит у меня внутри, а ее отражение я вижу вне себя.

Чтобы быть до конца понятым, скажу о том же другими словами, в другой форме. Образы наших видений возникают внутри нас, в нашем воображении, в памяти и затем уже как бы мысленно переставляются во вне нас, для нашего просмотра. Но мы смотрим на эти воображаемые объекты изнутри, так сказать, не наружными, а внутренними глазами (зрением).

То же самое происходит и а области слуха: мы слышим воображаемые звуки не наружными ушами, а внутренним слухом, но источники этих звуков, в большинстве случаев, мы ощущаем не внутри, а вне себя.

Скажу то же, но переверну фразу: воображаемые объекты и образы рисуются нам хотя и вне нас, но все же они предварительно возникают внутри нас, в нашем воображении и памяти. Проверим все это на примере.

— Названов! — обратился ко мне Аркадий Николаевич. — Помните вы мою лекцию в городе……? Видите ли вы сейчас эстраду, на которой мы оба сидели? Чувствуете ли вы сейчас эти зрительные образы внутри или вне нас?

— Я чувствую их вне себя, как и тогда в действительности, — отвечал я без раздумья.

— А какими глазами вы смотрите сейчас на воображаемую эстраду внутренними или внешними?

— Внутренними.

— Только с такими оговорками и пояснениями можно принять термин „внутреннее зрение“.

— Создать видения на все моменты большой пьесы Это страшно сложно и трудно! — испугался я.

— „Сложно и трудно“? — В наказание за эти слова потрудитесь рассказать мне всю вашу жизнь, с того момента, как вы себя помните, — неожиданно предложил мне Аркадии Николаевич.