Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

Так вот, оттеняя эпоху Грозного, при всей ее преемственности от предыдущих эпох, следует указать на то, что Грозный в деле решения ордынского вопроса полностью изменил политической стратегии своих предшественников. То, что лучшая форма защиты — это нападение, — давно и хорошо известно. И великие московские князья давно освоили дорогу в ордынские владения и даже, как мы знаем, брали на щит их главный город. Но никогда при этом московское правительство, даже при полном превосходстве над Ордой, как это было во второй казанской кампании времен Ивана III после его триумфа на Угре и полного освобождения от ига, не ставило вопроса о присоединении Казани или каких-либо иных ордынских владений к Московскому государству. Наступательная стратегия Москвы ограничивалась чисто военным ее пониманием, то есть служила той же защите своей земли, не переходя в область захвата чужой территории.

Царь Иван IV стал первым из русских правителей, кто решительно изменил этим принципам. В нашей исторической литературе можно много что встретить о времени и характере правления первого по официальному титулу русского царя, познакомиться со многими аспектами его внутренней и внешней политики и вообще с особенностями его жизни и деятельности. Но при этом нигде не встретим упоминания об одной специфической особенности его правления, особенности, передавшейся всем его преемникам на вершине российской власти, в части проведения ими своей внешней политики. А к политике этой со времен Грозного, с его легкой руки, станут теперь применимы такие термины, как агрессия, военная интервенция.

При самом тщательном знакомстве с прошлым нашего отечества в длинной череде больших и малых войн, сопровождавших всю историю Руси, мы не найдем до начала эпохи Ивана Грозного войны, носившей бы с русской стороны несправедливый, захватнический характер. Зато начиная с эпохи Грозного справедливые оборонительные войны Руси начинают густо перемежаться с захватническими, имеющими целью отторжение чужих территорий и даже аннексию соседних государств. Покорение Казани в 1552 году и включение ханства в состав Московской державы открывает эту позорную серию, именно с него во внешней политике России начинает просматриваться имперский характер, имеющий много общего с характером колониального разбоя.

Но, как мы отмечали, даже призрачная зависимость от Москвы, установленная в результате второго похода москвичей на Казань во времена великого княжения деда Грозного, послужила началом ухудшения отношений с самым сильным из всех осколков бывшей империи Чингизидов — Крымским ханством. Дело в том, что все, касающееся восточной политики, было нераздельно завязано в один тугой узел, и успех Москвы в борьбе против одного из улусов неизбежно вызывал напряженность в отношениях с другими. А потому отношения с Крымом ни в коем случае нельзя отделять от отношений с Казанью или с Астраханью, ибо все связи Москвы с мусульманским миром оказались тогда туго переплетенными. Поэтому после попадания Казани в сферу московской политики, случившегося в последние годы княжения деда Грозного, отношения между Москвой и Бахчисараем стали ухудшаться. Тогда излишним будет упоминать о том, насколько эти отношения пришли к полной конфронтации после прямого захвата русским царем Иваном IV сначала Казанского ханства, а вскоре и Астраханского с полной аннексией обоих и включения их владений в состав Московского государства.

Вот так вкратце можно обрисовать то, что касается московско-ордынских отношений. Выше мы сказали, что Грозный во всем относящемся к ордынскому вопросу изменил прежней политике, и сказали так единственно потому, что речь тогда шла об отношениях именно с ордой. Правильнее было бы сказать, что царь Иван изменил политике прежних московских государей во всей своей внешнеполитической деятельности, относительно любого соседства. Во всю мощь это проявилось в главном внешнеполитическом событии его царствования — Ливонской войне. И если захват Казанского и Астраханского ханств еще как-то может быть если и не оправдан, то, по крайней мере, объясним необходимостью собственной защиты и безопасности, то прямая вероломная агрессия на прибалтийские земли и стремление присоединить к своей державе владения Ливонского Ордена не имеет и тени справедливого начала и может целиком быть отнесено к категории сугубо захватнических войн.

После своего триумфа на востоке, выразившемся в окончательном покорении Казани и Астрахани, перед Грозным встали очередные насущные задачи. Относительно их историк Г.В. Вернадский в свое время сказал: «В 1550-х гг. московское правительство стояло перед лицом двух главных внешнеполитических проблем: татарской — на юге и ливонской — на северо-западе. Обе были связаны с третьей вечной проблемой московской политики — отношениями Москвы с Польшей и Литвой».

Как мы уже отмечали, приоритетность восточного направления во внешнеполитической деятельности московских государей определилась предками Ивана задолго до него, и в вопросах покорения восточного соседа он не был пионером. Но именно ему принадлежит авторство полного покорения Казанского ханства и присоединения его к России, а затем и победы в астраханской кампании с тем же. итоговым результатом. Обе победы, казалось бы, впечатляющие, и если не проанализировать сложившуюся на тот момент ситуацию и не попытаться спрогнозировать внешнеполитическую обстановку России на ближайшее будущее, то дальнейшие шаги Грозного могут показаться вполне логичными, во всяком случае не противоречащими здравому смыслу. Он нападает на Ливонию и развязывает тяжелейшую для России и самую продолжительную в ее истории войну. И вот это решение Грозного и этот его шаг станет впоследствии предметом самых острых дискуссий в среде ученых историков, дискуссий, не утихающих до наших дней. А спорность вопроса заключена будет только в одном — в направлении, то есть в выборе для войны противника, сама же война, как таковая, признается неизбежной и необходимой. Знакомясь с трудами многих историков разных поколений, мы не найдем в них даже тени сомнения в необходимости для России на тот момент войны. Оспаривается только выбор соперника, а отсюда, соответственно, и театра военных действий. Как альтернатива наступлению на Ливонию приводиться только одна цель — Крым.

История не любит сослагательного наклонения, а потому бессмысленно сейчас гадать о том, что сталось бы с Россией, если Грозный выбрал бы иной объект для удовлетворения своей страсти к завоеваниям. Но все же давайте хотя бы поверхностно проанализируем возможные варианты, а попутно рассмотрим приводимые известными исследователями некоторые «за» и «против». Начнем с рассмотрения ситуации в плане безопасности собственной земли.

Итак, Казанская и Астраханская победы поставили точку на успехах Москвы на Востоке. Но этими победами проблема не исчерпывалась. Оставалась главная заноза — Крымской ханство.

Во многом благодаря именно Казанскому и Астраханскому завоеваниям никакой надежды на хотя бы относительно мирные отношения с Крымскими Гиреями не оставалось. Разбойничья политика крымских ханов отзывалась постоянной тревогой на южной степной границе России. Политика умиротворения Гиреев никогда не приносила сколько-нибудь ощутимых положительных результатов, но все же явное задирание крымских правителей излишне раздражало их и неизбежно приводило к еще большей конфронтации. Так вот, казанская победа, а еще через некоторое время после нее столь же успешная кампания в низовьях Волги и завоевание Астрахани до крайности обострили отношения Москвы с мусульманским миром. Недовольство успехами Москвы достигло даже Стамбула. Окончательно утратив свои позиции в Поволжье, Крымское ханство, подстрекаемое турецким султаном, резко активизировало наступательную политику против России. И ранее неспокойные южные рубежи Русского государства теперь на долгие годы становятся центром средоточия оборонительных усилий московского правительства. Почти ежегодно крупные и мелкие нападения из степи станут тревожить южную окраину московских владений. Здесь теперь не будет ни объявленной войны, ни мира, ни даже перемирия, а потому никогда не будет и покоя. Навязываемая крымцами тактика внезапных набегов будет держать южные рубежи России в постоянном напряжении и тревоге, как много лет до этого в таком же напряжении и в такой же тревоге постоянно держались восточные и юго-восточные рубежи, граничившие с казанскими и астраханскими владениями.

Задача обороны осложнялась абсолютной открытостью границ, отсутствием естественных оборонительных рубежей и малочисленностью населения. Выдвинутые Далеко в заокскую степь, разбросанные на большом расстоянии друг от друга русские города-крепости не представляли собой единой и надежной линии обороны. Редкие, с немногочисленными гарнизонами, они были не в состоянии отразить нашествия крупных ордынских сил, да и не в тактике агрессора было задерживаться под их стенами. Степняки предпочитали обходить крепости, в редких случаях решаясь на осаду, и то только, если не ожидалось скорого подхода русских полевых войск. Избегать встреч с московскими воеводами в открытом поле тоже было в основе тактики агрессора. Крымцы стремились нащупать незащищенный участок границы, что при огромной ее протяженности было сделать не трудно. Затем массами своей легкой конницы они старались как можно глубже проникнуть в густонаселенные районы русских земель для грабежа имущества и захвата пленных, что издревле считалось у степняков главной добычей, а затем также быстро, по возможности не принимая боя, уйти. В результате, как в рассматриваемую эпоху, так и еще чуть ли не двумя столетиями позже, невольничьи рынки Турции и Средиземноморья были переполнены русским «живым товаром». В этих условиях защита границ Московского государства становится его главной заботой. Естественным рубежом обороны здесь оставалась широкая и многоводная река Ока, хотя в связи с расширением территории государства она в рассматриваемое время была уже далеко не пограничной. В выдвинутых в заокскую степь городах в состоянии постоянной боевой тревоги несли службу малочисленные гарнизоны, а между ними в степи рыскали воинские, преимущественно казачьи, разъезды и дозоры. Разведка беспрерывно наблюдала за степью, оповещая гарнизоны близлежащих крепостей и пограничную стражу на Оке обо всех движениях в степи. Но организовать и этот оплот обороны было делом весьма проблематичным. Степь вплотную подступала к правому берегу реки, где много мест возможной переправы, а войск, защищающих рубеж, явно недостаточно. Условия сами диктовали единственно правильную стратегию борьбы с Крымской ордой — наступление на степь, глубокий поход в ханские владения и разгром его разбойничьего гнезда.