Дочь сатаны, или По эту сторону добра и зла - Алексей Зикмунд

Глава тридцать девятая. В первых числах августа 1952 года двухмоторный "Дуглас" взлетел с аэродрома Кубинка и взял курс на полуостров Крым. На борту самолета находились отпрыски ответственных работников. Дети направлялись в Артек. Среди них находилась и наша знакомая Лилит-Натали. Всю дорогу просидела она с закрытыми глазами. Казалось, будто она никак не реагирует на детские игры на громкие слова и смех. Только было видно, как мысль, пронзительная, бесконечная мысль блуждает по лицу маленькой Лилит в виде какого-то то бледнеющего, то проступающего геометрического рисунка. Через несколько дней в бухте Артека появился военный корабль и встал на якорь. А еще через несколько дней в лагерь приехал министр государственной безопасности и член ЦК Лаврентий Павлович Берия. Ему отвели целый лагерный корпус в котором он разместился вместе с охраной. Берия прибыл в Артек поздно ночью. На море был шторм. С треском и грохотом обрушивалась на берег вода, а вдалеке, почти за горизонтом чертила зигзаги острая молния. Осколки воды летели министру прямо в лицо. Он стоял, опираясь на каменные перила балкона, в расстегнутой белой рубахе и стаканом коньяка в левой руке, и тугой, стремительный ветер раздувал легкие министра, как паруса огромного корабля. Всю ночь Берия не спал, буря разрушила сон, и только под утро он задремал, провалившись в какую-то взвизгивающую черно-красную бездну, а утром раннее солнце августа ударило министра в переносицу и заставило открыть глаза. Выйдя на балкон, он увидел яркое белое солнце, висящее над самой водой. Нежное голубое небо отражалось в спокойной воде залива. По мачтам крейсера полетели вверх веселые треугольные вымпелы. Уходящая в даль кривая сабля бетонного мола. Какое-то давно похороненное воспоминание всплывало в сознании министра. Сквозь толщу наслоившихся друг на друга лет, как в волнующемся объемном зеркале видел он ускользающее контуры воспоминания этого, словно подернутые туманом, плывущим прямо в лицо. Берия оделся и стал медленно спускаться по лестнице. Озаренный солнцем, с движущейся вокруг охраной был он похож на языческое божество. На самом краю мола, напоминающего кривой ятаган, стояла обращенная к морю лицом маленькая Лилит-Натали. Берия вступил на мол и кожаные подошвы его заскрипели на белом песке. С двух сторон лестнице стояли высокие офицеры охраны, рассматривающие горные склоны и бесконечную перспективу берега, еще один человек двигался позади метрах в пятнадцати и разглядывал спину министра. Лилит-Натали стояла на самом краю железобетонного мола с горсткой камешков в левой руке и изредка бросала их в воду. И когда Берия был уже совсем близко от нее, у него почему-то мелькнула совершенно абсурдная и малообъяснимая даже для него самого мысль: "Цветы превратились в камни и тонут, неинтересные, мертвые камни". - Доброе утро, - громко произнес министр. - Доброе утро, - ответила маленькая Лилит и даже не обернулась. Берия подошел ближе и встал рядом с девочкой. После небольшой паузы Лилит бросила в воду маленький камешек. - Ты из лагеря? - спросил Берия. - Да. - Тебе нравится море? - Да. - Мне тоже оно нравится. Ночью был сильный шторм. Как тебя зовут? - Наташа. - Ты не хочешь поговорить? - Скажем так, не очень хочу, но я буду отвечать вам, ведь вы старше меня. - Нет, не надо заставлять себя, можешь молчать. - Спасибо, - сказала девчушка, и в голосе ее могущественный министр уловил иронию. Они стояли рядом и молчали, и вероятно каждый думал о чем-то своем. После долгого разглядывания моря и паузы длинной, как полярная ночь, заговорила Лилит-Натали. - Предположим, Вы едете в поезде, и случайный спутник говорит Вам. Что через два года Вы умрете. - Как умру? - воскликнул Лаврентий Павлович, растерявшийся от неожиданности этой прозвучавшей фразы. - Вас расстреляют, - ответила Лилит и внимательно с ног до головы оглядела министра. - Так вот, - продолжала она, - если этот неизвестный скажет Вам такое, какими будут Ваши действия? - Я … я постараюсь узнать, кто он такой. Девочка повернулась к нему спиной и медленно пошла обратно в сторону берега. Берия провожал ее глазами. - И напрасно, - громко сказала она, когда уже отошла от министра на несколько метров. - Что напрасно? - в свою очередь спросил Берия и двинулся следом. - Напрасно Ваше желание узнать, кто он такой … ваш случайный попутчик. - Почему же? - Потому, что он сказал правду! Какое-то время министр молчал и смотрел на хрупкие детские лопатки, шевелящиеся в такт походке на спине Лилит. - А ты кто такая? Кто ты такая? - неожиданно и зло выкрикнул он. Лилит-Натали медленно обернулась к нему и негромко сказала: - Я - октябренок Наташа Сироткина. После этого Берии стало стыдно и он, что бы скрыть смущение, отвернулся к тихому и гладкому морю, похожему на огромное неровное зеркало.

Глава сороковая. В середине лета 1959 года Лилит-Натали познакомилась с художником, он догнал ее на Кузнецком мосту и, показав удостоверение Мосха, предложил сделать ее портрет. - Портрет, - это хорошо сказала Лилит, только я должна вас предупредить. Он получится не таким, каким Вы себе его представляете. - Почему же это не таким? - спросил художник. - Ну, это долго объяснять, но я согласна. Рисуйте. Художник был уже не молодым человеком и прославился еще до войны, написав батальное полотно, посвященное финской компании. На этой картине молодцеватые красные зуавы с лицами ударников тут и там поражали растерянных финских стрелков, которые напоминали сильно увеличенных в размерах полевых мышей. Художник не отставал от века и постоянно иллюстрировал в красках всякие выдающиеся события: революция в Китае, война в Корее, да мало ли там чего. Однако лица их он воспроизводил по памяти и по газетным фотографиям, и не таили они в себе ту необходимую степень достоверности, не таили и все. Нарисовав нескольких рабочих и работниц, он вдруг понял, что идет по неправильному пути. Бездуховные, механические физиономии нарисованного им пролетариата стали пугать художника особенно по ночам, когда он, страдая от бессонницы, входил в мастерскую, зажигал свет и видел уродливых питекантропов женского и мужского рода, которые пялились на него, не оставляя никакой надежды на эволюцию. Но в один прекрасный день художник не выдержал. Он сжег все портреты и окрыленный перспективой пустого пространства вышел на улицу, и первая девушка к которой он осмелился подойти, была Лилит-Натали. Художник позвонил по оставленному Лилит телефону, однако, договариваясь, она предупредила, что время ее ночь, и что писать ему придется с вечера до утра. - Ну, это не страшно, я все равно не сплю. А как Ваши родители, они против не будут? - На этот счет можете не беспокоится, мои родители очень спокойные люди. Весь вечер художник готовился к приему натурщицы. Он купил бутылку Киндзмараули, яблоки и виноград. Однако ухаживание за малышкой Лилит не входило в планы творца. Просто вино и фрукты по его замыслу должны были располагать к беседе. Около одиннадцати раздался звонок, и он пошел открывать. Девушка была одета во что-то длинное и черное, так что, когда художник увидел ее, у него перехватило дыхание. На ней был широкий шелковый пояс темно-красного цвета, само платье было оборудовано огромным старомодным воротником, он вырастал как бы из самих плеч и полностью закрывал затылок и шею с обеих сторон. Такие воротники носили в эпоху короля Артура. Голову Лилит - Натали стягивала черная лента с пятиконечной звездой из блестящих камней на уровне лба, черные туфельки на небольшом каблуке и черные перчатки дополняли эту картину. - Как же вы шли по улице? - воскликнул художник. - А я не шла, я ехала в машине отца. Художник отступил в прихожую, и Лилит - Натали вошла в дом. Надо сказать, что дом, в котором находилась мастерская художника был замечательным местом в послевоенной Москве. Сама мастерская располагалась на последнем этаже двенадцатиэтажного дома, который как бы уже и не был этажом, но был чем-то тринадцатым. По всему периметру дома шел огромный балкон, и все, кто получили эти мастерские, имели возможность прогуливаться по нему и даже заглядывать в чужие окна. Занервничал художник, не ожидавший увидеть такую красавицу, руки у него стали влажными. - Вино, фрукты, - произнес он скороговоркой и отступил в глубь мастерской. Лилит прошла на балкон и облокотилась на толстые железобетонные перила. Город был залит электричеством. Вспыхивали и гасли разноцветные окна, за шторами которых умирали и рождались разные люди. Любовь и радость, слезы и горе проживали в бесчисленных комнатах и квартирах Москвы. Люди, мягкий недолговечный материал из плоти и крови, понастроили зданий и придумали себе разнообразные занятия, наполнявшие их существование смыслом. Долго стояла на балконе Лилит - Натали, за это время, художник открыл бутылку вина и разлил его по бокалам, после чего включил телевизор. Через линзу, наполненную водой, он видел умиравшую Майю Плисецкую, уже тогда популярную и известную на весь мир балерину. Она трепетала в образе прекрасного лебедя, а ненавистный злодей размахивал над ее головой черными крыльями с огромными бесформенными дырами. Посмотрев балет, художник встал и прошел к настежь открытой двери. - Вас не продует? - спросил он. - Здорово, - словно не слыша его вопрос, сказала Лилит. - Вы, вероятно, очень талантливы, такая мастерская в центре не каждому дается. Художник пожал плечами. - Возьмите вино, - предложил он. Лилит - Натали захватила бокал и они чокнулись. - За Ваш несомненный успех, - сказала девушка и выпила до дна. Он тоже выпил, потом поставил в центр мастерской стул с высокой резной спинкой и подлокотниками с деревянными львами и, усадив на него девушку, стал кружить вокруг, подыскивая точку, с которой лучше всего начать рисунок картины. Две ночи он рисовал ее. На третью ночь, когда он уже должен был закончить портрет, она не пришла. Он ждал ее полтора часа и выпил за это время почти две бутылки вина. В пол первого он подошел к портрету, что бы подправить волосы и увидел, что лицо девушки совершенно живое. Горят глаза, улыбаются губы, а на щеках играют маленькие треугольные ямочки. Лилит - Натали была написана в полный рост, она сидела на стуле, положив ногу на ногу. Этот портрет можно было бы назвать портретом эпохи раннего средневековья, если бы не полная свобода, с которой девушка расположилась на стуле. "Дьявольщина какая-то", - подумал художник и отвернулся, что бы плеснуть в бокал немного вина. И вдруг он явно услышал, как за спиной его зашелестела одежда. Он резко обернулся и увидел, как туфелька девушки скользнула за багетную раму и растаяла на холсте. Она просто сменила положение, у нее затекла нога и она сменила положение. Теперь правая нога была закинута на левую, а не наоборот. Краем неверного полупьяного глаза художник уловил движение, однако поверить в реальность того, что он видел. Еще не мог. Он подошел к портрету и указательным пальцем дотронулся до холста. Ощутив шероховатую поверхность материи, он успокоился. Налив вина, он сел напротив холста. За всю свою долгую и не очень трудную жизнь ему еще ни разу не удавалось нарисовать полотно такой поражающей выразительности. Он смотрел на картину и ощутил вокруг себя еще чье-то присутствие. Допив очередной бокал. Он встал и обошел холст с другой стороны. Встав за спиной портрета, он нагнул голову и заглянул в нарисованное лицо, и портретная Лилит - Натали подмигнула ему. "Нечистая сила", - мелькнуло у него и он, обойдя портрет, отошел в угол комнаты, где стояла еще одна бутылка вина. Так, пялясь на портрет, он открыл бутылку и отхлебнул из горла добрую треть. Взяв папиросу, художник сел на табурет в углу мастерской. Он выпил до дна третью бутылку, закашлявшись на последнем глотке, и опустив голову вниз, а когда поднял ее, то увидел что девушка стоит рядом с ним. - Такого не может быть, - промолвил художник, прижимаясь плечом к стене и инстинктивно закрывая лицо рукой. Пьяный, он затравлено поглядывал то на девушку, то на пустую багетную раму. А Лилит -Натали стояла и смотрела на стоптанные мыски его видавших виды сандалет и молчала. Потом она медленно подняла левую руку и протянула ее художнику, и тот, как будто заговоренный, в свою очередь протянул ей свою. Лилит - Натали вывела его на балкон и довела до разрушенной мастерами загородки. Несколько месяцев назад на балкон с крыши рухнула плохо закрепленная люлька. Она забрызгала краской один из углов и упала вниз в палисадник, к счастью никого не задев. Владелец смежной с художником мастерской, писатель, на чью территорию приходился разрушенный угол, натянул между развалинами балконной ограды толстые веревки. Однако подойдя к этому месту, увлекаемый Лилит художник увидел, что веревочных заграждений этих нет вовсе, а прямо от места этого поднимается вверх под небольшим углом асфальтированная дорожка, в конце которой виден золотой трон с сидящим на нем существом с козлиной головой и человеческим торсом. - Не бойтесь, - сказала Лилит и робкий, боявшийся даже мышей художник смело шагнул на асфальтированную эту плоскость, выросшую прямо из небесного свода. Это бог, - сказала Лилит - Натали, и художник повторил: - Это бог. И так они шли по направлению к этому диковинному богу, который с каждым их шагом отодвигался все дальше и дальше. "Так вот он какой, бог, вот он какой", - думал художник. Но вот трон, освещенный золотыми лучами, прекратил движение и замер. И когда уже волшебные его лучи ласково пощекотали лицо художника, трон вместе с его хозяином вдруг покачнулся и, опрокинувшись навзничь, ушел в черную пустоту ночи, исчез в ней, со свистом и грохотом увлекая за собой и все свое призрачное великолепие. И в ту же секунду растворилась в черном мороке ночи этой и сама Лилит - Натали, выдернула она руки и исчезла, а стоявший на краю пути художник шагнул вниз в пропасть реальную, которая и была для него закономерным концом. Утром дворник обнаружил труп жильца и вызвал милицию. Вскрыв мастерскую, органы увидели три пустых бутылки из-под вина и пустую багетную раму.