Хозяйка Айфорд-мэнор (СИ) - Бергер Евгения Александровна

Аделия и сама удивилась, насколько слабой себя ощущала в этот момент, насколько безвольной… Должно быть, только подле Адэра Брукса она могла становиться собой: бедной девочкой, притворяющейся кем-то другим. Кем-то достаточно сильным и несгибаемым…

Её подхватили на руки и с нежностью опустили на мягкий матрац. Она не успела понять, что происходит, как горячие, жадные руки скользнули по подвязкам чулок, а мягкие губы накрыли её поцелуем. Столь требовательным и ненасытным, что на мгновение потемнело в глазах… Сладко заныло внизу живота.

И тогда она вспомнила про ребенка…

— Боже мой, нам нельзя! — прошептала она, с трудом прерывая неистовый поцелуй. — Мой ребенок… он пострадает…

— Я буду так осторожен, что он ничего не почувствует… — отозвался мужчина, покрывая горячими поцелуями ее шею и грудь. — Признайся, ты сама этого хочешь… с того самого раза, как мы были вместе впервые. Разве тебе тогда не понравилось? Разве ты не хотела бы все повторить?

Он смял ее грудь через платье, и Аделия вспомнила боль: то, как Адэр ворвался в нее под пологом зеленого леса, как шептал, что боль — лишь преддверие удовольствия, просил расслабиться и довериться ему полностью… Она и доверилась.

— Я замужняя женщина, — сказала она, порываясь подняться. — Это грех. Я не могу!

Брукс потемнел лицом и, уткнувшись ей в волосы, замер на долю секунды — как и Аделия под напором его тяжелого тела.

— Я люблю тебя, — прошептал он ей в самые губы. — И хочу тебя. Ты должна быть моей…

Вместо радости от признания девушка испытала испуг: неожиданный и, казалось бы, неуместный, но он кольнул в самое сердце.

— Я принадлежу мужу, — отозвалась она. — С этим теперь ничего не поделать.

Адэр поднялся и оправил дублет, глядя на нее сверху вниз чуть прищуренными глазами.

Произнес:

— Дитя в твоем чреве не делает его твоим господином

Потом повернулся и вышел из комнаты ни разу не оглянувшись.

Аделия села и оправила сбившуюся до талии юбку. В висках ухало, перед глазами стлался туман…

Что сейчас было? Как до такого дошло?

Ей казалось, она благочестивая женщина, готовая противостоять любому соблазну. Ан-нет, позволила Адэру снова касаться себя, целовать… И если бы ни ребенок… она бы опять ему уступила. Как тогда, в самый первый их раз, когда он сказал ей: «Доверься мне, милая девочка, я покажу тебе звезды…»

Они и в самом деле светили над ней, когда он делал с ней это… когда шептал: «Не кричи, сейчас станет легче. Ты такая красивая!» И она не кричала — считала звезды до десяти и начинала с начала.

Ей казалось, этот акт никогда не закончится…

Никогда не закончится эта пытка.

— Госпожа.

Голос от двери позвал ее, и Аделия воротилась в реальность.

— Мэри-Энн, — прошептала она. — Я сейчас. — И поднялась с постели.

Она ощущала себя грязной, как никогда, запятнанной, словно совершила нечто настолько ужасное, что этому не могло быть прощения.

Если прежде ее тяготило желание умертвить дитя в своем чреве, то теперь чувство вины усугубилось едва не совершенной изменой.

Она действительно слабая и никчемная, бедная девочка, увязшая в паутине лжи и обмана, из которой, казалось бы, не было выхода.

С тяжелым сердцем Аделия вышла из комнаты и покинула стены гостиницы — на душе было пасмурно как никогда.

24 глава

После рассказа трактирщика Коллума обуяло неуёмное беспокойство, сладить с которым не выходило. Он всю дорогу гнал лошадь галопом, то вырываясь вперед от обоза, то возвращаясь к нему; тот, даже пустым, ехал медленно, пересчитывал каждую кочку-колдобину, и мужчине было мучительно черепашье то передвижение. Однако оставить его он все равно не решался: люди зависели от него, а он зависел от них.

Правда, на подъезде к Уоппингу, велев вознице править к «Королевской короне», он все-таки унесся вперед, и, бросив слуге поводья своей взмыленной лошади, поспешил к комнате Аделии Айфорд.

Во-первых, хотел рассказать о том, что узнал от трактирщика, во-вторых, убедиться, что с ней все в порядке. Отчего-то казалось, что ей не составило бы труда ввязаться в опасную авантюру. Характер у нее был для этого подходящий: напористый, вздорный и абсолютно несносный.

На стук ему никто не ответил ни после первого, ни после четвертого стука.

Только служанка с корзиной белья, поднявшаяся на этаж, вдруг сказала:

— Леди из этой комнаты, господин, ушла еще поутру и больше не возвращалась. — Коллум сжал кулаки и выругался сквозь зубы.

— Ты уверена? — спросил он.

— Да, господин. Хозяин велел снести ей обед, а ее не было в комнате. Они ушли с Мэри-Энн, девочкой, что вы наняли для нее…

— Куда ушли?

Резкие, словно рубленые слова Коллума, кажется, испугали служанку, и она стушевалась:

— Так не знаю я, господин. — И поспешила добавить: — Ее с утра спрашивал кто-то… мужчина… Быть может, он скажет точнее.

— Мужчина? — Вот теперь Коллум по-настоящему испугался. Что за мужчина мог спрашивать о ней в этом городе? — Знаешь, кто он?

Служанка указала рукой на дверь в другом конце коридора.

— Он сейчас в комнате. Имени я не знаю.

И не нужно, он все выяснит сам! Коллум большими шагами прошел мимо девушки и дважды ударил в деревянную дверь. Та распахнулась под ворчливое недовольство о том, что некоторые желали бы отдохнуть, и Коллум, опешив на миг, увидел Адэра Брукса в одной рубашке и бриджах.

Тот тоже выглядел удивленным, но быстро взял себя в руки.

— Господин Шерман, какими судьбами? — осведомился с тонкой улыбкой. — Проходите, прошу вас.

Коллум вошел и окинул комнату взглядом. В голове его, от обилия мыслей и без того порядком гудевшей, всколыхнулась все та же неприятная мысль: Аделия Айфорд влюблена в Адэра Брукса. Мало того, они сговорились встретиться здесь, и она разыграла фарс с болями, чтобы остаться и встретиться с ним.

Может быть, в этой комнате…

Может быть, у нее…

От мелькнувшей перед глазами картинки он невольно сжал зубы.

— Где госпожа Айфорд? — осведомился без экивоков. — Я знаю, вы виделись с ней.

Брукс растянул губы в улыбке, фальшивой и донельзя неприятной.

— Виделся. Вам что с того?

В самом деле, какое ему до этой женщины дело? Ведет себя, словно влюбленный мальчишка.

— Я отвечаю за нее в этой поездке. Ей стало плохо дорогой…

— Теперь много лучше, — осклабился Брукс. — Никак общество некоторых людей действует угнетающе.

Коллум прищурил глаза, и они с Бруксом сцепились взглядами.

— Вы хотите мне что-то сказать? — спросил Шерман с угрозой.

И Брукс в том же тоне ответил:

— Обычно с такими, как вы, я стараюсь даже не заговаривать, но сейчас…

— С такими, как я?

— С такими мерзавцами, чтобы было яснее, — охотно пояснили ему. — Сейчас же я вряд ли сумею сдержаться, — продолжил Брукс свою мысль. Процедил: — Такие, как вы, берут женщину силой, делают то, что ей не приятно, а после смеют являться как ни в чем ни бывало, предлагать свою мнимую помощь и наигранную заботу.

Коллум сжал зубы и кулаки, сжался весь словно пружина, готовая вот-вот разжаться и…

Он улыбнулся с насмешкой:

— Вам что с того? — повторил слова Брукса, адресованные ему же. — Вам что за дело до Аделии Айфорд? Разве вы муж ей или… любовник? — Он помедлил, выискивая ответ в его мимике. — Друг?

Брукс не выдал себя ни единым дрогнувшим мускулом.

И произнес:

— Я тот, кому эта девушка не безразлична.

— В таком случае, нас таких двое, — ответствовал его собеседник. — Я тоже желаю госпоже Айфорд только добра!

— Ей… или вашему семени в ее животе? — осклабился Брукс. — Ваша навязчивость, уж простите за прямоту, наводит на определенные мысли.

Коллум знал, о чем говорят в Ланкашире, и все равно разозлился: ярость вскипела в нем, долго сдерживаемая и нашедшая выход, ударила по вискам. И рука разогнулась как бы сама по себе, когда кулак с яростью припечатался в челюсть Адэра Брукса…