Другой глобус (СИ) - "kammerherr"

Гус был готов к такому повороту разговора.

— Совершенно с вами согласен, Ваше Величество. И я ничего не имею лично против Киршнера. Но его соотечественники заняли все руководящие должности в университете, а чешские преподаватели, среди которых тоже есть очень достойные люди и замечательные ученые, находятся в положении их слуг…

Гневный — как показалось Гусу — взгляд короля оборвал его монолог. Проповеднику стало не по себе. Но Вацлав ничего не сказал и, дойдя до конца галереи, остановился у окна. Гус, следуя за ним, встал рядом, украдкой наблюдая за мимикой короля. Ему показалось, что гроза миновала. Его величество, тем не менее, держал паузу. Наконец, продолжая смотреть в окно, сказал, не скрывая иронии:

— Но король-то в Чехии — чех…

Гус понял. «Крыть» было нечем, да если бы и было чем, — опасно. Оставалось продолжать наблюдать за выражением лица собеседника и ждать, что будет дальше.

После еще одной долгой паузы, в течение которой император, казалось, думал совсем не о национальном составе преподавателей университета, Вацлав произнес решительно:

— Я хочу взглянуть на эту книгу!

Глава 14

Арендованная машина будет, конечно, следом для полиции, но по расчетам Майнкопфа, когда дело дойдет до полиции, он с товарищами и с рукописью будут уже далеко…

Подъехали к дому Клосса, заглушили мотор и четверо остались ждать в машине, пока Юрген не откроет дверь и не подаст сигнал. Впрочем, ждать пришлось меньше двух минут.

Как было условлено заранее, Майнкопф с Бауэром сразу же пошли на второй этаж, «будить» Клосса, а Хейнц с Гюнтером — в спальни его жены и детей. Юрген, выполнявший роль шофера, остался в машине. Уже через 7 минут все хозяева, со связанными руками, были собраны в холле.

Гвалт стоял — как на птичьем базаре, жена и дочки визжали, не умолкая ни на секунду, сам Клосс пытался их успокоить, но этим только добавлял шума. Работать в такой ситуации было совершенно невозможно.

— Ты! — ткнул Майнкопф пальцем в Бауэра (в последний момент они договорились не называть друг друга по именам и фамилиям, ведь в доме оставались «прослушки», которые достанутся полиции) — отведи этих — он указал пистолетом на женщин — куда — нибудь подальше, и запри их.

«Ищейка» схватил младшую девочку за ворот ночной рубашки, приставил пистолет к ее затылку и скомандовал: «Вперед!», кивком головы показав матери и старшей сестре, что их это тоже касается. Визги и вой стали удаляться и постепенно затихли, кажется, где-то на втором этаже. Обстановка сразу же стала рабочей.

— Ты! — Майнкопф кивком показал на Зигерта, — встань на всякий случай к окну. — Хейнц послушно подошел к окну и отвернулся, глядя в темноту.

— Я прошу прощения за столь поздний визит, господин старый знакомый! — Отто повернулся к хозяину дома, изображая слащавую улыбку с поклоном. — Мы с товарищами просто хотели узнать, заплатили ли вы штраф, присужденный вам немецким судом, прежде чем покидать Германию?

Клосс сидел на диване, куда его посадили, со связанными руками, босой, в ночной пижаме, смотрел на кривляющегося Майнкопфа совершенно спокойно и молчал.

— А то, ведь нехорошо получается… Такой знаменитый и талантливый — он с нажимом произнес это слово — художник… Наверняка не бедный — вон, целый дом купил… — Полковник продолжал в том же духе, делая паузы после каждой фразы. — А бежит из страны, как… — Отто на мгновение запнулся, пытаясь подобрать подходящее сравнение, — нашкодивший кот. Да еще и пользуясь этим случаем, чтобы сэкономить какие-то несчастные 300 марок!

Клосс продолжал наблюдать за ним молча, причем, в его взгляде, как показалось Майнкопфу, даже появилось любопытство. Он украдкой посмотрел на Гюнтера — тот сидел с совершенно безучастным видом, словно понятой при обыске. Что касается Хейнца, то даже по его спине было заметно, что он скучает. Полковник начал терять терпение.

Скрипнула дверь, и в дверном проеме показалась голова Бауэра.

— Что ты здесь делаешь? — рявкнул на него Майнкопф. — Возвращайся к бабам и следи, чтобы они не выпрыгнули из окна или не смылись через дымоход!

Голова тут же скрылась за дверью. Он снова повернулся к Клоссу.

— Ну, довольно, — сказад Майнкопф уже более спокойно, очевидно, начиная партию «доброго полицейского». — Вы догадываетесь, зачем мы здесь?

— Нет, — сказал Клосс. — Но думаю, что не из-за трехсот марок штрафа. Кстати, я их тогда заплатил.

— Не валяйте дурака, господин художник! — Отто снова начал входить в прежнюю роль. — Речь идет о вашей жизни и — он поднял глаза к потолку — жизни вашей семьи. — Мне нужна рукопись — вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. У вас есть два варианта. Отдать ее нам — и сохранить жизнь себе, своей жене и детям, или не отдавать — и быть убитыми. Оба варианта действуют только здесь и сейчас, немедленно. И можете не сомневаться, что рукопись мы все равно найдем. У вас три минуты на размышление, — полковник посмотрел на часы. — Время пошло!

— В доме ее нет, — сказал Клосс после некоторой паузы.

— Предупреждаю, — сказал Майнкопф, не отрывая взгляда от циферблата своих часов — вы теряете время. Мы знаем, что рукопись в доме. Осталось две минуты тридцать секунд.

Периферийным зрением он отметил перемену настроения у своих людей. Гюнтер подался корпусом вперед, словно собирался выпрыгнуть из кресла, и наблюдал за происходящим с явной тревогой. Фигура Хейнца, который, кажется, ни разу не пошевелился с того момента, как встал у окна, заметно напряглась. В наступившей тишине было слышно тиканье часов Майнкопфа.

— Две минуты! — ледяным голосом произнес полковник. — Герхард, — он перешел на отеческий тон, — будьте благоразумны! Чего вы добьетесь своим геройством?..

Клосс продолжал молчать, внимательно рассматривая свои босые ноги. Казалось, он что-то обдумывает.

— Минута тридцать секунд, — объявил Отто, и стоявшему у окна Зигерту показалось, что на этот раз, голос его звучал не так уверенно…

«Чертов маляр»! — думал Майкопф, вспоминая последнюю фразу своего помощника, сказанную сегодня утром: «Нам все равно придется ее искать». Получалось, что он настолько глуп, что сам себе поставил ультиматум с этими тремя минутами. Потому что это не у Клосса, который на самом-то деле, все равно приговорен, а у него истекает время, и если «маляр» не отдаст рукопись, он, Майнкопф, окажется в дурацком положении, и его авторитет перед этим мальчишкой… Впрочем, черт с ним, с авторитетом — что, если этот «виртуоз» Бауэр, не найдет рукопись?.. Даже думать об этом не хотелось. Тут же, впрочем, мелькнула спасительная мысль — в этом случае, он, Отто, вроде как будет не виноват…

— Господин Клосс! — Зигерт неожиданно повернулся к хозяину дома. — Вы напрасно упорствуете, ведь в конце — концов, у нас с вами одна цель — сохранить рукопись, как культурный раритет и расшифровать ее. Какая разница, где она при этом будет храниться, в Штатах или в Германии?

Клосс, казалось, не слышал обращенной к нему фразы. Он продолжал сидеть неподвижно, уставившись в одну точку, и похоже, просто ожидал развязки. Но когда Майнкопф произнес: «Осталась одна минута!», он, не оборачиваясь к Зигерту и не меняя позы, сказал, словно самому себе:

— Забавно, что о культурных раритетах говорят люди, сжигавшие на Потсдамерплатц вместе с моими картинами, произведения лучших немецких художников и писателей.

— Ну, довольно! — Майнкопф, наконец, принял решение. Он встал перед Клоссом и, рванув затвор пистолета, направил его на художника. — У вас последний шанс, господин маляр, отдать нам рукопись, да или нет?..

В абсолютно черном до этого окне вдруг замелькали веселые разноцветные огоньки. Характерный звук из всего двух сменяющихся нот, высокой и низкой, постепенно усиливаясь, начал вытеснять тишину.

— Полиция! — закричал Зигерт, бросаясь от окна в глубину комнаты.

— В машину, быстро! — Майнкопф подбежал к лестнице и крикнул вверх, забыв об условленной конспирации: