Женщины-легенды. Сильный слабый пол - Ольга Соломатина

Немногим более счастливой оказалась судьба первой русской официально признанной художницы Софьи Васильевны Сухово-Кобылиной, сестры известного драматурга. Успех достался ей большой тратой сил и средств. Ее способности разглядел и оценил художник-пейзажист академик Императорской Академии художеств Е.Е. Мейер. Но остальные академики видели в ней главным образом наследницу знатного и богатого рода, способную своими средствами поддерживать талантливых, но бедных коллег-художников. И не исключено, что именно за этот дар приняли Сухово-Кобылину в 1847 году в Академию художеств. А Мейер на протяжении нескольких лет ее учебы не уставал подчеркивать, что она исполняет взятые на себя спонсорские обязательства. В 1851 году он писал конференц-секретарю академии В.И. Григоровичу, что отправил в Петербург картину Сухово-Кобылиной, и просил поверить, что «она писана совершенно ею одною». А также добавлял: «Я от души жалею, что она не имеет чести быть лично с Вами знакома; тогда и Вы бы сами убедились, что подобную девицу следует поощрить. Она богата, знатна и бросила все для живописи… Любовь ее к искусству неимоверна, и ей я единственно обязан, что как художник имею еще будущность, которая раскрылась передо мною со всеми надеждами на успехи и удачу… Нельзя не помочь моему благому намерению и не поощрить девушку, которая трудится не ради славы, а из любви к прекрасному, и деньги которой уходят все на помощь художникам и на собственные успехи».

В число выдающихся русских художников Сухово-Кобылина так и не вошла, но вполне заслуженно считалась серьезным профессионалом, пользовавшимся успехом у публики. Во всяком случае, на посмертной выставке, состоявшейся в 1868 году, все 174 экспонированные картины были приобретены ценителями живописи.

Непросто складывалась и судьба первой русской женщины-ученого Софьи Васильевны Ковалевской. На своем пути к считавшейся совершенно мужской профессии она встретила то же препятствие, что и все остальные женщины Российской империи. Поступление женщин в высшие учебные заведения категорически воспрещалось, так что оставался единственный выход – учеба в университете за границей. Однако законы запрещали выдавать заграничные паспорта девицам без разрешения родителей, а женщинам – без согласия мужа. Отец же Софьи генерал Корвин-Круковский подвергать дочь такой опасности, как высшее образование, не собирался....

Поступление женщин в высшие учебные заведения категорически воспрещалось, так что оставался единственный выход – учеба в университете за границей. Однако отец Софьи подвергать дочь такой опасности, как высшее образование , не собирался.

Так что девушке пришлось использовать тот же метод, что помог выехать за рубеж многим представительницам русской интеллигенции второй половины XIX века, – фиктивный брак. Ничего не подозревавший отец легко отдал руку дочери молодому ученому Владимиру Ковалевскому. А тот, в свою очередь, не подозревал, что влюбится в свою фиктивную жену. Они вместе уехали за границу, и пока Ковалевская готовилась к поступлению в университет, а затем училась, муж трогательно заботился о ней. А ее эмансипированные подруги требовали, чтобы отношения Ковалевских из фиктивных не перерастали в нечто большее. В результате Ковалевскому даже пришлось переехать на другую квартиру, а затем и вовсе в другой город. Историк русского женского движения Э.А. Павлюченко писала: «Начались поездки из города в город, мучительные встречи, выяснение отношений. С осени 1871 г. все чаще слышались жалобы Владимира Онуфриевича на ложность положения, созданного фиктивным браком. Это же тяготило и жену. Наконец в 1874 г., после их возвращения на родину, фиктивный брак стал фактическим. В 1878 г. у Ковалевских родилась дочь… В столице Ковалевские вращаются в избранном кругу: Менделеев, Сеченов, Бутлеров, Чебышев – цвет российской науки, выдающиеся писатели Тургенев и Достоевский… Но это неофициальная, общественная сторона. С официальной стороны все выглядело иначе – первая ученая женщина, доктор математики, не могла получить на родине достойного места. Весной 1881 г. она уехала с трехлетней дочерью в Берлин, чтобы продолжить занятия математикой, а в 1883 г. Стокгольмский университет (не Петербургский и не Московский!) предложил ей профессорскую кафедру. Однако С.В. Ковалевская хотела вернуться в Россию. За нее хлопотали, и в 1889 г. был получен чрезвычайно вежливый, но твердый отказ: «Так как доступ на кафедры в наших университетах совсем закрыт для женщин, каковы бы ни были их способности и познания, то для госпожи Ковалевской в нашем отечестве нет места, столь же почетного и хорошо оплачиваемого, как то, которое она занимает в Стокгольме. Место преподавателя математики на Высших женских курсах гораздо ниже университетской кафедры; в других же наших учебных заведениях, где женщины могут быть учителями, преподавание математики ограничивается одними элементарными частями». Правда, научная общественность взяла реванш, избрав Ковалевскую членом-корреспондентом Академии наук – случай беспрецедентный в те времена не только для России, но и для мировой практики. «Я очень счастлив видеть исполненным одно из моих самых пламенных и обоснованных желаний», – писал Софье Васильевне академик П.Л. Чебышев.

На этом фоне научная общественность не обратила большого внимания на то, что муж Ковалевской, к тому времени по большей части занимавшийся коммерческими делами, запутался и в отношениях с женой, и в отношениях с партнерами и кредиторами и покончил с собой. Да и конец ее собственной жизни тоже трудно назвать счастливым. В чужом ей Стокгольме она пыталась найти счастье и занятие помимо науки и даже начала писать пьесы. А в 1891 году на пути из Берлина в Стокгольм узнала, что в Дании началась эпидемия оспы, и решила изменить маршрут. Никакого подходящего транспорта, кроме открытого экипажа, не оказалось, Ковалевская простудилась, началось воспаление легких, и она, как писали ее биографы, умерла в шведской столице в полном одиночестве, не имея рядом ни одного близкого человека.

Счастливым исключением в длинной череде историй о тяжелой борьбе женщин за освоение мужских профессий стала жена Ф.М. Достоевского Анна Григорьевна. Она первой в России стала женщиной – издателем и распространителем книг. Естественно, книг мужа.

«Одною из наших надежд на поправление денежных обстоятельств (пожалуй, главною), – вспоминала она, – была возможность продать право издания отдельной книгой романа «Идиот», а затем романа «Бесы». Живя за границей, трудно было устроить такую продажу; не легче стало и тогда, когда мы вернулись в Россию и получили возможность лично сговариваться с издателями. К кому из них мы ни обращались, нам предлагали очень невыгодную цену, так, за право издания отдельной книгой романа «Вечный муж» (в 2000 экземпляров) книгопродавец А.Ф. Базунов уплатил нам сто пятьдесят рублей, за право издать роман «Бесы» предлагали всего пятьсот рублей, да еще с уплатою по частям в течение двух лет».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});