Миллионы Стрэттон-парка - Дик Фрэнсис

Поведя рукой в сторону разгорающейся схватки, Дарт спросил:

— А вы что думаете по поводу того, что им следует предпринять?

— Я? Лично я?

— Да.

— Им ровным счетом наплевать, что я думаю.

— Но мне любопытно было бы узнать.

— Я думаю, что им следует заняться выяснением, кто сделал это и с какой целью.

— Но ведь полиция занимается этим.

— Вы что, хотите сказать, что семейство не желает знать?

Дарт явно пришел в смятение:

— А вы что, видите сквозь стены?

— Почему они не хотят знать? Мне кажется, это опасное безразличие.

— Марджори пойдет на что угодно, лишь бы все, что касается семейства, было шито-крыто, — признался Дарт. — Она еще хуже деда, а ведь он отдал бы все на свете, лишь бы не запятналось имя Стрэттонов.

Кит, наверное, влетел им в копеечку, подумал я, начиная с моей матушки и сколько еще раз после нее, и еще я задался вопросом, что же такое мог натворить Форсайт, чтобы так напугать их.

Дарт взглянул на часы.

— Без двадцати двенадцать, — сказал он, — меня уже тошнит от всего этого. Что бы вы сказали о «Мейфлауере»?

Подумав, я согласился на «Мейфлауер» и без фанфар отступил с ним к шестилетней «Гранаде» с ржавыми передними крыльями. По-видимому, Гарольд Квест никогда не мешал выезжать с ипподрома. Мы беспрепятственно проследовали до примитивной подделки под 1620 год, где Дарт заказал маленькую кружку, а я присовокупил к ней заказ на пятнадцать домашних сандвичей с сыром, помидорами, ветчиной и салатом, а к ним целую лохань мороженого.

— И вы все это собираетесь съесть? — изумился Дарт.

— Меня ждут пять разинутых клювов.

— Боже милосердный! Совершенно забыл.

Пока нам готовили сандвичи, мы сидели и пили пиво, а потом он, посмеиваясь, отвез меня через задний въезд к дому Роджера и припарковался рядом с автобусом.

Рядом с входом в автобус я приспособил выносной гонг, который выдвигался из специальной ниши, и Дарт с нескрываемым удивлением наблюдал, как я извлек гонг на улицу и начал колотить по нему.

Ковбои заявились прямо из прерии, голодные, сухие, гордые и независимые, и расселись на ящиках и бревнах, приготовившись к ленчу на открытом воздухе. Я стоял, оперевшись на костыли. Мальчики привыкли к моему виду и никак не реагировали.

Они рассказали, что построили из палок частокол. Внутри укрепления находилась кавалерия Соединенных Штатов (Кристофер и Тоби), а за его пределами — индейцы (все остальные). Индейцы (конечно же) были хорошими и хотели взять частокол штурмом или каким-либо другим способом и заполучить побольше скальпов бледнолицых. Для этого, сказал вождь Эдуард, нужно суметь подкрасться к форту. Самым искусным разведчиком был Элан Красное Перо.

С сандвичем в руках, Дарт заметил, что, как ему кажется, устрашающая боевая раскраска Нила (губная помада миссис Гарднер) — настоящее торжество политической корректности.

Ни один из них не понял, что он хотел сказать. Я заметил, как Нил впитывает эти слова, молча проговаривает их, готовясь позже задать вопрос.

Как саранча набросившись на мейфлауерскую еду, они скоро пришли в самое благодушное настроение, и я счел момент подходящим, чтобы сказать им:

— Задайте Дарту загадку про пилигрима. Ему будет интересно.

Кристофер с готовностью начал:

— Пилигрим пришел к развилке дороги. Одна дорога вела к жизни, другая к смерти. У начала обеих дорог стоял страж.

— Они были близнецами, — уточнил Эдуард. Кристофер кивнул и продолжил:

— Один близнец всегда говорил правду, другой всегда врал.

Дарт повернул голову и посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Это очень древняя загадка, — извиняющимся тоном пояснил Эдуард.

— Пилигриму разрешалось задать только один вопрос, — сказал Тоби. — Только один. А чтобы спасти свою жизнь, он должен был узнать, какая из дорог ведет к жизни. Так вот, что он спросил?

— Он спросил, какая дорога ведет к жизни, — резонно ответил Дарт.

Кристофер тут же уточнил:

— А кого из близнецов он спросил?

— Того, кто говорил правду.

— А как он мог узнать, кто из них говорит правду? Они же были похожи, как две капли воды. Они же были близнецами.

— Конрад с Китом совсем не одинаковые, — возразил Дарт.

Не поняв его возражения, дети продолжали давить на него. Тоби еще раз задал вопрос:

— Какой вопрос задал пилигрим?

— Не имею ни малейшего представления.

— Думайте, — приказал Эдуард. Дарт повернулся ко мне.

— Выручайте! — взмолился он.

— Пилигрим не так сказал, — с удовольствием довел до его сведения Нил.

— А вы все знаете?

Пять голов кивнули:

— Папа нам сказал.

— Тогда пусть папа скажет и мне.

Однако объяснил ему ответ Кристофер.

— Пилигрим мог задать только один вопрос, поэтому он подошел к одному из близнецов и спросил: «Если я спрошу у твоего брата, какая дорога ведет к жизни, по какой дороге он покажет мне идти?»

Кристофер замолчал. Дарт огорошенно переводил взгляд с одного на другого.

— И это все? — только и мог он проговорить.

— Это все. Так что сделал пилигрим?

— Ну… он… Сдаюсь. Что он сделал?

Они не собирались подсказывать ему.

— Вот дьяволы, — сказал Дарт.

— Один из близнецов и был дьяволом, — согласился Эдуард, — а другой ангелом.

Всем вдруг надоела эта загадка, и они дружно удалились, как это повелось у них, чтобы продолжить свои игры.

— Ради Бога, умоляю! — воскликнул Дарт. — Это просто нечестно.

Я никак не мог унять смех.

— Ну правда, что сделал пилигрим?

— Догадайтесь.

— Вы такой же фрукт, как ваши дети.

Мы с Дартом вернулись к его машине. Он положил костыли на заднее сиденье, спросив при этом:

— Кит здорово вас поранил, да?

— Нет, это взрыв. На меня упали части крыши.

— Упали на вас? Да, я слышал.

— От лопаток и ниже все содрано. Могло быть хуже, — заметил я.

— Вполне, — он завел машину и поехал по внутренней частной дороге.

— Ну а все-таки, что сделал пилигрим?

Я улыбнулся.

— Какую бы дорогу ни назвал близнец, любой из них, он пошел бы по другой. И тот, и другой из близнецов указали бы дорогу к смерти.

Он ненадолго задумался:

— Как это?

— Если пилигрим спросил бы правдивого близнеца, по какой дороге его брат послал бы его к жизни, правдивый близнец, зная, что его брат солжет, показал бы дорогу к смерти.

— Совсем запутался.

Я снова повторил.

— И, — сказал я, — если бы пилигрим спросил у лживого близнеца, по какой дороге его брат послал бы его к жизни, то, зная, что брат скажет правду, лживый близнец солгал бы о том, что сказал бы брат. Так что лживый близнец тоже показал бы дорогу к смерти.

Дарт погрузился в молчание. Потом вдруг спросил:

— А ваши ребята понимают эту загадку?

— Да. Они даже разыгрывали ее.

— Они когда-нибудь ссорятся?

— Конечно, ссорятся. Но они столько раз переезжали с места на место, что не успевали подружиться с кем-нибудь посторонним. Они держатся друг друга. — Я вздохнул. — Скоро они уже вырастут, и все это кончится. Кристофер и так уже слишком большой для большей части их игр.

— Жаль.

— Жизнь не стоит на месте.

Дарт мягко притормозил у импровизированной автостоянки перед конторой Роджера. Я как бы невзначай спросил:

— А вы и в самом деле приезжали сюда вчера утром в этой машине, как утверждает Гарольд Квест?

— Да нет, ничего подобного, — Дарт не обиделся. — Больше того, я был у себя в ванной с восьми до половины девятого, и, пожалуйста, только не смейтесь. Никому этого не говорю, но я достал новый массажер-вибратор для кожи головы, он должен приостановить выпадение волос.

— Змеиный жир, — сказал я.

— А, чтоб вас, говорю, не смейтесь.

— А я и не смеюсь.

— Вас выдают лицевые мускулы, они подергиваются.

— Но я верю, честное слово, — сказал я, — верю, что из-за своих волос вы вчера не приезжали в половине девятого на ипподром в этом драндулете, напичканном деткордом и пластиковой взрывчаткой.

— Спасибо и на этом.

— Вопрос в том, не мог ли кто-нибудь позаимствовать вашу машину, пока вы изучали вибратор, и притом так, чтобы вы об этом не знали? И как вы поведете себя, если эксперт из полиции вздумает осмотреть вашу машину на предмет выявления следов нитратов?

Этот вопрос привел его в ужас.

— Этого не может быть. Что вы говорите!

— Кто-то, — пояснил я, — вчера привез к трибуне, а точнее, к лестнице на трибунах взрывчатку. И возможно, я не ошибусь, если скажу, что ее натыкали в стены после того, как ночной сторож в семь утра ушел домой. Было уже совершенно светло. И ни души поблизости, потому что была Страстная пятница. Были только Гарольд Квест с крикливой командой у ворот, и я не очень уверен, можно ли сколько-нибудь доверять ему.