Успех (сборник) - Михаил Харитонов

Кралевский старательно отгонял от себя неприятные мысли о том, что чип может быть испорчен или повреждён. У него, конечно, было в запасе ещё три тела, но Ввагр Паргентум был самым интересным вариантом.

Медицинский робот подхватил голову манипуляторами, поднёс к её макушке молекулярное лезвие и осторожно проделал отверстие в макушке. Микроманипуляторы закопошились в одной из половинок, выискивая в промороженном сером веществе крошечную микросхему.

Оскар знал, что где-то рядом в специальной анабиозной камере осторожно оживляют тело настоятеля — для того, чтобы тут же разобрать его на части. Впрочем, голову тоже придётся оживлять, хотя бы ради кожи и волос. Интересно, успеет ли Ввагр Паргентум прийти в сознание и понять, что с ним делают? Вряд ли, конечно, но вдруг? Оскар представил себе, как отрезанная голова глупо хлопает глазами, и невольно рассмеялся. Жаль, конечно, что он не увидит этого зрелища.

— Уже пора, — раздался над ухом голос ассистента. — Снимите только халатик и вот сюда, — Оскару было указано на стандартную медицинскую койку.

Кралевский, кряхтя, занял место на койке. Его голову обхватили кривые лапы зажимов. Койка бесшумно поднялась, раскрылась, превращаясь в операционный стол.

— Не беспокойтесь, трепанации не будет. У нас своя технология. Ткани черепа размягчаются, а потом…

— Кстати о черепе, — напомнил Кралевский. — Вы обещали мне сохранить череп. Мне он нужен.

— Конечно-конечно. А насчёт всего остального не беспокойтесь. Вы будете точной копией этого… этого господина, — он показал на то, что осталось от головы монастырского настоятеля. — Кое-какие ткани мы возьмём у него. Кожу, к примеру. Мы вас обтянем его шкурой, как новенькое кресло. Кости мы оставим ваши, у донора костяк был хуже. Да, заодно уж — не желаете ли увеличить пенис?

Оскар скривился: навязчивая реклама этой услуги забивала все информационные каналы, посвящённые медицине и косметике — да и не только их.

— Всё же подумайте. Сейчас мы делаем большую операцию, почему бы заодно и не это? А также увеличим чувствительность нервных окончаний в головке чле… хорошо, не надо так не надо, — ассистент понял, что клиент сейчас рассердится. — Не забудьте, — мстительно напомнил он, — что за обтяжку кожей вы платите отдельно от общего счёта.

— Забудешь тут. Вы меня совсем разорили этаким манером.

Ассистент кисло улыбнулся типовой клиентской шутке и включил общий наркоз. Через несколько секунд лицо Оскара разгладилось, глаза закатились.

Щупы медицинского робота осторожно сняли кожу с неподвижного тела, пережали крупные сосуды и начали закачивать размягчающий раствор.

VIP-зона ресторана «Аврора» располагалась внутри оранжереи. Над столиком Оскара склоняла свои листы пальметта. Вокруг цвели розы и ещё какие-то цветы — с толстыми стеблями и пышными шапками оранжево-жёлтых лепестков. Под ногами была настоящая земная трава, а наверху висело ненастоящее, но довольно убедительное небо в стиле «земное лето средней полосы, вечерние сумерки».

Увы, оригинальное небо четвёртой планеты BW712IV — зелёная муть с вечно висящим посередине медным блюдечком Альфы Единорога — выглядело куда менее презентабельно, да и вечный день тоже успевал быстро надоесть. Планета вращалась очень медленно, делая что-то около двух оборотов за земной год. Собственный год планеты был невероятно долгим. Что и неудивительно для планетки, едва ползущей по удалённой орбите около красного гиганта спектрального класса K.

На седую прядь в бороде Кралевского села огромная бабочка с чёрно-оранжевыми тигровыми крыльями — фирменный знак заведения. Другая бабочка обосновалась на краешке тарелки с кресс-салатом.

— Во имя Тела Господня простите меня, досточтимый мастер, за вторжение в мир ваших размышлений, — патокой растеклось в ухе, — но позвольте же мне продолжить.

Оскар слегка приподнял бровь.

— Говорите, — разрешил он. — Я вас слушаю. Только недолго.

— Благодарю, досточтимый мастер… Как я уже имел удовольствие сообщить, я представляю наш святой Орден в этой системе. Когда нам стало известно, что столь великий и легендарный человек, как вы, соизволили прибыть в наш Богом забытый мир…

— Бог не забывает даже пылинки. Это люди могут забыть Бога, — бросил Кралевский.

— Вы непреклонны… Но прошло больше ста лет, досточтимый мастер, — собеседник добавил в голос ещё молока и мёда, — за это время…

— Что может изменить время? — Оскар посмотрел на собеседника в упор. Тот потупил взор, но не сдался.

— Время ничего не меняет, но оно даёт нам, грешным людям, шанс измениться, — наконец, сказал он. — Орден ни на йоту не изменил своим целям, досточтимый мастер, но несколько пересмотрел средства. Мы поняли и приняли то, что насилие в столь святом деле, как наше — ложный путь…

— Я знал это всегда, — заметил Кралевский.

— О да, досточтимый мастер, о да… Но и ваш путь, путь чистой молитвы, тоже недостаточен, да простится мне подобная дерзость, — вежливо, но твёрдо ответил собеседник. — За те сто лет, что вас не было с нами, мы выработали новую идеологию.

— Я уже ознакомился с ней. И не считаю её истинной. Мы были воинами и молитвенниками, а не торгашами.

— Понимаю ваши чувства. Но наша сила в том, что мы не стали, как вы выразились, торгашами. Торгаши всегда проигрывают, ведь для них нет ничего выше денег. Для нас же они лишь средство…

— Средства влияют на цель, — нахмурился Оскар. — Вы поощряете стяжательство. Вы стали богатыми.

— Во-первых, мы, а не «вы», досточтимый мастер. Вы ведь, судя по вашим одеждам и вашим словам, по-прежнему пребываете в лоне Ордена?

— Орден у меня в сердце, — вспомнил Кралевский подходящую к случаю ритуальную формулу.

— Вот именно… И, во вторых, то, что мы имеем, нам не принадлежит. Каждый новый брат даёт клятву: отдать всё, и даже продать самого себя и своих близких, если это потребуется понадобится для выкупа Святого Тела у беззаконников…

— Однажды я совершил это, — напомнил Оскар, стряхивая с усов ещё одну бабочку.

Как ни странно, но к лицу досточтимого мастера Ввагра Паргентума оказалось не так уж и сложно привыкнуть. Первое время, правда, ощущались разные мелкие неудобства с мимикой: слишком тонкие губы никак не желали складываться в улыбку, слишком высокие брови двигались как наклеенные, и так далее. Но в целом новая внешность Кралевскому нравилась. Он даже поймал себя на том, что стал испытывать интерес к модным магазинам. Положение, однако, обязывало — бывшему монастырскому настоятелю не пристало разгуливать в чём попало. Впрочем, когда Кралевский впервые примерил на себя традиционное орденское облачение — чёрные одежды с небольшим фартучком спереди и крестом под горлом, — то пришёл в восторг: до того хорошо смотрелся на нём этот экстравагантный наряд. Несколько визитов к дорогому портному завершили дело. С тех пор проблема с гардеробом была решена.