Месть по наследству (СИ) - Светлана Ферро

разглядывал рослую широкоплечую девицу. Он видел её впервые, такую трудно забыть. Ей бы волосы состричь и от гвардейца не отличишь. Изрытое оспинами лицо, выдающаяся нижняя челюсть, грудь… того варианта, что у женщин, просто нет. Даже захотелось заглянуть под юбку, чтобы проверить, не мужика ли часом подсунул Хрут в личные камеристки к его жене.

Больше для порядка спросил:

— Хрут объяснил тебе твои обязанности?

— Да, ваше сиятельство, — ответила девушка громоподобным низким голосом: — Охранять её сиятельство графиню. Быть рядом с ней всегда и везде, пока не найдут убийцу…

— Достаточно, — граф ожёг девицу взглядом.

— Какого убийцу? — графиня взлетела из кресла, откуда только силы взялись.

Граф поморщился, но счёл нужным пояснить.

— Неудавшегося, была попытка нападения.

— На кого?

— Н-на одного из моих военачальников.

Графиня с судорожным вздохом опустилась в кресло, обхватив подлокотники подрагивающими пальцами.

Граф покосился на неё и снова повернулся к девушкам.

— Имя?

— Каиса.

Граф усмехнулся. Он неплохо знал северные языки. Имя девушки гвардейского вида его позабавило. Надо же — Чистота. Сохранить чистоту с такой внешностью несложно, труднее найти того, кто позарится.

— Киа, — он повернулся к камеристке жены, — позаботься о том, чтобы Каисе было удобно. Тебе придется уступить ей свою комнату. Она должна быть всегда рядом с госпожой. Ты можешь остаться и ухаживать за её сиятельством, но при одном условии — ты никуда не уходишь без ведома Каисы, — и добавил чуть мягче: — Это временная необходимость. Тебя могут использовать против госпожи.

— Я скорее умру, ваше сиятельство…

— Не сомневаюсь. Каиса, при любом нарушении сразу сообщать мне. А теперь подите прочь, и не сметь нас беспокоить.

Когда за девушками закрылась дверь, Мелиса сказала с вызовом.

— Вы это делаете, чтобы я не виделась с сыном?

— Верно, чтобы не предупредила.

— А почему бы просто не посадить меня в яму под замок?

Граф подошел к ней и снова за плечо поднял её из кресла, на этот раз менее грубо. И прошипел прямо в лицо:

— Потому что мне будет неудобно навещать мою любимую неверную жену.

Он впился ей в губы, не обращая внимание на сопротивление. Сжал плечи так, что она застонала, распаляя его еще больше. Затрещала одежда.

Унизить, растоптать, отомстить за потухший взгляд, за то, что не любит, за то, что боится. Дорогие тонкие ткани покорно уступили грубой силе. Сорвав с жены всё до последней нитки, Делир бросил ее на ложе и стал раздеваться сам, не отрывая взгляд от сжавшегося в комок тела. Он не спешил, деться ей некуда, она должна прочувствовать своё унижение.

— Не смей от меня закрываться. Я твой муж. Ты принадлежишь мне.

Справившись с одеждой, Делир навис над женой, схватил ее за запястья, плотно прижатые к груди. Легонькая и хрупкая, на что она рассчитывает, сопротивляясь ему. Одним рывком перевернул Мелису на спину, расцепил ее руки и развел их в стороны, посмотрел в глаза, полные слёз, с трудом удержался от пощечины.

— Дрянь!

Она не хотела его никогда. Первые годы брака, он надеялся на ответные чувства, но смирился, решил, что это нормально: мужчина владеет, женщина покоряется. Потом четыре беременности, из которых только две принесли ему сыновей.

Он гордился старшим, похожим на его деда, и обожал младшего похожего на него самого. Жена оставалась всё такой же тонкой и обворожительной как до брака. Он берёг её здоровье, чаще обходился горничными, приходил к ней только тогда, когда не мог справиться со своим желанием и был всегда нежен. А она… Это случилось в день смерти дяди. Главой всего графства стал Агвид. И она выдала себя, рассчитывая на то, что кузен осмелится заявить на неё права. Она предпочитала стать наложницей Агвида статусу законной жены.

Он не мог этого позволить и впервые в жизни поднял на неё руку, думал убьёт, но не смог. Запер её, чтобы никто не увидел побоев и не узнал о его позоре.

Через неделю наглый кузен встревожился, что не видит Мелису. Делир отговорился, соврал, что она уехала к родителям. А Агвид прямо в глаза осмелился потребовать отдать ему Мелису, когда та вернётся. Он-де всегда любил эту женщину, но отец запретил на ней жениться.

Агвид был первым наследником графства Горис, и Мелиса не подходила ему по статусу. А практически безродному Делиру подходила. Граф Горис поспешил выдать девчонку за осиротевшего племянника, который не видел ничего кроме её прекрасных глаз. И он был счастлив, довольствуясь теми крохами, которые получал от неё, пока не узнал о предательстве.

Именно Агвид заявил, что старший сын не от Делира, пообещал признать своего бастарда. Как жаль, что щенок уже два года как уехал на императорскую службу, иначе Делир разделался бы с ним ещё тогда.

Агвид был сильнее, власть в графстве принадлежала ему. И Делир убил его исподтишка, улучив момент на охоте.

С тех пор он перестал её щадить.

Уходя, граф даже не обернулся. Ему больно было видеть Мелису в полубессознательном состоянии. Он всё ещё любил её.

Каиса и Киа встретили его на выходе. Каиса вытянулась, как заправский гвардеец. К ней он и обратился.

— Графиня захворала. Сегодня же переведешь её в летний флигель. Никто об этом не должен знать. Ты, — он обернулся к перепуганной камеристке, — выбирай, или останешься со своей госпожой, но ни шагу за порог флигеля, или я отправлю тебя на скотный двор, — он помедлил, а затем хищно улыбнулся: — через казарму гвардейцев.

Девушка судорожно сглотнула.

— Я могу справиться без неё, — презрительно глядя на камеристку процедила Каиса.

— Представляю, какую прическу ты сделаешь моей жене такими ручищами, — хохотнул граф. — Нет уж, твой удел безопасность.

Граф снова посмотрел на камеристку уже менее грозно:

— Итак?

Девушка присела в глубоком книксене, покачнулась от волнения, едва не упав:

— Прошу оставить меня при госпоже, я буду слушаться госпожу Каису.

— Умница, правильный ответ. Каиса, сегодня вечером пришли эту, — он подбородком указал на камеристку, — в мои покои.

— Будет сделано, ваше сиятельство, — пробасила Каиса.

Не то, чтобы Делир испытывал голод после посещения жены, но девчонке следовало показать, кто хозяин в замке. До сей поры он щадил личную камеристку жены.

Он почти простил Мелису, настолько, насколько это было возможно. Она была покорна, и граф хоть и перестал её беречь так, как прежде, но держался им самим установленных границ. Приезд же ублюдка разбередил рану, которая казалась почти зажившей. Он сорвался.

К тому же, он понимал, что Мелиса при первом же удобном случае предупредит любимого сыночка, если ещё не сделала этого.