ВОСПОМИНАНИЯ 0 МОЕМ ОТЦЕ П. А. СТОЛЫПИНЕ - M. БОК

Осада была полная. Ведь ни с одной стороны не было сношения с внешним миром, что было даже во время знаменитой осады Севастополя, где с севера была возможность сообщаться со своими войсками.

Это была последняя осажденная крепость: вскоре {138} после Японской войны появился радиотелеграф, действующий на далекое расстояние, а затем аэропланы и, таким образом, осады, подобной Артурской больше быть не может. Участники мировой войны уже не знают, что значит сидеть, месяцами, отрезанными от всего мира и питаясь одними бобами в уксусе.

Газеты, конечно, брались нарасхват, читались на улице, в богатых и бедных домах, в нарядных ресторанах, чайных и пивных. Мой учитель рисования воспользовался этим, чтобы получать интересные модели, да еще даром. Он приклеивал в своей квартире к окну последнюю газету, и немедленно собирался народ, жадно читая новости, а он сидел и спешно зарисовывал интересные типы.

Ранней весной мы поехали в Колноберже и вскоре меня отправили с м-ль Сандо опять в Эльстер, а по окончании курса лечения я встретилась с папá в Вене. Помню, как мы подъезжали к Венскому вокзалу, где нас встречал папá. Он сидел на скамейке, рядом с носильщиком, и так оживленно с ним беседовал, что оба еле-еле успели подбежать к подходившему поезду.

М-ль Сандо поехала одна домой, а мы остались на неделю в Вене.

От элегантной, веселой Вены с ее чудесными памятниками старины и чудной оперой мой отец остался в восторге. Мы без устали осматривали город и почти все вечера провели в опере, которой мой отец, несмотря на свою немузыкальность, так увлекся, что весь день предвкушал удовольствие вечером снова услышать дивную музыку Вагнера в исключительном исполнении Венского оперного оркестра

После нескольких дней пребывания в Вене Берлин отошел для папá на задний план, не выдерживая, по его словам, сравнения с величественной, легкой и грациозной красотой столицы Австро-Венгрии.

Отравляло весь отдых и всю прелесть путешествия чтение газет с известиями о ходе военных действий. Каждый разговор с иностранцами был для нас, русских, очень тяжел.

В это же время пришло известие об убийстве министра внутренних дел Плеве. В эти дни, когда, казалось бы, все русские должны были забыть свою внутреннюю вражду и раздоры перед лицом врага, это известие произвело на папá исключительно тяжелое впечатление.

Глава VII

В октябре мы вернулись в Саратов. Настроение там всё ухудшалось… Старались разобраться в причинах наших неудач и говорили о том, насколько была не готова наша Манчжурская армия, подвоз пополнений для которой производился по одноколейной железной дороге, тогда как японцы имели возможность высадить в продолжение нескольких месяцев всю свою армию на материк. Говорили теперь о том, как сильны японцы, как этот маленький народ, к которому мы в начале войны относились столь свысока, усвоил все достижения нашей культуры и как мастерски он умеет пользоваться тем, что перенял.

22-го декабря громом прокатилась весть о падении Порт-Артура. Этим ударом была потушена последняя искра надежды, теплящаяся в русских сердцах. Не было больше сил бороться с охватывающим всех безнадежным унынием. И в высших и в низших слоях населения впечатление было одинаково сильно, с той только разницей, что у первых — печаль о происшедшем не исключала надежды на то, что можно, перенеся удар, оправиться, окрепнуть и снова, подняв голову, работать на то, чтобы Россия заняла подобающее ей в мире место. В низших же классах, безотчетное разочарование часто рождало озлобление и желание на ком-нибудь выместить обиду, сорвать злость.

Становилось ясно каждому, что предсказания революционеров сбываются и приближается поражение России.

Настроение не только в самом городе, но и во всей губернии становилось всё тревожнее. Этому способствовали некоторые замлевладельцы совсем особого толка. Часть из них — Устинов, доктор Власов и еще некоторые, были упорными социалистами, другие более правого толка, жертвовали всё же крупные суммы на революционную пропаганду. Борьба с ними особенно затруднялась тем обстоятельством, что жандармское управление не обладало нужным количеством толковых агентов на местах.

В таком настроении Россия встретила 1905 год. Недолго заставили себя ждать признаки наступающей смуты. Первым тяжелым впечатлением было известие о том, как на Крещенском параде в Петербурге, во время водосвятия в высочайшем присутствии, одна из пушек, производившая салют, оказалась заряженной шрапнелью. Взрыв произошел совсем близко от государя.

Пусть это была оплошность, но оплошность настолько необъяснимая, что случай этот впоследствии стал представляться прелюдией к началу враждебных действий против правительства.

Через несколько дней после этого собралась перед Зимним дворцом толпа рабочих, во главе с священником Гапоном, предъявившая ряд крайних требований. Для разгона толпы войска пустили в ход огнестрельное оружие. А через несколько недель в Москве был убит Московский генерал-губернатор, великий князь Сергей Александрович.

Начиналась новая эра — эра открытой борьбы против императорской фамилии.

Наступило тяжелое время, когда мы узнали, что значит беспокоиться день и ночь о жизни папá. Чувство это не покидало нас уже больше до его кончины. В Саратове в то время я то и дело бегала в переднюю посмотреть, висит ли там пальто папá, и только удостоверившись, что он дома, в безопасности, могла спокойно заниматься своими делами.

Саратовская губерния, особенно ее Балашовский уезд, издавна славилась левыми буйными элементами. Видно дух Стеньки Разина не покинул привольных Волжских берегов. Либеральные представители земства стали открыто выступать против мероприятий правительства. Мой отец много положил сил, чтобы не дать чувству злобы и вражды, всё более овладевающему земскими деятелями и их приверженцами, разрастаться и парализовать всякую возможность совместной работы. Все силы своего ума и энергии клал он на то, чтобы не дать общественной работе ослабевать под влиянием деморализующих сил, порожденных затянувшейся несчастной войной.

И не только в политической жизни страны, но и в общественной стало проявляться раздвоение. Левые элементы стали держать себя в высшей степени вызывающе-враждебно. Помню концерт, с которого, когда вошел в залу мой отец, демонстративно, с шумом отодвигая стулья, вышли несколько левых членов земства с семьями. На общественных балах сплошь да рядом случалось, что всякие молодые люди и девицы из левых кругов, проходя мимо мамá или меня, не только не сторонились, но наоборот с задорным видом старались задеть, толкнуть Наряду с этими незначительными фактами, стали вносить мрачную ноту в нашу жизнь и более серьезные симптомы назревавшей революции: начались забастовки — то не горит электричество, то бастуют пекаря, то еще где-нибудь бросают рабочие работу.