Кто в овечьей шкуре? Как распознать манипулятора - Джордж Саймон

История Элен

Элен сама не до конца понимала, почему ей хочется поговорить об этом, – в конце концов, она много размышляла, прежде чем прийти к такому решению. Но, как она заявила, ей нужно было проверить свои ощущения и получить какие-нибудь подтверждения, что она на верном пути.

Она рассказала мне, что решила пожить некоторое время отдельно от Мэтта – своего мужа, с которым состояла в браке 15 лет. Раздельная жизнь, сказала она, – часть общего плана. Она уедет из дома, чтобы отвлечься от повседневной «текучки», и займется кое-какими личными делами. Она будет на связи с Мэттом и вернется к нему, если он на деле докажет, что готов и способен измениться. Если же время покажет, что он не готов или не способен к этому, она расстанется с ним навсегда. В таком плане заложено достаточно времени, чтобы убедиться, что перемены в поведении Мэтта реальны.

«Я не уверена в том, что он вообще когда-либо изменится, – подчеркнула Элен, – но знаю, что должна измениться и я сама. Мое поведение в моей власти, поэтому вне зависимости от того, останусь я или уйду, я все равно буду многие вещи делать иначе. Например, – продолжила она, – я буду знать, когда он пытается манипулировать мной, а значит, смогу настаивать на своем, если потребуется. Я не позволю ему давить на мое чувство вины или запугивать меня намеками и скрытыми угрозами. И если я в чем-либо уступлю, то это будет потому, что я так хочу, а не потому, что он на меня давит».

Элен рассказала обо всех приемах, которыми Мэтт пытался заставить ее отказаться от своего решения. «Сначала он стал давить на чувство вины, спрашивая, как я могла нарушить торжественный обет, и сетуя на то, что теперь 15 лет жизни пойдут коту под хвост. Затем попытался пристыдить меня, рассуждая о том, что скажут друзья, соседи, семья. Развязка наступила, когда он принялся разыгрывать роль жертвы, продавая мне идею, что это он “пострадавшая сторона” и что я всегда была к нему несправедлива! – Элен рассмеялась. – Но я не повелась. Каждый раз, когда он доставал из рукава один из этих приемов, я говорила ему, что знаю, чего он добивается, и что трюк не сработает».

Я спросил Элен, какой из инструментов влияния из тех, что мы обсуждали, кажется ей самым эффективным. Она ответила: «По большому счету их два. Во-первых, я задала свои границы для этой ситуации, решив, что именно должно быть иначе, если мы когда-либо будем вместе. А во-вторых, предложила ему то, что кажется мне хорошим взаимовыгодным сценарием. Я сказала, что проведу с ним остаток жизни, если он окажется готов на протяжении длительного периода времени демонстрировать, что изменил свое поведение. Знаете, мы уже много раз пытались ходить к специалисту, но Мэтт всякий раз забрасывал это, говоря, что это “моя проблема”. Сейчас я знаю, что ему нужно измениться, и знаю, что об этом нет смысла говорить всерьез, пока он не пойдет на психотерапию и не будет посещать терапевта хотя бы какое-то время. Мяч на его стороне! Он знает, что должен сделать и чего я жду от него. Я понимаю, что он будет испытывать мою решимость. Но я знаю, что буду стоять на своем».

Честная борьба

Келли, женщина средних лет, поделилась со мной очень ценными сведениями о том, как ей удалось восстановить баланс сил в отношениях со своим очень манипулятивным сыном. Я спросил ее, какая часть терапии кажется ей самой полезной. Она ответила: «Больше всего мне помогло ваше предложение выбрать, за что я готова сражаться. Это было настоящее озарение. До этого я думала, что должна вступать в битву каждый раз, все время. Теперь я настаиваю на своем по важным вопросам, что бы он ни учинял. Я знаю, что он будет пытаться одолеть меня, но я не сержусь на него за это, потому что чувствую большую уверенность и знаю, как держать себя в руках. Но теперь я гораздо вдумчивее выбираю, за что сражаться. Я не волнуюсь по пустякам и не переживаю из-за тех вещей, битву за которые все равно проиграю. Я просто расстаюсь с ними. Возможно, я сейчас расстаюсь с идеей, что могу его контролировать. Я устанавливаю для себя рамки и принимаю ответственность за последствия. А все остальное – это его дело».

Келли сказала мне, что, хотя стычки с сыном кажутся ей неизбежными, характер этих «сражений» значительно изменился. «Наша борьба стала более честной и открытой. Я говорю ему, за что сражаюсь, и не извиняюсь за это. Он тоже сражается со мной, но теперь я по крайней мере понимаю, когда это происходит. Это совершенно другие ощущения – знать, что происходит между нами и чего следует ждать дальше».

Слова Келли нашли отклик в сердцах многих людей, с которыми я работал. Когда вы действительно понимаете, что происходит в отношениях, откуда берутся ваши проблемы, как часто люди вступают в борьбу, какие методы они будут, скорее всего, применять против вас, каких трюков следует ожидать, как реагировать на эти маневры, как позаботиться о себе, – все вокруг меняется.

Эпилог

Бесконтрольная агрессия в снисходительном обществе

Социальное окружение и человеческая агрессия

Наши агрессивные наклонности и поведение не являются безусловным злом. На протяжении изрядной части истории человечества лишь самые сильные из нас могли справиться не только с угрозами со стороны других видов живых существ, но и с теми угрозами, источником которых были другие племена, сражавшиеся за ограниченные ресурсы в ежедневных попытках выжить. С расцветом цивилизации потребность в агрессии как непременном инструменте выживания человека существенно снизилась. Но, как показывает богатая история войн, этот основной человеческий инстинкт по-прежнему при нас и будет с нами еще какое-то время. Поэтому, если мы хотим, чтобы общество успешно развивалось, мы должны сконструировать культурные и общественные механизмы, которые помогут нам обуздывать наши агрессивные инстинкты и управлять ими.

Та политическая, экономическая и культурная среда, в которой мы живем, оказывает сильное влияние на степень нашей агрессивности и формы ее выражения. Скажем, изначальная идея коммунизма предположительно была в том, чтобы не позволять личным амбициям и жадности (то есть безудержной индивидуальной агрессии) наносить ущерб обществу в целом. Однако систематическое подавление человеческого духа сделало эту «всенародную» систему одним из самых деспотических орудий скрытой агрессии (то есть инструментом концентрации огромной власти и господства над всеми остальными под маской «защиты интересов пролетариата»). Капитализм с его экономической свободой под девизом «выживания наиболее приспособленных» приветствует проявления как неограниченной, так и направленной агрессии в каждодневной борьбе за личное благополучие и финансовую независимость. Однако эта система стимулирует (более того, поощряет) и скрытую агрессию. Работодатели, придерживающиеся идеи свободного рынка, зачастую не обеспечивают сотрудникам никаких гарантий и никакой защищенности. В итоге работники предпочитают не сотрудничать, а конкурировать друг с другом за ограниченные ресурсы компании, привилегии и вознаграждения. Иногда эта конкуренция оказывается честной и удерживается в определенных рамках, делая всю систему работоспособной. Честная и напряженная конкуренция, по сути дела, ключевое условие развития и достижения высокого уровня мастерства. Однако в ряде случаев конкуренция становится безжалостной и сопровождается подковерной борьбой, подлостью и коварством – яркими отличительными чертами скрытой агрессии. Я не отношусь к тем, кто принижает значение добросовестной конкуренции. Но конкуренция как разновидность агрессии может служить залогом высокого уровня развития только в том случае, если борьба ведется по правилам и со всей ответственностью. В наше время, боюсь, есть слишком мало людей, которые обладают достаточной внутренней целостностью для того, чтобы конкурировать честно. Пока не случилось столь необходимого нам духовного, этического и морального возрождения, в наших интересах отстаивать идеи сотрудничества, отдавая им предпочтение перед конкуренцией.

Нынешняя культура настолько ценит победу как таковую и придает так мало значения тому, каким образом мы ведем себя в борьбе за личный успех и высокое положение в обществе, что взаимная агрессия – разрушительная, бессмысленная – выходит из-под контроля. Есть известная фраза, которую приписывают Винсу Ломбарди[6]: «Победа – это не самое важное. Победа – это единственное, что важно». Она не просто характеризует личную философию отдельного человека, но служит отражением современных культурных норм. Когда-то спорт – как любительский, так и профессиональный – был для активной молодежи основным способом обуздать и выплеснуть свою природную агрессию, почувствовать свою принадлежность к сообществу благодаря командной игре и укрепить свой характер, развивая самодисциплину. Сегодня никто не интересуется игрой, если команда не выигрывает, самореклама одаренных спортсменов уводит усилия команды в тень, а скандалы и потасовки возникают по малейшему поводу.