Луна - Солнце мертвых - Юрий Кургузов

— Господин! — раздался сзади голос садовника.

Я оглянулся:

— Да?

Он как-то странно смотрел прямо перед собой.

— Берегитесь кошек!

— Что?!

— Это просил передать вам Ян, когда приходил в последний раз.

— Кошек?! Но почему?

— Не знаю, он так сказал.

— Хорошо, — пробормотал я, — непременно… — И захлопнул дверь.

Я шел по изумрудной травяной дорожке и думал о двух вещах — как бы поскорее дожить до вечера и какой же все-таки я идиот в самом широком смысле этого слова.

Глава XI

В дверь негромко постучали, и я крикнул:

— Да-да, войдите!

На пороге комнаты появился граф, и я невольно ощутил некоторое волнение и беспокойство, потому что после не слишком веселого утреннего разговора совершенно не знал, как мне себя с ним вести.

Чувство было, скажу вам, из малоприятных — ведь как-никак, а хозяин Волчьего замка являлся старым моим товарищем, к которому мне бы совершенно не хотелось относиться настороженно и с опаской. Я вовсе не желал видеть в нем врага… нет-нет, не врага, конечно, но даже и человека, способного причинить мне хоть какие-либо неприятности, а что дело шло к тому, к сожалению, уже не вызывало сомнений.

Похоже, щекотливость ситуации понимал и граф. Он не был мрачен и хмур, как утром, но от обычной приветливости не осталось теперь и следа. Честное слово, сердце мое дрогнуло, однако изменить положение вещей я был не в силах, по крайней мере пока, ибо в глазах графа я, очевидно, являлся отныне не только (и не столько) другом юности, как святотатцем, богохульником или даже полупомешанным маньяком, невзирая на то весьма грустное обстоятельство, что мы пришли к тому, к чему пришли, благодаря, в первую очередь, ему самому, ну а уж во вторую — и это особенно печально — моей собственной, не подвластной ни пространству, ни времени глупости.

Но отступать, увы, было поздно — я влип в эту историю по уши (чего, естественно, не мог знать граф), и теперь надо было играть до конца, выяснив, впрочем, предварительно один довольно скользкий момент.

— Ваша светлость, — без малейшей тени иронии проговорил я, и граф даже не возмутился, как еще совсем недавно, если я в шутку вдруг обращался к нему подобным образом. — По-видимому, — продолжал я, — мне не следует злоупотреблять долее вашим гостеприимством и обременять своим и так уже чрезмерно затянувшимся присутствием, а потому должен сказать следующее: я уезжаю, уезжаю домой, поскольку теперь полностью очевидно, что вы выбрали на должность придворного сыщика не лучшую кандидатуру, господин граф, ибо я, к сожалению, не только не смог пролить свет на те зловещие чудеса, что творятся в замке, но даже наоборот — потерял, как опрометчивая и неопытная девица на первом же свидании, у вас в гостях свое доброе имя и честь, и отныне каждый, кому только вздумается, сможет безо всякого стеснения ткнуть пальцем мне в спину или даже лицо и во всеуслышанье заявить: "Глядите, вот он, тот самый сумасшедший, который — как?! разве вы не слыхали?! — развлекается на досуге оскверненьем могил и разделкой трупов…"

Граф сделал было попытку прервать бурный поток моего красноречия, но с таким же успехом он мог бы попробовать остановить поезд, который привез меня сюда, в этот, не хочу даже говорить, какой замок.

Я только гневно махнул рукой и громогласно продолжил:

— Нет, ваше высочество, будьте уж любезны и выслушайте до конца. Я понимаю, что произошло совпадение — чудовищное, роковое совпадение! — но понимаю-то, вернее, знаю это один я. Да, мне вчера немного нездоровилось, да, я вышел ночью подышать свежим воздухом в сад, где, должно быть, и потерял сознание. Однако это еще не достаточно весомый аргумент, чтобы обвинить меня в совершении деяния столь кощунственного и дикого, как то, которое единым махом приписал мне, возможно, во всем остальном и довольно-таки даже достойный, а кем-то, видимо, и весьма глубоко уважаемый господин полицейский инспектор!

Устав от яркого монолога, я сделал секундную паузу, чтобы перевести дух, но этим тотчас ловко воспользовался граф и первыми же словами несколько смутил меня, разгоряченного и упоенного было своим замечательным драматическим и ораторским искусством.

— Значит, это правда не вы вбили в тело дворецкого ту кошмарную палку? — спросил он с трогательным, чуть ли не детским простодушием.

Ответом был взрыв вулкана.

— И как у вас только язык поворачивается говорить такое! — вскричал я. — О боже милостивый, верни же несчастному рассудок! Ну неужели сегодня весь мир сошел с ума?!

Граф терпеливо, но натянуто улыбнулся.

— Я все-таки не совсем понял, дорогой друг, — вы это сделали или нет?

Моему благородному негодованию просто не было предела.

— Нет! — заорал я. — Нет! Не делал я этого, дорогой друг, не делал — хотя бы и потому, что не имею привычки якшаться с покойниками, а кроме того, я даже понятия не имею, где находится эта ваша чертова часовня.

— Не богохульствуйте, — кротко попросил граф. — Я ведь не сказал ничего плохого, верно? Я всего лишь спросил…

— А я всего лишь ответил, — сердито буркнул я. — Но теперь ответьте, пожалуйста, и вы: могу я уехать домой? Только честно?

Глаза мои буквально впились в лицо графа, — ведь от его слов зависело многое, очень многое — и главное, в качестве кого пребывать мне отныне в этом проклятом замке: арестанта или же все-таки гостя. Если гостя, то это одно — я сохраняю действительную, а не мнимую свободу, спокойно могу пойти куда захочу и встретиться с кем пожелаю. Но вот если инспектор попросил графа задержать меня в замке, то это уже значит, что я не только не сумею покинуть свое узилище, но и буду существенно ограничен во всех поступках, так как за мной наверняка будет установлено тайное наблюдение.

И вдруг меня бросило в жар от очень элементарной, но почему-то пришедшей только что в голову мысли — ведь коли долговязый инспектор уверен, что это я осквернил тело дворецкого, значит, он почти несомненно убежден и в другом, гораздо более опасном и неприятном, — что старика и убил именно я, а потом, под наплывом каких-то там извращенческих эмоций и побуждений, еще вдобавок и надругался над трупом.

Но нет, развивать дальше еще и эту кошмарную идею не стоило, на это у меня сейчас просто не было сил. Я встал, нервно пробежался по комнате и, так как граф все еще не соизволил ответить, повторил свой вопрос:

— Ну же, господин граф, я хочу наконец услышать: пленник я или нет? Думаю, что хотя бы это я знать вправе? — И оскорбленно замолчал.

Граф медленно покачал головой:

— Нет.