Пуля нашла героя - Андрей Курков

Но в этот раз все было по-другому. Машина въехала в открытые железные ворота, охраняемые солдатами. Потом мимо пронеслись несколько огромных антенн и радарных установок.

Наконец машина остановилась. Вышли. Метрах в пятидесяти стояли зеленые с красными звездами на крыльях самолеты, стояли в ряд.

Подбежал к Волчанову молодой офицер, что-то сказал и побежал к самолетам.

— Да, Павлуша, — окликнул Волчанов народного контролера. — Вот, возьми. То, что я обещал!

Добрынин принял в руки перевязанный бечевкой пакет. Посмотрел вопросительно на старого друга.

— Там перевод «кожаной книги» и то, что Тверин просил передать тебе перед смертью… Ты ведь летать любишь? — спросил вдруг Волчанов, увидев идущего к ним летчика.

— Да, — признался Добрынин.

— Я так и думал. Туда ведь можно было и на поезде ехать, а потом на машине, но что я, для тебя самолет жалеть буду? А?

Летчик подошел, доложил Волчанову о готовности.

— Ну давай, до встречи! — обернулся генерал к Добрынину. — Дай Бог, будем живы — еще увидимся.

Обнялись они крепко. Постояли так, обнявшись, минуту или две. Потом Волчанов похлопал Добрынина по плечу.

— Давай, Паша! До встречи!

И пошел Добрынин следом за летчиком к стоянке самолетов. Пошел, неся на плече вещмешок, а в руке — пакет. Летчик шел быстро, и Добрынин едва за ним поспевал. Не хватало дыхания, но он, сцепив зубы, старался идти быстрее.

Волчанов долго смотрел ему вслед. Взгляд его был грустен и задумчив.

— Товарищ генерал-лейтенант, — подошел к нему шофер. — Через час совещание…

— Да, иду… — не оборачиваясь, сказал Волчанов. «Увидимся ли еще?» — думал он, глядя в ту сторону, куда ушел Добрынин.

Взревел двигателями один из самолетов на стоянке.

Выкатился из ряда.

— Ну, в добрый путь! — прошептал Волчанов и сел в машину.

Шофер посмотрел на часы. Видно, нервничал.

— Не бойся, — сказал ему Волчанов. — Опоздаем, так опоздаем. Не на рыбалку ездили!

«ЗИЛ» развернулся и, набирая скорость, выехал из железных ворот военного аэродрома.

Над проснувшейся Москвой поднималось красноватое осеннее солнце.

Глава 29

Когда пригрело весеннее солнце и ушел на речное дно еще зимою вмороженный в лед бригадир строителей, задумались оставшиеся новопалестиняне о том, что пришло уже время похоронить Архипку-Степана и Захара. Задумались и долго решать не стали — вырыли могилу одну на двоих внизу в начале поля, опустили их туда без гробов, но в холст и в старые шинели завернутых. Землей засыпали, и только потом вышел вперед горбун-счетовод, окинул взглядом оставшихся новопалестинян, сглотнул слюну от горечи — ведь стояло вокруг него и могилы не больше двадцати человек, а в его амбарной книге за прошлый год больше двух сотен имен записано было! — и сказал:

— Ну вот, дорогие наши товарищи, сегодня хороним мы умерших по своему и не по своему желанию еще зимою друзей наших Архипку-Степана и Захара. Были они люди верные и трудолюбивые, таких среди нас теперь и не осталось вовсе. И, если по правде, до слез мне жалко и обидно, что как-то не так пошло у нас тут… Ведь построили мы счастье своими руками, а сберечь его не смогли. Может, еще выйдет что-то, если все вместе мы за сев возьмемся…

Ангел слушал горбуна, и делалось ему, несмотря на весеннее солнце, холодно, ведь говорил счетовод так, будто ни в кого из стоявших рядом не верил. Бросил ангел взгляд на учительницу Катю, увидел, как сбежала по ее щеке слеза, и увидел, что и Полуботкин Демид, стоявший в двух шагах от нее, тоже за ней наблюдает. А горбун-счетовод тем временем запнулся на полуслове, постоял молча и назад шагнул, так и не договорив какую-то свою мысль. Постояв пару минут, стали расходиться новопалестиняне. Ангел тоже отошел, увидел, как за всем происходящим наблюдает со стороны однорукий Петр. Хотел было подойти к нему, но что-то остановило. А может, просто надоело ангелу взаимное тяжелое молчание, возникавшее между ними всякий раз, когда встречались они после смерти Захара.

Постоял ангел, на солнце посмотрел, на зеленеющую под его лучами землю. Походил по краю поля, время от времени бросая взгляд на свежую могилу. И подумалось ему, что хоронили они в этот день не Архипку-Степана и Захара, а сами Новые Палестины, все мечты о таком месте, где только по справедливости живут. Хоронили и ту звезду, следуя за которой пришли они когда-то на этот холм, звезду, сорвавшуюся с неба за ночь до их прихода. А может быть, именно из-за ее падения не получилось у них построить общее счастье? Может, не туда они при шли, и в этом кроется причина такого страшного и не дающего доброй надежды конца Новых Палестин? Хотя, может, это еще не конец?

Дул легкий теплый ветерок, шевелил русые волосы на голове ангела, привносил в воздух какую-то нездешнюю свежесть. А ангел все ходил и ходил, пережидая день. А когда опустился на холм вечер, задрал ангел голову вверх и стал рассматривать проклевывавшиеся на темнеющем небе звезды. Смотрел и думал: «За какой из них идти надо, чтобы прийти в страну счастья и справедливости?» Уже горели эти звезды ярко, будто мелко нарубленное солнце, а ангел все смотрел на них и смотрел. И так прошла половина ночи. И почувствовал ангел усталость, вернулся в человеческий коровник, лег на свою лавку и заснул сразу.

А когда проснулся, увидел, что на соседней давно пустующей лавке сидит горбун и на него смотрит.

— Доброе утро, — сказал ангел.

Горбун молча кивнул. Вздохнул, потом сказал:

— Ушли все. Мы теперь одни тут остались.

— А Катя? — вырвалось у ангела.

— Ушла, — заторможенно ответил горбун. — С Демидом Полуботкиным ушла, но эта хоть по-людски, попрощалась…

Ангел встал с лавки, посмотрел на огромный пустой коровник, когда-то кипевший десятками жизней. Увидел чуть поодаль у печки Васю-горбунка, сына счетовода.

— И что теперь? Счетовод пожал плечами.

— Мы, пожалуй, до зимы останемся. Запасов тут много, огород посадим. А ты как знаешь…

— А Петр? — вспомнил вдруг ангел. — Тоже ушел?

— Однорукий, что ли? Нет, остался он. Куда ему идти?

Понял ангел, что вчерашние мысли превратились в это утро в явь, умерли Новые Палестины, и надо было уходить отсюда. Надо было сказать об этом горбуну, но тогда ангел уподобится всем остальным, тайком и в открытую сбежавшим отсюда, всем остальным, не смогшим построить свое общее настоящее счастье.

Видно, понял горбун мысли ангела и без слов. — Ты, перед тем, как уходить будешь, по-людски попрощайся! — попросил он. Ангел кивнул.

Глава 30

Не прошло и недели, как пришел однажды утром солдат Вася с большущим посуточным судком. Сказал, что комендант Кремля лично ему этот судок в руки передал и еще передал новенький набор, в который входили вилка, нож и три ложки разных размеров.

Ели в то утро до отвала, даже пришлось от лыжной прогулки отказаться — так наелись.

Зато после прочтения нескольких пришедших писем разговор завязался интересный, о будущем. Мечтали все втроем, и даже Банову это понравилось.

После такого же сытного обеда решили они заняться изготовлением елочных игрушек — как-никак, по словам солдата Васи, Новый год наступал через два дня.

Взяли множество конвертов и писем, тех, что без дела лежали у старика в шалаше, и начали вырезать из них ножами разные фигурки, чтобы потом на елку повесить.

В перерыве, чтобы дать рукам от ножей отдохнуть, елку выбрали — маленькую, аккуратную, росшую как раз между шалашами старика и Банова с Кларой.

Вечером за ужином Вася спросил у Эква-Пырися, что бы тот хотел от него в подарок получить.

Старик сразу про газеты вспомнил, стал просить Васю подарить ему несколько последних номеров «Правды». Но Вася опять отказался.

— И чего вы так к газетам? — удивился он огорченным голосом. — Я думал печенье в солдатском ларьке купить для вас или зубную пасту…

— Ну ничего, ничего, Вася! — стал успокаивать солдата Банов. — Ты мне печенья принеси… И, может быть, сообразишь чего-нибудь к нашему новогоднему столу? Может, где свечи раздобудешь или еще что-нибудь?

На следующий день к обеду елочка стояла уже украшенная доброй сотней бумажных фигурок, наколотых на иголки или на тонкие веточки.

Вася кроме судка с обедом принес и вытащил из карманов три больших свечи. Но, по всей видимости, было это еще не все, потому что он продолжал улыбаться и бросать на всех хитроватые взгляды.

— Ну что, Вася, — заговорил с ним потом старик. — Придешь к нам в гости Новый год отмечать?

— Нет, —товарищ Ленин, у нас будет в казарме стол накрыт, лимонад обещали. А кроме того — нельзя мне. Зато тут у меня для вашего стола… кое-что есть…

И расстегнул солдат шинель, стал под гимнастеркой копошиться, вытаскивать что-то из галифе.

Все трое наблюдали за ним внимательно.

Наконец выпрямился солдат, и в руках у него оказалась большая синяя грелка. Он протянул ее старику.