Туман и дракон. Книга первая - Екатерина Булей

Первым побуждением вампира было резко ответить «Нет!» – и раствориться в воздухе. Но этот врач чем-то заинтересовал его:

– Сперва скажите, что это за эксперимент.

– Не волнуйтесь: никаких инструментов, никакой боли. Мы будем просто обмениваться словами.

– А зачем? – продолжал недоверчиво уточнять Дракула.

– Метод свободных ассоциаций позволяет вывести бессознательные побуждения в сознание…

– Что-что?

– Видите ли, многие психические болезни объясняются тем, что люди склонны вытеснять, то есть, попросту говоря, забывать те вещи, которые заставляют их казаться плохими в собственных глазах и глазах общества. Если сделать их доступными для осознания, больной исцелится.

Граф задумался. Совпадение слова «забывать» с тем, что его волновало, казалось не случайным.

– Они не выделили мне ни одного больного для демонстрации моего метода! – Тёмные глаза врача возмущённо сверкнули. – Сказали, чтобы я сам шёл его искать. По-моему, они попросту не хотят меня слушать. Неужели из-за того, что я еврей?

– Так вы заставляете людей вспоминать то, что забыто? Даже если это случилось очень давно?

– Именно так. Бессознательное помнит всё, начиная с самого рождения, и проявляет себя в снах, оговорках и свободных ассоциациях, которые…

– А вы не поможете вспомнить, отчего в меня вселяют страх зеркала?

– Так это же моя тема! Лечением именно таких случаев я занимаюсь. Не уверен, что смогу исцелить вас за один сеанс, но сегодня мы непременно подберём ключи к вашему бессознательному.

– Я согласен.

– Замечательно! Как я благодарен вам! Ещё один вопрос: вы ведь тоже не англичанин?

– Я венгр.

– Так мы земляки! Я из Австрии, хотя и стажировался в Париже, у самого Шарко. Но пойдёмте же! Демонстрация лечения истерии гипнозом вот-вот кончится!

И, увлекаемый австрийским врачом, граф вступил в двери мрачной обители, куда ему уже случалось проникать совсем другим образом. Обычно он не утруждал себя знакомством с интерьерами клиники, за исключением палаты Ренфильда. Поэтому полной неожиданностью для него стало то, что в центре этих плохо освещенных смрадных коридоров скрывался зал, белый и пышный, как первый снег в горах Трансильвании. Ряды, заполненные благоговейно притихшими врачами, амфитеатром сбегали к сцене, где измождённая женщина в серой глухой одежде причудливо изгибалась, повинуясь пассам маленьких толстых рук важного господина в пенсне. Глаза у загипнотизированной были точно у чучела лисы, доставшегося графу от одной знатной богатой жертвы и простоявшего почти сто лет, пока его не съела моль. Воротничок блузки расстегнулся от усилий, открыв тонкую белую шею с едва намеченной синей жилкой – надо сказать, весьма привлекательную. Граф отметил это мельком. Из-за переживаний у него совершенно пропал аппетит.

Вторжение графа и австрийского врача не прошло незамеченным. На них зашикали. Господин в пенсне на миг отвлёкся от своей подопечной, которая замерла на цыпочках, с поднятой левой рукой. Дракула и австриец пробрались поближе к доктору Сьюарду, который сухо кивнул в знак того, что заметил их. Но выступление и впрямь подошло к концу. Повинуясь щелчку толстых пальцев гипнотизёра, женщина в сером вздрогнула. В её глаза медленно вливались выражение и смысл. Оглядев аудиторию и словно только сейчас осознав, что находится среди мужчин, она съёжилась и со стыдливой поспешностью принялась застёгивать воротничок.

– Мисс Дженкинс, вы снова способны видеть? – загремел гипнотизёр.

– Ох, да что же это? Кругом столько народу, а я неприбранная!

– Слепота прошла! – провозгласил толстячок в песне.

Раздались аплодисменты, после которых Джон Сьюард поднялся с места:

– Уважаемые господа! Довожу до вашего сведения, что доктор Фосс…

– Фрейд! – оскорблённо поправил австриец.

– Ну да – в общем, наш коллега из Австро-Венгрии нашёл себе пациента, и после обсуждения мы будем иметь удовольствие наблюдать его работу.

Из обсуждения Дракула уловил только то, что недостаточно осведомлён о природе столь загадочного явления, как гипнотизм. В другое время он не упустил бы случая пополнить свои знания по этому вопросу. Но сейчас мешали настырные слова «Эстерхази», «магия» и «зеркало», которые вспыхивали и гасли в сознании, сменяя друг друга.

– А теперь, – снова поднялся Сьюард, – мы всё-таки увидим выступление доктора Фэ… Фрейда?.. доктора Зигмунда Фрейда, демонстрирующего метод свободных ассоциаций…

– В лечении фобий, – подсказал Фрейд.

– Всего за пятнадцать минут вам удалось найти и уговорить больного с фобией? Да вы просто венский кудесник, Зигмунд! А, вот ещё что: вам нужно какое-нибудь оборудование?

– Кушетка.

– Непременно кушетка? А стулом не обойдётесь?

– Непременно, – горделиво вздёрнул подбородок Фрейд. – Стул разрушит весь метод. Со стулом я работать отказываюсь.

Пока санитары разыскивали, тащили и устанавливали на сцене кушетку, изъятую, судя по роскошному виду, из кабинета самого Сьюарда, у графа, как бы он ни был взволнован, родилась идея, почему другие врачи не жаждут связываться с выступлением Зигмунда Фрейда. Еврейское происхождение здесь не при чём. Им просто кушетки таскать не хочется.

Итак, когда кушетка была принесена и установлена, Дракула растянулся на ней. Лежать в окружении такого количества теплокровных дышащих существ оказалось жутко неуютно… да что там, просто жутко. Руки дрожали, готовые превратиться в крылья и унести его подальше отсюда. Чтобы унять дрожь, он попытался сосредоточиться на далёком белом потолке. Словно сквозь сон доходил до него голос Фрейда, повествующего о его боязни зеркал.

«Спокойнее, – уговаривал себя граф, – эти люди – не маги: они не смогут сделать ничего плохого, даже если захотят.»

Всё же в определённый момент паника оказалась настолько сильна, что он едва не подскочил с кушетки. Но как раз в это время Фрейд, чей голос стал необычайно властным, спросил:

– Вы готовы?

Ну, раз уж он здесь…

– Готов.

– Тогда начнём. Я называю слово. Вы отвечаете любым другим, которое приходит вам в голову – сразу же, не задумываясь. Главное – быстрота. Похоже на детскую игру. Понятно?

– Да.

– Итак – ночь.

– Бодрость.

Эксперимент начался.

У Влада четыре ноги, а позади у него длинный хвост…

Агент Роджер Смоллвизард, маг младшей категории, уже битый час скучал неподалеку от Карфакса. Замаскированный под дворника, он старательно вымел булыжную мостовую, в чем совершенно не было необходимости, походил взад-вперед, якобы проверяя, не осталось ли мусора, обозрел все кусты, поглядывая на квадратик датчика (последний, размером меньше портсигара, был завернут в несвежий носовой платок агента, опять же в целях конспирации). Ничего примечательного. Но вот сигнал, еще недавно шедший из самого Карфакса, непостижимым образом переметнулся в особняк миссис Уилсон, банкирской вдовы. Причем явно никто ниоткуда не выходил! Недоумевающий Роджер чертыхнулся и переместился ближе к особняку. Снова потекли минуты, густые, как желе.

Светило солнце, было хоть и несколько прохладно, но дождя не предвиделось; птички вопили в кустах что-то о своем, наболевшем, травка зеленела… короче говоря, кругом царила идиллия, и все было бы хорошо, только вот Цепеш никак не появлялся. Агент же не желал слушать птичек и любоваться растительностью: сейчас бы в паб – пропустить пивка и перекусить. Наконец, когда агент успел изрядно соскучиться и замерзнуть, огонек на маленькой металлической пластине активно замигал красным: объект покинул дом. Подобрав метлу, агент направился за сигналом, следуя тонкой красной пунктирной нити, мигающей на дисплее.

Ах, если бы он знал, что за объект выскользнул сейчас из окна кухни вдовушкиного дома! На валашского правителя, равно как и на какую-нибудь иную венценосную особу он ну совершенно не походил – прежде всего потому, что был котом. Да, именно: датчик исправно ловил сигнал, исходящий от маячка, прикрепленного к ошейнику несчастного Мармадюка Олафссона Старшего.

Мармадюк уже практически оправился от давешнего удара: поистине, сливки, почесывание за ушком, и главное, пламенная страсть соседской белой кошечки творят чудеса. Загадочная штуковина на ошейнике кота не беспокоила – он о ней уже, признаться, и подзабыл. Сейчас он отправился проинспектировать окрестности на предмет наличия чужаков (подлежащих немедленному изгнанию), а также ловли птичек и встречи с кошачьими леди. Недалеко от дома внимание гордо вышагивающего кота привлекло надсадное мяуканье: на липе сидела совсем юная незнакомая кошечка серой масти. Бедняжка явно боялась слезть, хотя высота была не очень-то велика. Мармадюк остановился у ствола, задрал голову и хрипло мяукнул, подбадривая незнакомку. Она была очень мила, хотя и не породистая. Засмотревшись на даму, мистер Олафссон Старший не учуял, что сзади нарисовался матерый далматинец Дикки, питомец мистера Соумса. Его хозяин был невысокого мнения о женском поле в частности и о человечестве вообще – короче, являлся закоренелым мизогином и мизантропом, что не могло не отразиться на собаке. Именно Дик и загнал юную кошачью особу на дерево, облаяв по полной программе. Его владелец проделать подобное с представительницами прекрасного пола, конечно, не мог – но если бы мог, то непременно бы это сделал со всем удовольствием.