Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну - Владимир Брюханов

Объектами обмана оставались те же стороны, только сменившие первых лиц во главе: места Бисмарка и Александра III заняли соответственно Вильгельм II и Николай II, идейными стремлениями и предрассудками в значительной степени наследовавший своему отцу. Главные же закулисные деятели 1914 года вполне могли быть посвещены в подробности «цареубийства» 1887 года тем же Пилсудским!

О кануне Первой мировой войны нам уже случалось рассказывать: «Лидер Партии социалистов-революционеров В.М.Чернов свидетельствует[190], что в январе 1914 года в Париже, в зале Географического общества, Ю.Пилсудский сделал доклад, в котором сообщил, что в ближайшем будущем произойдет столкновение между Россией и Австро-Венгрией из-за Балкан, которое приведет к общеевропейской войне. В этой войне Россия потерпит поражение, а затем потерпят поражение и Германия с Австро-Венгрией от соединенных сил Англии, Франции и США, вступление в войну которых Пилсудский гарантировал. Из этого вытекал изложенный им план завоевания независимости Польши: на первом этапе войны поляки выступают на стороне Германии против России, на втором этапе – на стороне западных союзников против Германии.

План этот, как всем известно, был четко реализован и привел к полному успеху (хотя после двух фаз, предусмотренных Пилсудским, наступила и третья – война с воспрянувшей Советской Россией, в которой Польша едва вновь не утратила только что обретенную независимость /.../)»[191].

Заявление Юзефа Пилсудского в Париже вовсе не было ни бесцельным сотрясением воздуха, ни честолюбивой попыткой продемонстрировать собственную осведомленность – вроде детского: а что я знаю, а что я знаю!.. Это было четким приглашением к коллегам-революционерам объединиться в борьбе с царизмом для реализации провозглашенной теоретической схемы. «Чернов, к его чести, отказался от конкретных предложений поляков к сотрудничеству в рамках этого плана (хотя в 1917 году противники справа обвиняли его именно в пораженческих настроениях), но, не к чести для его проницательности, Чернов даже позже считал предвидения Пилсудского случайным выигрышем в лотерее...»[192]

Лукашевич, несомненно, был ключевой фигурой рассмотренной истории.

О важнейшей же роли братьев Пилсудских косвенным образом свидетельствует тот в принципе известный, но мало осознанный и усвоенный факт, что спустя много лет – в 1933 году! – остававшийся в живых Юзеф[193] практически повторил ту же комбинацию, хотя и в совершенно иных условиях.

А если же польский след все-таки вел в 1887 году куда-то много дальше, то уж, во всяком случае, не в Берлин, а скорее в Париж или Лондон!

Страшная сказка.

Но, как говорится в тех же сказках, это – присказка, не сказка; сказка будет впереди!

2.5. Александр III и Бисмарк.

Дабы смягчить катастрофу, обрушившуюся на российско-германские отношения весной 1887 года, дипломаты пытались подписать хоть какие-то соглашения.

В июне был подписан так назвывемый «перестраховочный договор» на три года: соглашение о сохранении благожелательного нейтралитета в случае войны с третьей стороной, но в отношении войны Германии с Францией или России с Австро-Венгрией договор сохранял силу только в ситуациях, когда Германия или Россия подвергнутся нападению этих противников[194]. В условиях 1887 года это отдавало фантастикой. Поэтому эпистолярные упражнения в тексте договора оставались искусством для искусства, в частности: Германия признавала «права, исторически приобретенные Россией на Балканском полуострове и особенно законность ее преобладающего и решительного влияния в Болгарии и Восточной Румелии»[195], с которыми, напоминаем, Россия даже не поддерживала в то время дипломатических отношений.

Секретный протокол к русско-германскому договору демонстрировал еще большую благожелательность Германии: «В случае, если бы его величество император российский оказался вынужденным принять на себя защиту входов в Черное море в целях ограждения интересов России, Германия обязуется соблюдать благожелательный нейтралитет и оказывать моральную и дипломатическую поддержку тем мерам, к каким его величество найдет необходимым прибегнуть для сохранения ключа своей империи»[196].

Насколько несерьезно относился к этому сам Бисмарк, об этом свидетельствует то, что ведя переговоры в Лондоне летом 1887 года, сын Бисмарка передал предложение своего отца лорду Солсбери заключить союз против России. Англичане, понятно, уклонились от таких категорических обязательств, разрушающих все прежние международные договоренности[197]. К тому же как раз в это время наметилось определенное смягчение отношений между Россией и Англией – стороны пришли к взаимопониманию в отношении того, что война из-за гор и пустынь Средней Азии пока что не в интересах обеих сторон; в этом же году они подписали договор о разделе сфер влияния в Афганистане[198].

В отношении Проливов русские дипломаты попытались добиться прямых договоренностей непосредственно с Турцией – по-видимому в стиле приводившегося меморандума Н.Н.Обручева. Но тут уже европейская дипломатия ощетинилась ежом: английский, австрийский и итальянский послы в Константинополе договорились всеми мерами противодействовать русско-турецкому сближению – вплоть до военного вторжения в Турцию[199].

Бисмарк же продолжал маяться своими фантасмагорическими планами. 22 октября он писал в письме к своему зятю – графу Куно цу Ранцау: «Мы не побоимся начать войну с Францией, так как предполагаем, что ее не удастся избежать. Войну с Россией мы без необходимости вести не будем, так как у нас нет интересов, удовлетворения которых мы могли бы посредством ее добиться… При уверенности, с которой мы предвидим первую, для нас будет необходимо в случае русско-австрийской войны напасть, со своей стороны, на Францию, так что тогда одновременно будут идти восточная война Австрии, Италии, вероятно, Англии и Балканских государств в едином союзе против России, а в Западной Европе – германо-французская война»[200].

Тут наступил ноябрь 1887 года, и Бисмарка посетила уже совершенно бредовая идея: он вообразил, что отыскал ахиллесову пяту России, наступив на которую, можно заставить ее повиноваться и тем самым привязать, наконец, к управляемой им политической повозке. Идея эта оказалась более чем роковой, так как единым махом и сформировала тот союз России с Францией, о пагубности которого предупреждал Мольтке еще в 1871 году!

1887 год оказался годом начала немыслимо интенсивного подъема российской тяжелой промышленности: «До 1887 г. на юге России работало только два железоделательных завода – Юза и Пастухова. С этого года заводы начинают расти, как грибы. /.../ В 1889 г. на юге было 17 больших чугуноплавильных заводов с 29 действующими доменными печами и с 12 вновь строящимися»[201].

Промышленный подъем в России совпал с очередным бумом развития всей мировой экономики. Для его характеристики достаточно привести данные об объемах выплавки чугуна в самых развитых странах (в млн. пудов)[202]:

Индекс роста[203]

Неудивительно, что и Бисмарк – политик старой школы – также обратил, наконец, в этот момент свое внимание на экономику и финансы: столь интенсивное развитие России просто не могло обходиться без необходимого привлечения иностранного капитала. Выше уже упоминалось, что Англия, вступив в 1870-е годы в решительное противостояние России, отказывала ей в финансовой поддержке. С тех пор основные займы Россия получала в Германии. Теперь Бисмарк решил, что если он перекроет этот финансовый клапан, то полупридушенная Россия запросит пощады, и тогда он ей навяжет те политические условия, какие пожелает!

В ноябре 1887 германская пресса, по наущению Бисмарка, провела кампанию дискредитации России в отношении надежности и выгоды вложения денег в ее экономику. После такой пропагандистской подготовки Бисмарк издал указ, запрещавший правительственным учреждениям размещать средства в русских ценных бумагах, а Рейхсбанку запретил принимать эти бумаги в залог. В результате их ценность на германском рынке круто упала – все стремились избавляться от невыгодного капиталовложения.

В конце 1887 года Бисмарк поднял пошлины на зерно, ввозимое из России. Теперь-то, казалось, Россия была у него в руках!

Результаты оказались совершенно неожиданными для него: русские бумаги тут же были перекуплены французскими банками и выставлены на продажу на Парижской бирже. В основе это стало акцией чисто политического характера: французское правительство не упустило шанса прибрать к рукам Россию, обиженную злой Германией!