Охотник - Джон Хантер

Глава седьмая

Копейщики масаи — храбрейшие из храбрых

Впервые мне пришлось увидеть охоту на львов с копьями, когда я остановился в небольшой масайской деревне недалеко от озера Магади. В предшествующую ночь лев перепрыгнул через двенадцатифутовую живую изгородь из колючего кустарника, окружавшую деревню, схватил корову и, держа ее зубами, снова преодолел барьер. Это может показаться невероятным, так как лев весит не более 400 фунтов, а корова, вероятно, вдвое больше. И все же лев-самец совершает подобный подвиг так же легко, как лиса уносит цыпленка.

Схватив корову, лев ловко подлезает под нее, тем самым перемещая вес на спину, но не выпуская горла жертвы из зубов. Когда лев берет препятствие, то хвост его становится совершенно жестким и, по всей видимости, служит для сохранения равновесия. Масаи уверяли меня, что без хвоста лев не смог бы взять такое препятствие.

Я уже собрался выступить по следу льва на следующий день, но мораны этой деревни небрежно заметили, что моя помощь не понадобится: они справятся с задачей самостоятельно. В это время мне казалось невероятным, чтобы группа людей могла убить взрослого льва копьями. Я попросил разрешения пойти вместе с ними, взяв с собой ружье. В ту ночь я зарядил свое магазинное нарезное ружье Ригби калибра 416[25], ничуть не сомневаясь, что если и состоится встреча со львами, то убить их придется мне.

Мы выступили на рассвете. Я шел следом за копейщиками. Их было десять человек. Это были красивые, стройные мужчины с хорошо развитой мускулатурой и ростом не менее шести футов. Чтобы получить полную свободу движений, каждый снял с себя единственную одежду — длинный кусок материи, который набрасывался на плечи и перекидывался через левую руку. Свои ярко раскрашенные щиты они держали на плече, копье несли в правой руке. Для боя воины надели плюмажи из страусовых перьев, а также меховые браслеты вокруг щиколоток. Никакой другой одежды на них не было.

Мы обнаружили след льва, и мораны пошли по нему. Ночью лев досыта наелся мяса коровы и сейчас отлеживался в густых зарослях. Мораны бросали камнями в кустарник куда попало до тех пор, пока раздавшееся яростное рычание не указало, где находится лев. Обнаружив зверя по злобному рычанию, мораны стали забрасывать его камнями. Затем кустарник задрожал и внезапно из зарослей в ста футах от нас выскочил лев и пустился бежать по равнине. Его туго набитое брюхо качалось из стороны в сторону в такт бегу.

В тот же миг масаи пустились за ним, издавая дикие крики во время бега по высокой пожелтевшей траве. Лев, не успевший переварить пищу, не мог уйти далеко. Он остановился, как загнанный. Копейщики развернулись, чтобы окружить его. Лев оказался в средине кольца и вращал глазами во все стороны. По мере того как копейщики медленно приближались к нему, он издавал рев, леденящий кровь.

Лев дал воинам приблизиться ярдов на сорок. Тут я понял, что он готовился броситься на людей. Он держал голову низко, чуть выше вытянутых вперед лап. Его задняя часть была слегка изогнута, чтобы подальше занести вперед задние ноги и со всей силой оттолкнуться от земли. Он стал царапать когтями землю, как спринтер шипами перед первым рывком.

Я сосредоточил все свое внимание на зловеще повернутом изгибе хвоста зверя. Перед тем как лев бросается, он быстро встряхивает кисточку своего хвоста три раза подряд. После третьего раза он бросается на охотника с невероятной быстротой. При этом он как бы сжимается в комок, уменьшившись в размерах в несколько раз.

Копейщики не хуже меня знали, что лев готовится к атаке. Казалось, что пики под воздействием единого импульса отодвинулись назад, готовые к броску. Воины еле сдерживали возбуждение, напрягшиеся мускулы их плеч слегка подергивались, наточенные до блеска наконечники копий отражали лучи солнца. В этот момент в любого из моранов можно было бы вколотить гвоздь и он бы этого не почувствовал. Вдруг хвост льва начал трястись. Раз! Два! Три! — И зверь бросился на копейщиков. В один миг с полдесятка копий воткнулось во льва. Я видел, как одно из них впилось в плечо и в тот же миг, прорвав шкуру, вышло из другого бока. Но это не остановило льва; на его пути стоял самый молодой моран, которого впервые взяли на охоту. Мальчик и не думал уклоняться: он весь собрался, чтобы принять удар, держа перед собой щит и слегка откинувшись назад, намереваясь со всей силой метнуть копье. Лев бросился на него. Одним ударом, словно картонку, зверь выбил щит из рук молодого морана. Затем лев стал на дыбы, стремясь вытянутыми лапами обхватить юношу.

Молодой воин на два фута вогнал копье в грудь льва. В тот же миг все остальные мораны окружили погибающего зверя. Подойдя слишком близко, чтобы добивать его копьями, они пустили в ход «сими». Оттесняя друг друга, масаи в неистовстве наносили удары по голове льва. В течение каких-то секунд голова льва была рассечена на куски по нескольку дюймов каждый. Я видел, как один из воинов нанес страшный удар, который начисто расколол череп зверя. Был ли в этот момент лев живой, я сказать не могу.

В ходе этого боя я был совершенно лишен возможности воспользоваться своим ружьем. Охотник с ружьем представляет большую опасность в такой момент. Раз возбужденные воины начали окружать льва, охотник уже не может стрелять, не рискуя попасть в кого-нибудь из них.

Я осмотрел раненого юношу. Ему были нанесены действительно страшные раны, а он, казалось, относился к ним совершенно безразлично. Я зашил его раны иглой и ниткой; он обратил на это не больше внимания, чем если бы я его похлопал по плечу.

Шкура льва была настолько изрезана копьями и «сими», что в качестве трофея не представляла никакой ценности. Это была изрезанная кровавая масса грязных желтых волос. Величие и достоинство благородного зверя совершенно исчезли.

Когда мы вернулись в масайскую маньятту[26], раненого юношу заставляли есть в большом количестве сырую говядину. Затем ему дали в качестве слабительного коровью кровь, чтобы он мог опять побольше принять сырого мяса. Случалось, что и другие мораны страдали от когтей льва, но они не принимали никаких мер против инфекции, кроме того, что промывали свои раны простой водой. Позже мне пришлось видеть, как в некоторых масайских деревнях в воде отмачивается корень кустарника под названием «олкилорит». При этом вода приобретает цвет марганцовокислого калия или поташа. Кажется, этот настой применяется в качестве антисептического и, по-видимому, помогает заживлению ран.

Я надеюсь, что юноша поправился. Он, безусловно, был удостоен высоких почестей в тот день, и молодые девушки заглядывались на него с восхищением. Если он остался жив, то он наверняка без труда мог выбрать любую.