Он тебя не любит(?) (СИ) - Тоцка Тала

— Да, я люблю Алену, а не Эву, — сказал Макар, окончательно впечатывая Эву в пол, — но оставить Эву я не могу. Как ты себе это представляешь, Тимур? Позвать девочку жить к себе, а потом просто выставить ее из дома?

— Почему выставить? Разойдитесь цивилизованно, по-хорошему, сними ей квартиру. Хочешь, кто из наших заберет? Там очередь из жаждущих, Дэн первый, и честно сказать, я как вспомню яхту, я и сам…

— …, Тим, иди на …, я предупреждал, — угрожающе начал Макар, но у Эвы больше не осталось сил слушать, она на четвереньках выбралась из кухни в коридор, по стеночке на цыпочках прошла к входной двери и с бешено колотящимся сердцем выскочила на улицу.

***

Уже давно стемнело, Эва сидела в какой-то задрипезной кафешке в абсолютно неизвестном ей районе. Официанты обеспокоенно переглядывались, посетители подозрительно косились на слишком хорошо для этих мест одетую девушку — Макар продолжал наряжать ее как куклу, ну да, она для него и была чем-то из разряда игрушек. «Мы в ответе за тех, кого приручили». Домашняя зверушка Эвочка, которая надоела, но выгнать на улицу у доброго хозяина не поднимается рука.

Зверушка, чемодан без ручки, использованный, прости Господи, презерватив — не много ли в последнее время аллегорий? Гляди, записывать придется, всех не упомнишь. Перед Эвой стояла чашка с давно остывшим кофе, а она смотрела в окно невидящими глазами, не обращая внимания на слезы, то высыхавшие, то снова градом катившиеся по щекам.

Она прокручивала в голове услышанные фразы, а в сердце прокручивались насквозь пронзившие его кукри — непальские ножи с изогнутым лезвием. Эве казалось, она даже видит их инкрустированные рукоятки. Макар собирается на ней женится? Он сделает ей предложение?

Эва представляла, как была бы счастлива, не услышь она этого разговора, кукри делали очередной проворот, а слезы катились еще сильнее. Ну что ей стоило прийти позже? Или громче громыхать холодильником. Или сразу крикнуть Макару, что она дома. Тогда она не услышала бы своими ушами, что он ее не любит. Прямым текстом, четко и недвусмысленно. Он. Ее. Не любит. А она как дура сидит и битый час придумывает ему оправдания.

Ей ведь на Макара и злиться не за что, она слышала, как он терзается, мало, что слышала, она это чувствовала. И от такой двойной боли, за себя и за Макара, становилось совсем невыносимо, Эва даже тихонько завыла, впившись ногтями в ладони. Совсем тихо, чтобы не пугать людей.

Телефон звонил уже несколько раз, высвечивалось фото Макара, тот самый фотопортрет, который она ему подарила. Эва смотрела в его улыбающееся лицо и спрашивала: «За что, Мак? Что я тебе сделала?» Но Мак молчал и улыбался, ей казалось, немного насмешливо, и Эва с трудом удерживалась, чтобы не швырнуть телефон на пол.

— Эвочка, что ты здесь делаешь? — она перевела взгляд и вздрогнула, Мак смотрел на нее снизу вверх с неподдельным изумлением, а в глубине бывших родных и теперь совсем чужих глаз плескался страх.

Эва как очнулась, Макар сидел у ее ног на корточках и держал ее руки в своих. Это не галлюцинация, это настоящий Макар, из плоти и крови.

— Мак? Как ты меня нашел? — разве это ее голос? Замогильный, вот хорошее слово, очень правильное.

— Геолокация. Ты не берешь трубку, я позвонил знакомому в полицию, он напомнил мне, что можно отследить тебя по геолокации, хорошо, что она у тебя включена. Я чуть не умер от страха, Эва, что ты со мной делаешь… — он уткнулся ей в колено, и она не удержалась, протянула руку и погладила жесткие волосы.

Ей вдруг стало невыносимо жаль его, даже больше, чем себя. Он не виноват. Не виноват, что не любит, а разве можно заставить полюбить? Ведь это обратный процесс разлюбливанию, вот Эва может разлюбить Макара? Нет. Так за что его винить?

— Поехали домой, Эвочка, — Макар поднял голову, и ей показалось, что в его глазах что-то блеснуло, — а потом может ты расскажешь мне, как оказалась в этом захолустье?

Обыкновенно. Садилась в первый попавшийся автобус, потом в троллейбус, потом снова в автобус, потом в трамвай. Шла бы мимо электричка, и туда бы села, в метро, кстати, спуститься не догадалась, а можно было бы. Вот и приехала к черту на кулички. Но Макару она не расскажет, она ему вообще ничего не станет говорить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сейчас нужно вернуться домой — домой к Макару, у Эвы больше нет дома, — успокоиться и решить, как лучше и правильнее будет исчезнуть, испариться из его жизни. Чтобы он не искал, не вздумал снимать ей квартиру и давать деньги на жизнь, с него станется. Он ведь в ответе за нее! Сейчас она совсем не соображает, дико клонит в сон, нужно выспаться, и тогда все сложится как надо.

Эва послушно позволила себя увести и посадить в машину. Дома у Макара она механически приняла душ, на автомате переоделась и легла в постель. Макар смотрел на нее в тревожном ожидании, поджав губы, но ничего не говорил. Вернулся из душа, лег возле Эвы, а потом потянулся к ней.

— Не надо, пожалуйста, — сказала Эва, губы совсем не слушались и не хотели говорить.

— Я совсем тебя забросил, да, Эвочка? — прошептал Макар и все же притянул ее к себе. — Я просто обниму… Прости меня, моя хорошая, маленькая моя…

Она слабая безвольная дура, у нее не хватило духу его оттолкнуть, потому что просто обнять — это не преступление, и ей так хорошо и уютно в его объятиях, что на миг даже мелькнула крамольная мысль. Мелькнула, а потом заявила о себе все увереннее и увереннее.

Что, если забить на подслушанный разговор? Вот так взять и забыть, как и не было никакого разговора, затолкать эти воспоминания в самый дальний угол, запечатать и похоронить. Это не в пример легче, чем заталкивать туда воспоминания о Макаре, о том, как пахнет его кожа, какие у него сильные руки, твердые требовательные губы, как он улыбается, прищурившись, как на лбу проступает испарина, когда они занимаются любовью…

Под утро она увидела чудесный сон, будто ей все приснилось, что она открыла глаза, а все оказалось обычным ночным кошмаром. И Макар ей улыбался не виновато, а широко и открыто, и целовал ее не потому, что испугался, а потому что любит. И любил ее не как в последнее время, жестко и рвано, а как раньше, ласково, медленно.

Она проснулась и поняла, что это не сон, она лежит, прижатая Макаром, который в полусне, как в бреду, повторяет ее имя, уже приближаясь к финалу. А потом вспомнила, что стакан с водой так и остался стоять на столешнице, и что свою вчерашнюю таблетку она так и не выпила.

Глава 16

Макар перевернул ее на спину, потянулся к тумбочке и вернулся, накрывая Эву своим телом. Вытащил из-за спины сжатую в кулак руку и раскрыл ладонь. На ладони лежало колечко, аккуратное и изящное, с ободком из мелких бриллиантов и одним крупным по центру.

— Выходи за меня замуж, Эва, — сказал он севшим голосом, и Эва лишилась дара речи.

Она слышала, как Макар говорил Тиму, что хочет жениться, но… кольцо? Уже? Так быстро?

— Где ты его взял? — спросила пересохшими губами, Макар с удивлением округлил глаза.

— В салоне. А где должен был?

— Откуда ты знаешь мой размер?

Он завозился на ней, устраиваясь удобнее, чтобы не раздавить, но и чтобы можно было чувствовать друг друга всем телом, так как они оба любили.

— Замерил, пока ты спала. Что за допрос, Эвочка, так ты выйдешь за меня?

Он смотрел на нее сверху, в каких-то сантиметрах от ее лица были его губы, его тело приятно давило, от него пахло их недавним сексом и возбуждением, и Эва не знала, как отказать. Когда он смотрит с ожиданием, когда его тело — и ее тоже! — снова наливаются желанием, когда он смотрит так, будто… любит. Будто она в самом деле нужна ему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не знаю, — вырвалось у Эвы, и по лицу Макара скользнула тень.

— Почему?

— Мы так мало знакомы! Мы ведь так мало знаем друг о друге!

Он снова округлил глаза, а потом вдруг начал смеяться, и смеялся так долго и заразительно, что Эве стало даже обидно. Она ведь не сказала ничего смешного!