Власть над водами пресными и солеными. Книга 2 - Инесса Ципоркина

— Вон, — произносит Дубина таким голосом, каким произносят «дождь» или «стул» — без напора, без тени сомнения, что послушаются. Ну и напарничек у меня будет, однако…

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я пью вино из кубка, в который вмещается, наверное, полведра. Это, собственно, не кубок, а какая-то чаша для омовения рук, чуть поменьше самого кувшина. В нее можно сунуть башку и пить, словно лошадь, не вынимая головы и не показывая выражения лица, пока на нем не останется вообще никакого выражения.

Дубина тем временем излагает мне свои планы. Не сомневаясь, что я слушаю — и слушаю заинтересованно.

— Если его свалить, у страны появится будущее. Войны не случится. Нас не разгромят. Мы можем еще сто лет копить деньги и силу, а потом начать эту войну в подходящее время и в подходящем состоянии. Или не войну, а переговоры о морганатическом союзе. Или о выгодной торговле. Но сейчас воевать — самоубийство.

— Бульк, — утвердительно сообщаю я из недр кубка. Но его высочество не нуждается ни в поддержке, ни в обсуждении своих высоких помыслов о свержении и убийстве собственного папаши. Что ж, папаня, вы это заслужили. По делам вору и мука.

— Здесь крутится орда раздолбаев, которых он считает шпионами и киллерами, — Геркулес посмеивается. Если бы на мой счет так посмеивались, я бы удавилась. Чтоб избавиться от жгучего стыда и от бессильной ярости.

— Бу-у-ульк?

— Ну как что с ними делать? Ничего не делать. Пусть изображают, что хотят. Пшел вон, ска-а-атина-а-а! — последняя фраза летит в сторону той самой стены, за которой — комната для прослушки. Снова звук падения и возня по ту сторону перегородки. Да уж. Понимаю Дубину: деятельность плохого топтуна либо смешит, либо бесит. А вот мой напарник испытывает смешанные чувства.

— Когда планируешь убрать объект? — осведомляюсь я, выныривая из чаши.

— Не знаю! — выпаливает он. — Мой полк он услал на какие-то гребаные учения и через день покушения устраивает. Надеется разобраться со мной до конца месяца.

— Сам ты его убрать не сможешь. — Безапелляционно, зато чистая правда. Мне незачем подыгрывать младшему принцу, который решил узурпировать трон… Стоп! А где старший принц? — Где твой брат?

— В лазарете… — морщится Дубина, берет со стола кувшин и льет вино из серебряного тонкого носика в свою абсолютно необъятную глотку. Ему явно не по себе. — Кажется, ранил я его как надо.

— А как надо?

— Чтоб проболел ближайший месяц. Он отличный парень, но глуп, как… — Дубина не находит слов и просто качает головой. Значит, глупее тебя.

Бедная земля! Такой король и такой наследник короля — стране действительно не позавидуешь. Выходит, мой Геркулес воистину за державу радеет. Это неплохо. В кровавую баню ради его личных амбиций я бы ввязываться не стала. Конечно, не из нравственных соображений. Просто, осуществи я его амбиции, он тут навек застрянет. А так…

— Убиваем отца, сажаем твоего брата на трон и сваливаем, — сухо предлагаю я. А чего вилять-то? Ведь Геркулес меня вспомнил. Как убийцу. И сейчас занимается наймом меня на хорошо знакомую работу.

— Ты убиваешь, я сажаю. Мне к нему не подойти. — Тоже без обиняков и верно по сути.

— Карту замка, форму королевской стражи, пароли на неделю и двух информаторов из королевского полка охраны. — Я знаю, что мне нужно. Чай, не впервой.

— Не хочешь приглядеться получше? — Дубина радостно оживляется.

— К кому? — говорю я с презрением киллера, которому предложили пойти к объекту в психоаналитики.

— К отцу и его окружению. — Геркулес даже не старается заменить слово «отец» безличным «он», "король" и прочая.

— Без надобности. Он меня не интересует. Меня больше интересует система оповещения стражи по тревоге. Особенно ночная.

— Пойдешь к спящему? — удивляется Дубина.

— Он может маяться бессонницей. Но предпочтительнее убить во сне. Тихо, безболезненно. Или есть дополнительные требования? — Я гляжу в глубину зрачка человеку, которого считала понятным до донышка.

Никогда не думайте, что видите кого-то насквозь. Из чистого самосохранения глядите им в глаза, хотя бы пару раз в год. Всматривайтесь, не щадя сил. Вреда от этого не будет, а пользы может быть много.

Глаза нового Геркулеса — открытие дня. Я этих глаз никогда еще не видела. Раньше у Дубины вместо глаз было два камешка. Голубых непроницаемых камешка. В них могли отражаться обида или жалость, но чтоб расшифровать послание, надо было постараться. Глаза его высочества — голубая сталь, в которой отражается все, как в зеркале. Теперь по глазам Геркулеса ничего не стоит прочесть ЛЮБОЕ его желание или намерение. Теперь это были глаза знатного господина, не привыкшего скрывать свои потребности.

— Нет… — почти шепотом произносит младший принц, приговоренный второй сын, отвергнутый и обреченный отцом на унизительную смерть. — Не. Будет. Требований.

Мальчик перерос потребность в мести. Ему даже не хочется крикнуть в перекошенное восковое лицо обидчика: "Это Я сделал! Это по МОЕЙ милости ты захлебываешься кровью! И заслуженно!"

Наверное, для отпрысков королевских фамилий отказ от мести — своего рода тест на зрелость. Когда тебе уже не требуется ругаться с трупом, в который превращается живое человеческое тело, нарушившее твою волю, — все, наследник дозрел до правителя. Теперь его можно употреблять по предназначению. А какое предназначение у Дубины?

Он избавит свою землю от неумелого правителя, воинственного и бестолкового. Он пристроит корону на более разумную голову. Может быть, для верности снабдив трон подпоркой в виде серого кардинала. И уйдет со мной — спасать девушку, которую полюбил от бесконечного одиночества, в которое его ввергли сначала отец-предатель, потом хозяин-мучитель… Вот только уйдет ли? Этот новый парень может и не захотеть менять власть на смутный призрак любви, испытанной давным-давно — и не в этой жизни.

— А потом? — лучше сразу узнать ответ. Не хочу, чтобы Дубина воспользовался мной как оружием, а после принялся врать: ах, надо подождать, пока обстановка в стране стабилизируется, пока положение брата упрочится, пока мы не переловим всех папашиных филеров… Не хочу разочароваться в полноценном Геркулесе, чей разум не поврежден ничьим вмешательством, чьи желания и чувства не искажены ни магией, ни шоком. Не хочу думать: когда он был моральным калекой, палачом, убийцей и подонком, он был лучше. Чище и честнее.

— Потом я найду Корди, — мечтательно улыбается принц, превращаясь в прежнего Дубину. — Найду и скажу: я теперь тоже принц. Я тебе ровня. Я тебя не опозорю. Выходи за меня замуж!