Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Семенов Юлиан Семенович

12

Женя шла по Столешникову переулку. Солнце слепило глаза. В лицах людей была радость, оттого что солнце слепило глаза. Сегодня закончилась работа над картиной. Женя почувствовала себя легкой и свободной. Сначала ей было радостно это чувство, но через час это чувство свободы и радости прошло. И ей стало грустно. Так всегда бывает: во время тяжелой, но интересной работы ждешь ее окончания, а когда она кончается, делается грустно. Уходит что-то свое, и чувствуешь себя обедневшим и усталым.

Женя зашла в магазин галантереи. Ей надо было купить маленьких синих пуговиц. Женя шила себе несколько ситцевых платьев для юга, а пуговиц найти не могла, потому что все время была на съемках, и теперь решила поискать в центральных магазинах.

В магазине в Столешниковом было душно и пахло мылом.

— У вас нет ли маленьких синих пуговиц? — спросила Женя продавщицу.

Та подтолкнула подругу локтем и шепнула: «Смотри, Струмилина».

— Сейчас, — сказала она, — я схожу на склад.

Женя стояла, облокотившись о прилавок, и ждала, пока девушка вернется. Рядом с Женей стояла круглая витринка с мужскими галстуками. Сначала Женя не обратила на них внимания, но чем дольше ей приходилось ждать, тем внимательнее она разглядывала расцветки и рисунки на галстуках. Потом она стала поворачивать вращающуюся витрину. Она выбрала серый галстук. Он был спокойной расцветки, с поперечными полосками.

— Сколько стоит этот галстук? — спросила Женя.

— Девяносто копеек.

— Очень дешево.

— Он не шелковый. Шелковые галстуки дорогие, те, которые с рисунками.

— Вот эти? — показала Женя на аляповатый красочный галстук.

— Да, — ответила продавщица.

— Но они же некрасивые…

— Что делать… Такие галстуки очень любят пожилые мужчины.

— Я у вас куплю серый, ладно?

— Конечно.

— Вам платить или в кассу?

— В кассу.

Женя выбила чек. Продавщица завернула ей галстук.

— Спасибо.

— Ну, что вы…

Женя улыбнулась, потому что вдруг подумала: «А кому я купила этот галстук?»

— Вы говорите, пожилые мужчины любят рисованные галстуки? — спросила Женя.

— Да.

— А что, если я куплю пожилому мужчине такой же, серый?

— Этот — последний.

— А на складе?

— Я сейчас сбегаю.

За прилавком никого не осталось. Женщины начали сердиться.

— Увидали артистку, забегали!

— Очередь надо уважать!

Старик, стоявший в очереди за кошельком, сказал скрипучим голосом:

— Не галдите, как курицы! В вас говорит зависть!

Женщины, как по команде, обернулись и стали бранить старика. Тот заговорщически подмигнул Жене и стал лениво переругиваться с женщинами. В магазине сейчас была та категория женщин, которые любят стоять в очередях. Им не надо ничего, лишь бы постоять в очереди, посудачить о чем-либо и немножко поругаться. Старик угадал их и «взял огонь на себя». Ему было смешно, а женщинам приятно.

Прибежала первая продавщица. Она сунула Жене пакетик с пуговицами и шепнула:

— Импортные, носите на здоровье.

— Сколько я вам должна?

— Ой, что вы, ничего не надо…

— Мне неудобно так…

— Тогда принесите мне ваше фото с надписью. Меня зовут Люся.

Потом пришла вторая продавщица и сказала:

— Знаете, на складе таких галстуков тоже нет.

Женя пришла домой, достала из шкафа костюм отца и примерила к нему галстук. Костюм был темный, и галстук сюда не шел. Тогда Женя примерила к другому костюму, легкому, летнему.

— Этот — хорошо, — сказала она самой себе. — Мы поедем с папой на юг, и он будет щеголять в этом галстуке.

Женя пошла на кухню поставить чай. Поставила чайник на плитку, надела фартук и решила подмести пол. Она убралась на кухне и пошла в кабинет отца. Там она села к телефону и набрала номер телеграфа.

— Примите телеграмму, — попросила Женя. — «Диксон, Струмилину. Я купила тебе очень красивый галстук».

Телеграфистка приняла текст и спросила:

— Обыкновенная?

Женя подумала секунду и ответила:

— Нет, срочная.

13

— Льдинка, Паша, льдинка! — закричал Брок. — Смотри, льдинка справа!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Там нет льдинки, — сказал Аветисян, — это туман.

— Да нет же! Я видел только что!

— Где? Далеко? — спросил Павел.

— Нет, совсем недалеко!

— Там нет льдинки… — сказал Аветисян, вглядываясь туда, где, по словам Брока, должна была находиться льдина. — Подожди… подожди, Нёма… Есть! — закричал Аветисян. — Есть, Паша! Круто вправо!

Богачев и Пьянков развернули самолет, и его затрясло от этого еще сильнее. Вираж они заложили крутой, и крыло самолета прошло метрах в десяти над водой, в которой плавали серые обломки битого льда.

— Удержишь штурвал один? — спросил Богачев.

— Не знаю, — ответил Пьянков, — попробую. А что?

— Я же не могу сажать вслепую…

— Удержу.

Богачев отпустил штурвал и быстро приподнялся. Впереди белела льдина.

— Ага! — закричал Богачев. — Есть! Есть, чертяка!

Он плюхнулся в кресло, схватил штурвал и сказал:

— Володя, на место! Нёма, садись за Пьянкова! Геворк, корректируй посадку!

— Хорошо!

— Какой лед?

Аветисян приник к смотровому стеклу. Все смотрели на него, замерев. Он долго смотрел на лед, приближавшийся к самолету, а потом негромко сказал:

— Лед плохой. Он синий.

Синий лед — тонкий лед.

— Заструги?

— Большие.

— Направление?

— Поперечное.

— Трещины?

— Нет.

— Торосы?

— Нет.

— Будем садиться?

— Еще бы немного вперед…

— А если там вода? Мы не сможем развернуться еще раз. Упадем.

— Здесь мы перекувырнемся.

— Нёма, держи штурвал.

— Есть.

Павел быстро приподнялся. Он сразу же увидел синий лед, поперечные заструги и низкий, серый туман. Что впереди — разобрать сейчас было невозможно. Впереди могла быть вода, могли быть заструги, могли быть торосы, а могла быть и прекрасная посадочная площадка. Никто не мог сказать, что было впереди. А самолет трясло, и в самолете сидели семь ребят из экспедиции, семь славных парней, имена которых безвестны мировой науке. Рядом с Павлом сидели Геворк Аветисян, Володя Пьянков и Нёма Брок — его братья, его друзья, его товарищи. И он, Павел Богачев, человек, сидящий сейчас на месте командира, отвечает за них. Он отвечает за них перед самим собой, перед их семьями, перед Родиной, которая послала их покорить Арктику.

— Пошли дальше, — сказал Павел, — мы удержим машину.

И они пошли дальше. Самолет болтало из стороны в сторону. Все дребезжало в самолете. И вдруг среди этого дребезжанья летчики услышали песню.

— Что это? — спросил Павел.

Аветисян распахнул дверь. В кабину ворвалось:

Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы наш, мы новый мир построим, Кто был ничем, тот станет всем.

Павел запел:

Это есть наш последний И решительный бой, С Интернационалом Воспрянет род людской!

Пел Аветисян, пел Пьянков, пел Нёма Брок, пели все зимовщики:

Никто не даст нам избавленья — Ни Бог, ни царь и не герой, Добьемся мы освобожденья Своею собственной рукой.

Несся самолет надо льдом, и гремела в нем песня революции, которая всегда побеждает, которая дает силы победить, которая заставляет за победу бороться и добиться ее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Заструги?! — крикнул Павел. — Как там эти проклятые заструги, Геворк?

— Поперечные.

— Лед?

Геворк долго молчал, а потом тихо ответил: