Наталья Гончарова против Пушкина? Война любви и ревности - Наталия Горбачева

«Какая ты умненькая, какая ты миленькая! какое длинное письмо, как оно дельно! благодарствуй, женка. Продолжай, как начала, и я век за тебя буду Бога молить. Заключай с поваром какие хочешь условия, только бы не был я принужден, отобедав дома, ужинать в клубе… Твое намерение съездить к Плетневу похвально, но соберешься ли? Ты съезди, женка, спасибо скажу… Нащокин мил до чрезвычайности. У него проявились два новых лица в числе челядинцев. Актер, игравший вторых любовников, ныне разбитый параличом и совершенно одуревший, и монах, перекрест из жидов, обвешанный веригами, представляющий нам в лицах жидовскую синагогу и рассказывающий нам соблазнительные анекдоты о московских монашенках… не понимаю, как можно жить окруженным такой сволочью… Дела мои принимают вид хороший. Завтра начну хлопотать, и если через неделю не кончу, то оставлю всё на попечение Нащокина, а сам отправлюсь к тебе — мой ангел, милая моя женка. Покамест прощай, Христос с тобой и с Машей…» (25 сентября)

«Вот видишь, что я прав, нечего тебе было принимать Пушкина. Просидела бы у Идалии и не сердилась на меня. Теперь спасибо тебе за твое милое-милое письмо. Я ждал от тебя грозы, ибо, по моему расчету, прежде воскресенья ты письма от меня не получила; а ты так тиха, так снисходительна, так забавна, что чудо. Что это значит? Уж не кокю ли я? Смотри! Кто тебе говорит, что я у Баратынского не бываю? Я и сегодня провожу у него вечер, и вчера у него был. Мы всякий день видимся. А до жен нам и дела нет. Грех тебе меня подозревать в неверности к тебе и в разборчивости к женам друзей моих. Я только завидую тем из них, у коих супруги не красавицы, не ангелы прелести, не мадонны и т. д. Знаешь русскую песню —

Не дай Бог хорошей жены,Хорошу жену часто в пир зовут.

А бедному-то мужу во чужом пиру похмелье, да и в своем тошнит. — Сейчас от меня — альманашник. Насилу отговорился от него. Он стал просить стихов для альманаха, а я статьи для газеты. Так и разошлись. На днях был я приглашен Уваровым в университет. Там встретился с Каченовским [3] (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на вшивом рынке). А тут разговорились с ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слезы. Передай это Вяземскому. Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе, докажу после… Мне пришел в голову роман, и я, вероятно, за него примусь, но покамест голова моя идет кругом при мысли о газете. Как-то слажу с ней?..» (30 сентября)

«По пунктам отвечаю на твои обвинения. 1) Русский человек в дороге не переодевается и, доехав свинья свиньею до места, идет в баню, которая наша вторая мать… Ты разве не крещеная, что всего этого не знаешь? 2) В Москве письма принимаются до 12 часов, а я въехал в Тверскую заставу ровно в 11 часов, следственно, и отложил писать тебе до другого дня. Видишь ли, что я прав, а что ты кругом виновата? виновата 1) потому, что всякий вздор забираешь себе в голову, 2) потому, что пакет Бенкендорфа (вероятно важный отсылаешь, с досады на меня, Бог ведает куда, 3) кокетничаешь со всем дипломатическим корпусом, да еще жалуешься на свое положение, будто б подобное нащокинскому («он кокю[4] и видит, что это состояние приятное и независимое. Он ездил со мною в баню…», писал Пушкин еще 22 сентября). Женка, женка! но оставим это. Ты, мне кажется, воюешь без меня дома, сменяешь людей, ломаешь картеры, сверяешь счеты, доишь кормилицу. Ай-да хват баба! что хорошо, то хорошо. Здесь я не так-то деятелен… Брат Дмитрий Николаевич здесь. Он в Калуге никакого не нашел акта, утверждающего болезненное состояние отца, и приехал хлопотать о том сюда. С Натальей Ивановной они сошлись и помирились. Она не хочет входить в управление имения и во всем полагается на Дмитрия Николаевича. Отец поговаривает о духовной, на днях будет он освидетельствован гражданским губернатором. К тебе пришлют для подписания доверенности… Прощай, душа моя, целую тебя и Машу. Христос с тобою» (3 октября).

Речь идет о доверенности, которую должны были подписать все члены семьи Гончаровых, в том, что они согласны передать Дмитрию Николаевичу, как старшему в роде, в связи с болезнью отца Натали управление майоратом, минуя законного наследника Николая Афанасьевича. Для установления опеки требовались соответствующие документы, которых не оказалось… После длительных хлопот опека наконец был утверждена, и Дмитрий Николаевич стал во главе гончаровского майората. «Путаник в делах», неопытный в коммерческих делах, Дмитрий Гончаров допускал поначалу много ошибок, да и впоследствии не сумел привести в полный порядок устройство предприятий, выплачивая огромные проценты (иногда превышавшие сумму долга) по обязательствам и закладным. Ему приходилось выдавать значительные средства на содержание большой гончаровской семьи, и долги деда не удалось покрыть до самой смерти.

1832 год отмечен малым количеством произведений Пушкина, основное из них — роман «Дубровский». Нащокин в Москве рассказал ему о процессе бедного дворянина Островского с состоятельным соседом. Пушкин добыл подлинное судебное дело о селе Новопанском, по прочтении его тотчас явилась идея повести. «Мне пришел в голову роман, и я, вероятно, за него примусь», — сообщает он из Москвы жене в Петербург — одной из самых первых. И действительно, вернувшись домой, Пушкин увлекся новой работой и, как всегда, писал «запоем»: 21 октября начата первая глава, к концу года их было уже 15, январь 33-го довел повествование до 19-й главы, и на том оно оборвалось. В третьей части романа, по одной из версий, Дубровский приезжает в Москву и, выданный предателем, оказывается в руках полиции… При жизни автора роман не был напечатан.

11 декабря Вяземский писал Жуковскому: «Пушкин собирался было издавать газету, все шло горячо, и было позволение на то, но журнал нам, как клад не дается. Он поостыл, позволение как-то попризапуталось или поограничилось, и мы опять без журнала».

В конце года Пушкин пишет другу Нащокину: «К лету будут у меня хлопоты. Наталья Николаевна брюхата опять и носит довольно тяжело. Не приедешь ли ты крестить Гаврила Александровича? Я такого мнения, что Петербург был бы для тебя пристанью и ковчегом спасения…» В это же время мать Пушкина пишет своему любимцу младшему сыну Льву, которого между тем в Варшаве «выключили» из полка за дисциплинарные упущения: «Александр болен, маленькая тоже, Натали брюхата». Несколько месяцев Пушкин страдал сильнейшим ревматизмом, который «разыгрался у него в ноге еще до выезда из Москвы, и, судя по письму, Александр страдает ужасно. Снаружи нога как нога: ни красноты, ни опухоли, но адская внутренняя боль делает его мучеником, говорит, что боль отражается во всем теле, да и в правой руке, почему и почерк нетвердый и неразборчивый, который насилу изучил, читая более часа довольно длинное, несмотря на болезнь сына, послание. Не может он без ноющей боли ни лечь, ни сесть, ни встать, а ходить тем более, отлучаться же из дома Александр был принужден и ради перемены квартиры, и ради других дел, опираясь на палку, как восьмидесятилетний старец. Жалуется, что Наташа дала, во время его отсутствия, слишком большую волю прислуге, почему и вынужден был по приезде, несмотря на болезнь, поколотить хорошенько известного вам пьяницу Алешку за великие подвиги и отослать его назад в деревню. Алешка всегда пользовался отсутствием барина, чтобы повеселиться по-своему» (С. Л. Пушкин, отец поэта — дочери).