Дочь некроманта - Ник Перумов

— А? Что? О-о-о!!! — раздалось изнутри.

Кто-то дернул Ниакрис за плечо так, что она настоящим катапультным ядром влетела внутрь.

Крошечная, узкая, как могила, комнатка, со столь же узким лежаком вдоль стены, конторкой под высоким окном и какими-то не то иконами, не то просто картинами в изголовье. Человек в темной рясе, лицо режет темноту неестественно-белым плоским диском, руки вскинуты, словно он загораживает от беспощадной стали карликов те самые не то иконы, не то картины…

Прежде чем Ниакрис успела даже ойкнуть, замелькали кистени, шипастые железные шары вмялись в нагой череп, и человек упал, оплетая себя бессильно мотающимися руками, точно полураздавленный паук.

— Под досками смотрите! — гаркнул старший поури, но остальные в его указаниях и не нуждались. Расписные доски полетели в разные стороны, глухо ударяясь о пол и стены; открылся небольшой тайничок в кладке, мелькнул серый мешочек; карлик рванул завязки, мелькнуло несколько крупных самоцветов. По глазам Ниакрис резануло болью, эти камни прямо-таки сочились волшебной силой, она чувствовала ее так же ясно, как, к примеру, запах своего любимого малинового варенья; и так же, как не могла объяснить, как и почему она чувствует запахи, не могла ответить, как она чувствует магию.

Она замерла, точно окаменев, точно очутившись под властью могущественного заклинания — как, впрочем, оно и было.

— Камни Власти… славная добыча, — рыкнул старший. — Повезло… уходим!

Со всех сторон уже неслись крики, топот ног, но поури отнюдь не казались растерянными или испуганными.

— А может, еще одного? — алчно предложил кто-то из них. — Что нам эти монахи!

— Ну, ладно, давай еще одного, — после мгновенного колебания согласился он, бросив при этом какой-то странный косой взгляд на девочку.

В обоих концах коридора уже мелькали огоньки факелов и какие-то одиночные фигуры. Карлики, недолго думая, вышибли еще одну дверь — почему обитатели келий не бежали, Ниакрис понять не могла.

На сей раз им попался старик, который попытался сопротивляться. Он отмахнулся какой-то сучковатой дубиной, отмахнулся с неожиданной силой, и старший из карликов, точно мячик, отлетел к двери. Старик выбросил вперед руку, вокруг пальцев заплясали крошечные язычки пламени — но в этот момент кто-то из карликов половчее прыгнул на него сбоку, и они покатились по полу.

— Эй, Ниакрис! — завопил старший поури, вскакивая на ноги. — Чего замерла, не видишь — на колдуна нарвались!

Девочка не пошевелилась.

— Ниакрис! — это был уже ее опекун.

Она рванула из ножен залежавшийся там меч.

Взмах — и старший из поури, завывая, бросился наутек, прижимая ладонь к распоротому боку. Второй взмах — карлик попытался было отбить ее удар, и частично ему это удалось; острие кинжала оставило кровавый росчерк у него на плече. Третий и четвертый поури сами ринулись на девочку, но одному она успела проткнуть руку, а второй получил по голове посохом от сумевшего подняться на ноги старика.

— Бежим! — крикнул тот, кого Ниакрис привыкла звать своим наставником, и поури, в полном противоречии со своим непреклонным характером, не признающие отступлений поури дружно ринулись наутек, точно крысы при виде терьера.

Ниакрис рванулась было следом, сама еще не зная, что станет делать, — но споткнулась на пороге.

Даже сквозь плотную мешковину она чувствовала сияние Камней Власти.

Очевидно, старший поури выронил мешочек во время бегства.

Ниакрис нагнулась подобрать сокровище… а когда выпрямилась, то мгновенно поняла, что драгоценные секунды упущены и карликов ей не догнать.

Она медленно опустила клинок и повернулась к тяжело опиравшемуся на посох старику. По коричневому его одеянию медленно расплывались пятна крови — чей-то кистень все же зацепил его.

— Дайте я помогу вам… дедушка, — вырвалось у Ниакрис.

— Спасибо тебе… ох… внучка, — в тон ей ответил старик. В голосе слышалась усмешка — несмотря на боль.

Потом, когда сперва сюда сбежался весь монастырь, а потом его же обитатели куда медленнее, но все-таки разошлись, Ниакрис обнаружила, что сидит на жесткой лежанке, крепко держась за морщинистую, перевитую сизыми венами руку старика.

Ее, конечно, долго хвалили, долго охали и ахали; выяснилось, что поури вломились в так называемый Коридор Уединения, куда монастырские аколиты удалялись «для молитвы и медитации», как объяснили девочке; нарушать транс смертельно опасно, да и кроме того, монах, пребывая в молитвенном экстазе, переставал что-либо видеть и слышать. Этим и объяснялось то, что никто из обитателей келий не пытался бежать, спасаться или хотя бы поднять тревогу.

Ее саму долго расспрашивали; она отвечала односложно, больше отмалчиваясь. Наконец старик, за которого вступилась Ниакрис, пришел ей на помощь и прекратил пытку.

— Хватит, налетели, коршуны, — недовольно проворчал, загораживая собой девочку. — Потом все узнаете. А сейчас давайте все отсюда!

Очевидно, этот старик был какой-то шишкой, потому что набившиеся в келью и коридор другие обитатели монастыря как-то сразу прекратили расспросы, а потом и вовсе бочком-бочком расползлись кто куда.

Старик и девочка остались вдвоем.

Глаза у него показались Ниакрис похожими на совиные — такие же странно-желтые, округлые, с вытянутым зрачком. На миг она даже засомневалась — а человек ли перед ней?

— Человек, — ответил он на ее молчаливый вопрос. — Имею честь представиться… Лейт, меня зовут Фарбриан.

Она не успела даже удивиться, откуда он знает ее имя, а старик уже продолжал:

— Как ты оказалась с поури, примерно догадываюсь. Набег, твои родители погибли, карлики захватили тебя с собой, наверное, надеялись продать на невольничьем рынке, там такие, как ты, в цене, внучка. А вот зачем потащили сюда — в толк не возьму, хоть убей, — он потешно развел руками. — Но об этом мы поговорим завтра — а пока спи, отдыхай.

Ниакрис попыталась было что-то сказать, но Фарбриан как-то очень пронзительно вдруг посмотрел ей в глаза — и ее веки закрылись словно сами собой.

Говорить с Фарбрианом оказалось нелегко. Пронзительный взгляд волшебника (а в том, что он волшебник, Ниакрис не сомневалась) проникал глубоко-глубоко, в самое сокровенное; казалось, ему невозможно соврать.

Но, разумеется, это только казалось.

История, рассказанная Ниакрис, не отличалась оригинальностью. Никто и никогда не учил ее слагать подобные выдумки, делать их неотличимыми от правды, никто не учил врать с невинным видом — и, наверное, именно поэтому ее так и не уличили.