Не смотри в глаза пророку - Сергей Кулаков

– Скоро приедем, – услышал он его голос после очередного поворота. – Держитесь.

– Ничего, – вяло отозвался Егор. – Я в порядке.

Произнести эту клишированную фразу, внедренную в умы Голливудом, было легко, но совсем нелегко было заставить себя поверить в ее смысл. Егор не представлял себе, как он сможет самостоятельно выбраться из машины, и со стыдом подыскивал слова, с которыми он обратится к своим спасителям, призывая их снова подставить ему плечо.

«Должно быть, это виски меня так разобрало, – думал Егор сквозь одолевавшую его дрему. – И доза-то небольшая. Хотя… После того, что было…»

Возвращаться к тому, что было, ему не хотелось, как не хочется среди ночи вспоминать кошмар, от которого проснулся, весь облепленный мокрыми простынями. Сейчас ему хотелось только спать, не просыпаясь, чтобы на том конце сна увидеть ясное солнечное утро, не омраченное никакими воспоминаниями. И хотя он понимал, что от воспоминаний никуда не уйти, он выторговывал себе у времени хотя бы несколько бездумных часов, на которые, как ему казалось, он имеет полное право. Поэтому, когда машина притормозила и въехала в распахнутые ворота, он испытал что-то вроде детской обиды, более всего желая, чтобы о нем забыли и оставили его в машине так долго, как он сам того захочет.

– Выходите, – послышался голос седого.

Егор принялся нащупывать ручку.

С переднего сиденья протянулась рука, открыла дверцу.

– Сами выйти сможете? – спросил седой.

– Попробую.

Высунув из автомобиля налитую свинцовой тяжестью ногу, Горин пяткой нашел землю и, помогая себе руками, принялся выбираться наружу.

– Витя, – уронил седой.

Сейчас же сильные руки подхватили Егора, вытащили наружу и поставили на ноги.

– Спасибо, – сказал тот, чувствуя, как, по-стариковски шамкая, заплетается его язык.

Озираясь вокруг себя, он обнаружил, что стоит посреди обширного двора, выложенного бетонной плиткой. С одной стороны высился трехэтажный дом, построенный без архитектурных изысков, но зато очень добротно и, что называется, функционально. С другой стороны тянулся забор из железных панелей, высота которого достигала не менее двух с половиной метров. Два фонаря от ворот и от крыльца заливали двор ярким синеватым светом.

На свежем воздухе Егора совсем развезло.

– Это что, тюрьма? – спросил он, думая, что видится со стороны веселым и остроумным.

– Пойдемте, – сказал седой.

Горин, как ни пьян был, обратил внимание на то, что никто не вышел их встречать. Правда, на вопрос, что по этому поводу думать, он, как ни ломал голову, не нашел ответа. Решил, что утром так или иначе все выяснится. Конечно, при условии, что ему дадут поспать, а не посадят на стул и не устроят пытку бессонницей.

Но сегодняшним его мукам, похоже, пришел конец. Его завели в уютно обставленную комнату, и седой, вошедший следом, сказал, чтобы Егор располагался на ночлег.

– А за постой платить придется? – спросил Горин, находясь все в том же куражливом настроении, напрямую зависящем от выпитого им из фляжки виски.

– Разберемся, – сказал седой, наблюдая, как он пытается снять с себя ботинки.

Егор кое-как разулся, с гордостью подумав, что на этот раз он обошелся без посторонней помощи, и навзничь повалился на кровать.

Все перед ним плыло и качалось, но он упрямо продолжал держать седого в фокусе своего зрения, хотя видел только расплывчатые контуры.

– Завтра вы отвезете меня домой? – спросил он, едва ворочая онемевшим языком.

– Хотите пить? – осведомился вместо ответа седой. – Воды или колы?

– Виски, – засмеялся Егор.

– Виски вам достаточно, – не разделил его веселья седой. – Спите.

Он потушил свет и вышел, закрыв за собой дверь.

Преодолевая страшное искушение немедленно погрузиться в сон, Егор тем не менее прислушался: не заперли ли его.

Нет, замок не щелкнул.

«Возможно, – подумал он с изобретательностью пьяного человека, – снаружи засов, и я не услышал, как его задвинули. А возможно, этого молчаливого Витю посадили под дверью, чтобы я не смог сбежать».

В голове его ходили два огромных ватных маятника, бесшумно стукаясь со всего размаху, и с каждым их ударом он погружался все глубже и глубже в черное бездонное марево. И все же он упорно пытался бороться со сном, цепляясь за каждую мысль, вздрагивая от каждого звука, доносящегося извне.

«Ходит кто-то, – думал он, улавливая чьи-то шаги не то за дверью, не то у себя над головой. – Витя несет дозор, ходит по коридору с палкой на плече… Нет, это разбойники собрались делить добычу. А добыча – я…»

Горин забылся сном, но через минуту снова подхватился, услышав лай собаки.

«Кто-то приехал, – подумал он, пытаясь приподняться на кровати. – Кто? Что со мной сделают эти люди? Может, сбежать, пока не поздно?»

И он, совсем уже твердо решив бежать, начал искать край постели, но всякий раз натыкался на стену.

Эти искания его вскоре измучили, и он лег горячей щекой на подушку.

«Надо немного поспать, – решил Егор. – Наберусь сил и под утро дам деру. Они все будут спать, и я потихоньку выберусь из дома. Шоссе рядом, кто-нибудь довезет до города. А там сразу в милицию и все как на духу. Или лучше вот что. Найду эту шуструю девчонку Риту Чернову и расскажу все ей. ФСБ – это не хухры-мухры, как-нибудь защитят своего налогоплательщика. Да, лучше так. И не надо ничего комбинировать. Только добраться до города. Только добраться!»

Утвердившись на последней мысли и доверившись ей, Егор почувствовал наконец долгожданное успокоение и тут же уснул, согнувшись и подтянув чуть ли не к самой груди ноги, – ни дать ни взять зародыш, невесть как занесенный в это случайное лоно.

Договор

Рука его со всего маху ударилась во что-то твердое, боль отдалась в голове – и Егор проснулся.

Он не сразу вспомнил, где находится и что с ним произошло накануне. Плыли перед глазами какие-то черные карнавальные накидки, летела освещенная светом фар дорога, вертелся незнакомый потолок с плоским матовым плафоном. И вдруг глухо застучали выстрелы, кто-то пронзительно закричал: «Сдохни!»… Егор вздрогнул и открыл глаза.

Он лежал на спине в незнакомой комнате, над ним высился потолок с матовым плафоном посередине. Позади было окно, и в него сквозь зеленоватые шторы сочился солнечный свет.

«Утро», – сообразил Егор и лег на бок.

Он поднес к глазам руку с часами. Начало десятого. Так поздно.

Вчерашние события ярко всплыли в памяти. Егор застонал и рывком сел в постели, разом прогоняя нахлынувшие видения.

Голова слабо кружилась, но чувствовал он себя неплохо. Только страшная жажда одолевала его, и он поискал, нет ли поблизости бутылки с водой или хотя бы рукомойника.

Как ни странно, бутылка с минеральной водой стояла на прикроватном столике. И даже крышечка была предусмотрительно вскрыта, держась лишь на верхних витках резьбы. Егор слегка дрожащей рукой налил себе полный стакан минералки и залпом выпил, трезвея с каждым глотком. Тело покрылось испариной, лоб увлажнился, и глаза глянули на мир яснее и спокойнее.

Итак, он в плену. Что дальше?

Сбежать, вопреки смутно припоминаемому плану, не удалось. Но вряд ли Егор, отрезвев под утро, решился бы покинуть этот дом. Вспоминая вчерашние события от того момента, как в него ткнул электрошокером водитель «БМВ», до расправы в фабричном подвале и далее, до появления на пустыре фигуры в окровавленном балахоне, Егор понимал, что его возвращение в свет граничит с самоубийством. Кто были те люди, что скрывались под украшенными крестами балахонами, он не знал. Но нетрудно было догадаться, какого рода организацию они представляют и что, устрой они на него тотальную охоту, ему с ними не сладить, даже если он направит свои стопы в ФСБ и во всем чистосердечно признается.

Конечно, ему пообещают помочь и, возможно, на какое-то время обеспечат охраной. А потом? Что с ним будет потом, когда охрану снимут и дело, как это часто у нас водится, закроют? Ждать каждый день и каждую минуту, из-за какого угла к нему протянется рука с электрошокером или ножом? Так сойдешь с ума быстрее, чем тебя убьют, и трудно сказать, какой из этих двух исходов предпочтительнее.

Опять же дело получится громкое. Четыре трупа – не шутка. Расследование может длиться не одну неделю. Его, без сомнения, стреножат подпиской о невыезде, и он волей-неволей будет сидеть в Москве, давая показания, потея от страха и бегая от журналистов. Ибо эта пронырливая братия в покое его не оставит, мимо такой сенсации не пройдет ни одна газета, ни один канал, и он вскоре станет посмешищем, годным лишь на то, чтобы денно и нощно вопиять о постигшей его беде.

Нет, проблему следовало решать по-другому. Но как?

На этот вопрос Егор надеялся получить ответ у тех, кто его сюда привез. И он не собирался отсюда уходить, пока не узнает всего, что хотел узнать.

Он встал и подошел к окну. Отвел край шторы и тут же уперся взглядом в железный забор, до того глухой, что, кроме стоящих за ним сосен, ничего нельзя было разобрать.