Смерть по сценарию - Наталья Андреева

— Скажите, вы оставляли сумочку в одной комнате с Клишиным, когда сами куда-то отлучались?

— Не помню. Зачем Паше моя сумочка? Ну, отходила к зеркалу красить губы, не таскать же ее с собой в ванную? Достаточно косметички.

— Мы выясним, откуда взялась эта ампула. А вы не отправляли недавно никакое письмо по просьбе Клишина? — Леонидов кивнул Михину, что пора уходить.

— Я ему не почтальон.

— Понятно.

Алла Константиновна вместе с гостями прошла к дверям, машинально взглянула в зеркало на стене прихожей, пальцами тронула кожу возле левого глаза, поправила выбившуюся прядь волос. Уже возле открытой двери Леонидов спросил:

— А вашу племянницу как зовут?

— Надежда Сергеевна Гончарова. Вы удовлетворены? Только нашу милую Наденьку не надо сюда приплетать, она девочка нежная, может и растаять, как Снегурочка.

— Боюсь, Алла Константиновна, что мы к вам еще придем.

Дверь за Леонидовым была с громким стуком закрыта, пожелание осталось без ответа.

— Ты про племянницу зачем спросил? — уже в машине вспомнил Михин.

— Потому что в жизни Павла Андреевича, по его словам, были и Вера, и Надежда, и Любовь. Веру с Любовью я уже успел повидать, а Надежда оставалась до сих пор туманной. А на что он надеялся, надо бы узнать.

— И ты думаешь…

— Пока ничего. Ничего, кроме того, что ампулу в сумочку Аллы Константиновны положил сам Павел Клишин.

— Зачем?

— Это дьявольский розыгрыш, цель которого я пока не понимаю.

— А если не Клишин положил?

— Тогда сам профессор или эта клишинская Надежда.

— Убийца может быть в этой семье?

— Еще как! Одна Алла чего стоит. Не женщина — Берлинская стена, четко отделяет Западную часть города от Восточной.

— Так ее же разрушили?

— Вот и сделай то же, что перестройка в свое время.

— А ты?

— Я и так сегодня, как идиот последний, с Сашкой поругался, нет мне прощения.

— Из-за меня?!

— Из-за своей дури. Ты давай ищи по маркировке, с какого химико-фармацевтического комбината могла взяться ампула и как могла попасть в семью Гончаровых.

— Это ж такая рутина!

— А ты праздника хотел? Вокруг этой ампулы все крутится, кто ее достал, тот и пирожок съел.

— А книга?

— Пока там слишком много фактов, которые не подтверждаются. Или Алла Константиновна врет. Ты узнай поподробнее об образе жизни этой дамочки.

— Ну, озадачил. Узнай, найди, проверь.

— Ты же у нас профессионал, а я так, просто погулять вышел. А кстати, я сегодня познакомился с твоей тетей.

— С какой еще тетей?

— Которую ты подозреваешь в убийстве Клишина.

— Уже почти не подозреваю.

— А зря. Нельзя так легко отказываться от того, что подсказывет тебе интуиция.

— Сейчас интуиция мне подсказывает, что будет метро, которое как раз на моей ветке. Ты притормози, Леша.

— Да я до вокзала тебя довезу.

— Не надо. Я не дама, ты не кавалер, я тебе и так должен каждый день звонить и говорить «спасибо».

— А я тебе? Брось ты считаться, Игорь. Это, по крайней мере, я в своей жизни совершаю добровольно и в любой момент могу отказаться, а от остального, увы, нет.

Он остановил машину возле метро, Михин вылез и побежал в ярко освещенное подземное чрево. На улице было еще удивительно светло, даже обильное электричество казалось лишним, так хороша была июньская ночь, сменившая прохладой еще один жаркий день. Алексей почувствовал, что устал сегодня достаточно, для того чтобы лечь спать и отрубиться, не предаваясь горестным мыслям о скандале с женой. Думать об этом не хотелось, потому что тяжело признавать свою неправоту, особенно если девушка, к которой приревновала жена, действительно понравилась.

Вечером следующего дня Леонидов ушел с работы часов в семь и сразу поехал в деревню Петушки просить прощения у жены Александры. Ехал он быстро, торопился и старался настроиться на миролюбивую волну семейного эфира. Вообще он чертовски устал, как уставал после каждого такого рабочего дня, прокручивавшего его наподобие центрифуги, как начисто выстиранное белье, и выжимавшего все до капли. Уже к обеду он бывал настолько выполоскан, что просто забывал события предыдущего дня, а к вечеру вылетал на улицу досушиться, чтобы утром хлебнуть новой грязи повседневных мелочных забот. Дорога в этом плане здорово успокаивала, она задавала мерный, убаюкивающий ритм, который единственный мог справиться со взбаламученными нервами.

Оказалось, что Саша его ждала. Она сделала вид, что сегодня — это только продолжение вчерашнего дня, без того куска, что муж провел в гордом одиночестве, и ни о чем не напомнила. Если бы не девять часов вечера и завтрашняя утренняя полуторачасовая дорога в Москву, Леонидов бы покаялся подольше, но сегодня просто буркнул:

— Извини.

На что Александра ответила своим обычным:

— Не будем ссориться, Леша.

Инцидент завершился вничью, стороны отужинали вместе с целью закрепления дружественных отношений. Подавали жареные окорочка с картофельным пюре, салат из свежей зелени с добавлением огурцов и помидоров и компот из сушеных яблок урожая прошлого года. Леонидов прослушал жалобы противоположной стороны на соседа справа, передвинувшего свой забор на десять сантиметров в сторону их участка, тетю Машу, разбавлявшую водой молоко, и вышел на крыльцо, сохраняя достоинство, чтобы все это осмыслить и в роли главы семьи вынести вердикт.

Неожиданно кто-то отворил калитку и негромко, но мелодично позвал:

— Алексей Алексевич!

— Это я, — отозвался Леонидов и попытался вглядеться в сумерки.

Светлая, приятных очертаний фигурка шагнула на территорию его дачного участка:

— Можно?

— Соня? — Он машинально прислушался, где там жена. Саша в доме укладывала спать Сережку: мыла ему ноги и собиралась на ночь зачитать очередную главу из жизни несчастного Буратино. «Ах ты, мой деревянненький», — с нежностью подумал Леонидов и встал с крыльца.

— Вас так хорошо с улицы видно, сзади свет падает, — пояснила Соня. — Не думайте, пожалуйста, что я за вами слежу.

— Жаль, — пошутил он.

— Вы завтра на работу поедете?

— Увы, без вариантов.

— Захватите меня в город: жутко не люблю электрички, а надо послезавтра экзамен сдавать.

— Я рано поеду.

— А я рано встаю. Я жаворонок, — нежно улыбнулась в темноте Соня. — Во сколько к вам можно подойти?

— К восьми. Пока доедем, как раз будет десять.

— А жена что скажет?

— Она так рано не просыпается, — неожиданно для себя сказал Леонидов, и ему стало почти стыдно за это маленькое предательство. «В конце концов, все это в интересах следствия», — мысленно утешил он себя, делая вид, что не замечает, какая у девушки замечательная фигура и еще более замечательные светлые волосы, свободно сейчас падающие волнами на покатые плечи. В сумерках плохо было видно ее лицо, но Алексей и без того помнил, какое оно юное и какая милая ложбинка стекает по упругому подбородку от нижней пухлой губы.

— Значит, я вас не подставлю? — Он почувствовал, как улыбнулась Соня.

— А в том, чтобы подвезти до Москвы соседку, разве уже есть криминал? — Алексей сам себя уговаривал, а Соня только засмеялась:

— Это уже зависит от жены. Я слышала, как вчера на бешеной скорости вылетела из ворот ваша машина, даже испугалась: кто это там решил, что «Жигули» можно использовать на наших проселочных дорогах как полноприводной джип. Вы в канаве не застряли?

— В канаве не застрял, — сухо сказал Леонидов и не стал выяснять, откуда Соня знает, какой привод у джипа, полный или не полный.

— Тогда до завтра?

— Спокойной ночи.

— Малыши, — добавила она и почти бесшумно скользнула обратно в калитку.

«Нет, это уже черт знает что: какая-то соплячка изображает из себя женщину-вамп, а я, как дурак, клюю на ее детские ужимки!» Он злился сам на себя и уже с ужасом думал, что завтра полтора часа предстоит сидеть бок о бок с этим карающим ангелом и пытаться не сморозить очередную глупость. Леонидов на всякий случай прикинул, а не улизнуть ли пораньше, часиков в семь, а потом наврать Соне, что вспомнил о неотложных делах. «Тогда она будет обязательно высмеивать в следующий раз и подкалывать над тем, что я хоть и хорохорюсь, но жену боюсь. Да не жену я боюсь, а то дурацкое положение, в котором могу оказаться: до сих пор женщины не слишком покушались на мою честь или я не слишком сопротивлялся во время этих покушений, потому что был не женат. Как себя вести теперь? Да что за черт, испугался, как невинная девушка первой брачной ночи. Может, и не надо ей от меня ничего, кроме как доехать с комфортом до столицы не в грязной электричке, а на переднем сиденье «Жигулей». Не «мерседес», конечно, и не джип, но и не заплеванный вагон, в котором работяги едут с утра на работу и режутся в карты, перемежая комментарии к дураку обильным матерком». Он почти успокоился от этих мыслей, пошел в дом. Саша только спросила: