Том 9. Лорд Бискертон и другие - Пэлем Вудхауз

— А-а, — произнес он, проглатывая загруженные припасы, и повернулся к крутившемуся поблизости официанту. — Encore de coffee.[12]

Карлайл сверлил человека-питона лихорадочным взглядом. Вопросы на него посыпались; но когда Слаттери соизволил наконец заговорить, осушив пятую чашку кофе, то не стал отвечать ни на один. Поделился он мечтой, переливчато-опаловым видением, навестившим его на вахте, ночью. Как говорится, облек ее в слова.

— Я одно хочу, — с чувством произнес Суп, — чтобы когда-нибудь, все равно, когда, я встретил бы этого сивого субъекта в темном переулке, а поблизости чтоб не было ни одного копа!

Его пробрала дрожь, он вспомнил ночной кошмар.

— Выставить человека на подоконник! — с нарастающей горячностью продолжил он. — Нет, я вас спрашиваю, красиво это? Черт! А я еще вдобавок высоты боюсь, с тех пор как на спор с одной своей подружкой перегнулся через бортик небоскреба и плюнул на Бродвей. Если я оправлюсь от этой ночки к ста годам, так и то считай, скорее скорого!

— Но как же?..

— Сейчас, сейчас расскажу. Рыскаю я себе по этому Шату, поглядываю туда-сюда, ищу, нет ли чего стянуть, и вдруг вижу эту дверь, за ней кто-то храпит. Поворачиваю я эдак тихонько ручку, а она незаперта. Н-ну, красота! Толкаю дверь… и что б ты думал? Заскрипела, гадюка, прям как тормоза у старой колымаги, и тут этот сивый тип наставляет на меня револьвер и приказывает, чтоб я тихо прикрыл дверь и шагал к окну. Черт меня раздери! Если б я не послушался, считай, мог бы надпись на могильном камне заказывать. Против револьвера не попрешь. А револьвер, того гляди, пальнет, стоит чуток дернуться. Ну, я и потопал к окошку, и не успел опомниться, как сижу себе на подоконнике, а этот субъект закрывает ставни. Закрыл, лег, опять храпит, а мне, значит, куковать тут всю ночь. Так, через три тысячи лет начало светать, а еще через пару веков подвалил и ты. Ну, ты ушел, а я вдруг заметил трубу и сполз по ней вниз. И доложу я тебе, — прибавил Слаттери, — врагу того не пожелаю. Даже если б кто из тех жандармов задумал сползать по трубе, я б и то взял его за руку и сказал: «Ступай-ка! Не понравится это тебе! Нет, не понравится!»

Сердце, более чувствительное чем у Карлайла, дрогнуло. бы от такого повествования. Но он и языком не прицокнул.

— А как же насчет того типа, который выдает себя за виконта?

Суп Слаттери намазал на тост джем и впился в кусок, точно всплывшая рыба.

— А, этот? Да с ним полный порядок.

— Как это порядок? Что значит — полный?

— Это мой старый приятель, — объяснил Слаттери. — Мы с ним поболтали немножко, и он мне все объяснил. Ты зря на него подумал. Не за брюликами он охотится. Ему нужно какое-то там письмо. Оно у этой Гедж. Канпреметирующее какое-то.

Сказав, что Карлайл был поражен ужасом при этих словах, мы ничуть не преувеличим. Ему всегда было известно, что у Супа Слаттери, хотя человек он и смелый, мозгов — самый минимум, но даже от него нельзя было ждать, что он проглотит такую явную фальшивку.

— А ты и купился?

— Конечно.

— Нет, ну будь я проклят!

— Я ему поверил. Потому что он — мой друг.

Карлайл сглотнул, Слаттери — тоже. Но если Слаттери сглотнул, потому что так быстрее всего выпить шестую чашку кофе, Карлайла сглотнуть заставило крайнее смятение. Он понял, к чему все клонится.

— То есть, ты хочешь сказать, что не станешь избивать этого типа?

Расхохотаться иронически, когда у тебя полон рот кофе, непросто, но Слаттери с этим справился.

— Кто, я? Да зачем? Мы ж с ним — вот так! — Он тесно сдвинул два похожих на бананы пальца, демонстрируя всю близость доверия и дружбы, связывавшие его и Пэки. — Не переживай ты из-за него. Он мне все рассказал. Письмо написал один тип, такой сенатор Опэл, и здорово вляпается, если про него узнают. А его захватила миссис Гедж. Вот за письмом виконт и охотится. Брюлики ему даром не нужны. Нет, правда, даром. Сам мне сказал.

Карлайл резко втянул воздух. Сказочка вдруг показалась ему правдоподобной. У этого эксперта по мошенническим аферам выработалось шестое чувство, нюх на обман. Да, история правдивая, и на минутку он забыл свои тревоги. Глаза у него заблестели. Если сенатор Опэл написал настолько опрометчивое письмо, что ему пришлось человека нанимать, чтоб его выкрасть, то, пожалуй, письмишком этим недурно бы и завладеть!

По каким-то неведомым причинам Карлайл, специалист многогранный, ни разу еще не пускался на эксперименты в шантаже. Не то чтобы у него возникали какие-то возражения нравственного порядка — он мало против чего возражал с точки зрения морали, а просто шантаж никогда под руку не подворачивался. Но теперь, когда замаячил такой изумительный шанс!

Однако приподнятое его настроение продержалось недолго. Остужая восторг, возникла гнетущая мысль — ему ни за что не уговорить Герти! Увидит Пэки крепким и здоровым и потребует объяснений, ни за что не поверив тому, какое он только и сможет дать.

Карлайл торопливо распрощался с Супом. Взломщик сейфов углядел дыню на боковом столике и теперь пытался заказать ломтик, а так как официант английским владел слабо, а Суп понятия не имел, как «дыня» по-французски, процесс обещал затянуться надолго. Они накрепко увязли в объяснениях, когда Карлайл покинул зал. Он достаточно насмотрелся на завтракающего друга.

Что теперь скажет Герти, горевал он по пути в Шато, когда обнаружит, что он не выполнил своей похвальбы.

Очень скоро Карлайлу представилась возможность выяснить, что она скажет.

Встретив его на подъездной дороге, Герти ничего не Утаила.

— Эй! — едва завидев его, закричала она, и в голосе ее безошибочно слышался упрек. — Что ж это такое, интересно? Обещал, что отдубасишь этого фальшивого виконта ночью, а я только что встретила его — разгуливает себе так важно, и без единой царапинки! Как же это получается?

Карлайл облизал губы, призывая на помощь всю свою профессиональную выучку. Теперь магическое красноречие требовалось ему больше, чем когда-либо.

— Ты удивишься, когда я тебе все расскажу, — приступил он и в замешательстве услышал, как жалко спотыкается; в наиважнейший момент его жизни красноречие подвело! — Дело, видишь ли, в том, что мы с тобой промахнулись насчет этого типа…

— Как это?

— Видишь ли, охотится он не за брюликами, а за компрометирующим письмом.

— Что!

— Да. Сам мне сказал.

— Когда ж это, интересно?

— Ночью, когда я зашел к нему в спальню и…

— В спальню он зашел! Да ты и близко не подходил! Теперь все-все понятно! Могла б еще и вчера понять — ты блефуешь! Ты перетрусил!

— Даю тебе слово…

— А я-то еще подумала, может, ты все-таки не такой уж врун. Что ж, прощайте, мистер Карлайл!

— Куда это ты?

— Не ваше дело! А если и вправду охота знать, возвращаюсь к мистеру Эгглстону!

Спазм мучительной тревоги пронзил Гордона Карлайла. Прозвучал первый намек, что его и без того сложное ухаживание еще больше осложняется из-за появления соперника.

— Кто это?

— Камердинер сенатора Опэла. Очень мне нравится. Так что, извините, мистер Карлайл, я возвращаюсь к нему.

Герти отправилась своей дорогой, и даже ее черные волосы источали отвращение.

Карлайл застыл на месте. Ревнивая ярость обуяла его. Эгглстон!

При первой же возможности, решил он, насколько его взбаламученный ум был способен изобрести какой-то связный план, надо взглянуть на этого Эгглстона. И если при осмотре выяснится, что тот не слишком уж грозный здоровила, он уж знает, как с ним поступить!

XII

День возвращения миссис Гедж в Шато, чьей временной арендаторшей и владелицей она была, был так же хорош, как и многие предыдущие.

Лето в Сен Роке стояло на редкость прекрасное, и если иные из жителей, живущих в городке и поблизости, не оценили его в полной мере, вина целиком на них, а не на погоде.

Вовсю сияло солнце, невольно помогая читателям нашей повести произвести тот обзор с высоты птичьего полета, какой мы изредка совершаем, взяв паузу, чтобы ярче высветить наиболее интересных персонажей этих страниц.

Виконта де Блиссака, этого современного отшельника, забившегося в свою обитель, вполне можно пропустить. Нет нужды упоминать и Супа Слаттери, укрывшегося у себя в комнате из-за легкой простуды.

Но передвижения остальной нашей маленькой компании заслуживают краткого упоминания.

На лужайке у озера, среди кустарников, Герти Галошка (она же — Мэдвей) таяла от комплиментов Блэра, которые неизменно держались на самом высоком уровне, так как оратор ежесекундно ежился от присутствия своего хозяина — сенатора Амброуза Опэла, прячущегося в кустарнике поблизости и ловящего каждое словечко. Сенатор придерживался твердого убеждения, что подчиненные под неусыпным личным надзором трудятся лучше.