Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители - Петр Владимирович Рябов

внешним иерархиям, законам и властям. Староверы наиболее радикальных толков, апеллировали как к мифам об исходе евреев из Египта (символ освобождения, отстранения от рабского мира) и о строительстве Израиля в земле обетованной с обретением Нового Иерусалима (образ достижения нового мира – мира свободы, равенства и любви, в русской версии часто принимавший облик Китежа или Беловодья), так и к опыту первых апостольских общин – коммун, гонимых властями, решавших всё на общих собраниях и не знавших ни власти, ни иерархии, ни собственности, и признававших женщин равных мужчинам (и также способных пророчествовать и возглавлять общины в качестве диаконнисс и проповедниц). Подобные анархические секты получили особенно впечатляющий размах в XIX веке на окраинах России – на юге (в Украине и на Дону) и востоке (в Сибири). В подобных сектах в людях развивались как либертарно-коммунистические и коллективистские начала солидарности, взаимопомощи, так и начала личной свободы и развитого самосознания, столь не типчного для России чувства собственного достоинства: ведь каждый сам принимает свои решения, сам напрямую без посредников общается с Богом, сам отвечает за своё соучастие или неучастие во зле этого падшего мира.

Известный знаток старообрядчества, наверное, хорошо знакомый всем вам писатель, П.И. Мельников-Печёрский так оценивал его: «Непреоборимая эта сила, единственная сила, которую выработал русский народ под гнётом московской централизации, воеводских притеснений и крепостной зависимости, сила, заменившая в нашем народе энергию, заснувшую с тех пор, как сняты были вечевые колокола и вольное слово самоуправления замолкло перед лицом Москвы». Против царя-Антихриста Петра, против бюрократического государства, порабощённой и умерщвлённой им церкви, налогового гнёта, крепостного рабства, полиции и рекрутчины странники-сектанты выдвинули свою альтернативу сопротивления на личном, религиознонравственном, духовно-экзистенциальном и социальном уровнях. Они стойко отказывались платить сатанинской власти подати, служить в её войске, ходить в её храмы, проходить её переписи, исполнять предписываемые ею обряды, подписывать её бумаги, присягать ей в верности, – а вместо этого или восставали или бежали в леса, горы, пустыни, в крайнем случае, готовые и на самосожжение, и на казнь, и на всякое гонение за свою анархическую веру. Так они сохраняли и выращивали в порабощённом народе дух бунта, протеста, неучастия – во власти, эксплуатации, собственности, в казённой церкви.

Среди наиболее влиятельных течений народного анархического христианства, активно распространившегося на окраинах Империи, были бегуны, в самом названии которых звучит идея странничества в поисках Истинного Царства и побега от Царства Кесаря. Одним из основателей этого направления, возникшего в конце XVIII века, был инок Евфимий, подробно разработавший богословско-философское учение бегунов. Он призывал к подвигу странничества и к принципиальному противостоянию любой власти через уход от неё. Излагая идеи Евфимия, историк А.И. Мальцев пишет, что для него «побег – это не просто один из способов решения проблемы спасения души христианина во враждебном идеалам правой веры окружении, побег – это необходимость, первая обязанность и религиозный долг истинно верующего человека, иного пути спасения души просто не существует». То есть уход от власти как принцип несоучастия («жить не по лжи», – сказал бы Солженицын). Монах Евфимий, собственно говоря, предлагал принципиальный отказ от соучастия: в государстве, в военной службе, от всех контактов с властями – выйти из-под надзора. Особенно если мы помним, что идея надзора была идеей фикс русского государства после Петра: всех переписать, на всех наложить повинность, всех куда-то приписать, к какому-то разряду, тотальная рекрутчина и тягло. И всё это «антихристово дело»: перепись, контроль, закрепощение, унификация и утилизация личности государством – вызвало очень решительные и массовые действия протеста.

Задолго до таких анархических теоретиков гражданского неповиновения и неучастия во зле власти, как Генри Дэвид Торо и Лев Толстой (и тем более – их продолжателей Махатмы Ганди, Александра Солженицына и Мартина Лютера Кинга), Евфимий призывал христиан к отказу от военной службы, от всякого насилия и от всяких контактов с официальными властями, к решительному выходу из под отеческого надзора государства. Особенно резко он порицал институциализацию социального и политического неравенства и иерархии, резко критикуя установленную Петром Первым систему рангов, чинов, властей и распределения собственности. Монах Евфимий утверждал в духе либертарного коммунизма раннего христианства: «Вся нам общая сотворил есть Бог, еже суть нужнейшая, и несть мошно рещи: мой свет, моё солнце, моя вода и прочая». Все иерархии и формы собственности в свете этого подхода являлись явно антихристианской нелепой попыткой нарушить Божественный порядок равенства, свободы и справедливости. Резюмируя взгляды основателя секты бегунов – его бескомпромиссное отрицание любого государства, любой иерархии, любой собственности, любого угнетения и акцент на небольшие добровольные сообщества людей, образованные на основе социальной справедливости и свободы – исследователь А.И. Мальцев справедливо заключает: «Таким образом, на наш взгляд, «анархические элементы» несомненно присутствуют в учении Евфимия».

По словам известного современного омского историка анархизма А.А. Штырбула: «Бегуны не признавали частную собственность, сословность, жизнь в городе, соглашение и сотрудничество с властями. Проповедники бегунства призывали крестьян не платить казённую подушную подать, отказываться от регистрации в переписях (ревизиях) населения, не исполнять рекрутскую, почтовую, заводскую и другую повинности. Ревизия, как утверждали они, есть «сеть, уловляющая в царство Антихриста, средство, прикрепляющее к Антихристу». Под последним подразумевалось государство.»

И вот это очень мощное течение «бегунов» создало целую структуру уходящих от государства людей и взаимной помощи. Уход от ревизии, от рекрутчины, решение не платить подати, отказ от службы в армии. Они основывали свои коммуны на Алтае, в Сибири. И очень характерно, что для них было принципиально – выйти из-под власти государства. Если бегун смертельно заболевал, то велел своим родным сообщить в полицию, что он ушёл «невесть куда». Это означало формальный разрыв с иерархическим обществом: больной уходил в лес и там умирал настоящим вольным странником. Отделиться, не быть подконтрольным, не быть посчитанным, не соучаствовать во власти, не соучаствовать в налогах, не соучаствовать в армии.

Уходя в середине XIX века целыми деревнями от власти Антихриста, странники-бегуны страстно искали на Алтае и в Сибири Беловодье – обетованную страну справедливости, без власти, собственности, угнетения и иерархии. Среди бегунов выделялись собственно странники и странноприимцы: сеть сочувствующих странникам единомышленников, помогавшим им в опасных скитаниях. По словам историка А.В. Грачёва, чтобы достичь спасения души, перед смертью странноприимцы тоже, подобно странникам, должны были демонстративно и открыто порвать всякую связь с государством: «Когда странноприимец смертельно заболевал, родным вменялось в обязанность дать знать в полицию, что он скрылся неизвестно куда. Это означало формальный разрыв с обществом. Затем, если больной имеет достаточно сил, он сам уходит или его уносят в соседний дом или лес, где он