Дрессировщик русалок - Анна Ольховская

– Очкормик, – хихикнула Ника. – Это мы с Лхарой так придумали. У них в племени его зовут богом Ормиком, я назвала Очкариком, а вместе – Очкормик.

– Мадам, – я потерлась носом о щечку дочери, – а где вы так угваздаться ухитрились? Ты себя в зеркале видела?

– Это я обедала. Тут такие фрукты вкусные! – Девочка сладко зажмурилась.

– И что, ты их ела из поросячьего корытца?

– Ну мамсик, ну как ты не понимаешь – фрукты надо есть, вгрызаясь в них по уши! Мы с Лхарой соревновались – кто больше вгрызется. Я победила!

– Не сомневаюсь! Значит, пока мама борется со смертью, – я старательно засопела, изображая вселенскую скорбь, – доченька, вместо того чтобы держать мамину руку и тревожно заглядывать в лицо, лопает с подружкой фрукты, чавкая и похрюкивая!

– Во-первых, – Ника выкрутилась из моих рук, спрыгнула на пол и, подхватив полотенце, начала оттирать щеки, – мама вовсе не боролась со смертью, а просто спала, а во-вторых, трудно держать за руку почти сутки.

– Сколько? – ужаснулась я.

– Мамсик, ты заснула вчера днем, а сейчас уже сегодня утро. И мы приплыли. И за нами скоро придут, поэтому я и вернулась.

– Ну что я за белка-соня такая! Всю дорогу прохрапела, вместо того чтобы запоминать маршрут.

– Ничего, я запомнила. Почти. Ночью я спала вот тут, рядом с тобой. Мамик, – голос девочки внезапно дрогнул, – мы выберемся отсюда когда-нибудь? Это так далеко!

– Обязательно! – Я села на кровать и прижала малышку к себе. – Я вовсе не собираюсь провести остаток жизни рядом с психами и ублюдками. И тебя им не дам, и сама подопытной крыской не стану! С ума спрыгнули совсем – детей им рожай!

– Ну, одного ребенка тебе точно родить придется, – шмыгнула носом Ника.

– Это с какого перепугу?

– Потому что он папин.

– Ты что, хочешь, чтобы и папу сюда доставили?

– Нет, – девочка приложила ладошку к моему животу. – Он уже здесь.

– К-кто?

– Мой брат.

– А… это… в общем… как это? – да, не гений красноречия, но Виктор Степанович Черномырдин меня бы понял. – С чего ты взяла?

– Ему уже две недели, и ему очень трудно приходится. Газ, уколы – он едва не умер.

– Ника, да откуда ты…

Впрочем, могла бы и не спрашивать. Но, знаете ли, довольно трудно мыслить адекватно, когда о твоей беременности тебе сообщает не врач, а твоя же семилетняя дочь! Пусть и не совсем обычная.

– Оттуда. Когда мы с Лхарой тебя вчера спасали, я его почувствовала. Ну, и помогла, конечно, ему совсем плохо было.

– Стоп, погоди, – я судорожно сжала руками виски, пытаясь удержать на месте вываливающуюся, словно дрожжевое тесто из кастрюли, информацию. – Что значит – вы с Лхарой?

– То и значит, – Ника уткнулась носом в мой бок. – Ты же знаешь, мамсик. Я просто не умею пока хорошо управлять своей силой, я даже не хотела, чтобы она возвращалась, мне было так спокойно и хорошо! Не слышать никого, не чувствовать, не понимать! – Плечи ребенка задрожали, а майка на моем боку моментально промокла.

– Тише, кусочек мой родной, тише, не плачь, – я подтянула дочку себе на колени, обняла и начала легонько покачивать. – Ты такая, какая есть. И тебе надо учиться жить с этим. А я всегда буду рядом, ты же знаешь.

– Брату хорошо, – всхлипнула Ника, – он нормальный, никакой не индиго!

– Но зато он и не сможет помогать людям так, как ты. Когда-то ты спасла папу…

– Я почти не помню, это было как-то… неосознанно, что ли.

– И тем не менее – папа выжил только благодаря тебе. А вчера я чувствовала твою силу, она была словно лучик. А потом появился другой.

– Да, это была Лхара. Она мне потом сказала, что даже не представляла, что умеет такое! Ей просто вдруг очень захотелось помочь тебе и мне. Мам, знаешь, а она, похоже, тоже индиго, хоть и такая, не совсем обычная.

– И не дай бог, если об этом узнают местные ублюдки!

– Не узнают! Мы…

Слезы высохли, дочка что-то деловито щебетала, рассказывая о новой подружке, а я…

Я пыталась осознать услышанное от Ники. У меня будет сын?! Маленький смешной малыш, похожий на папу?

Последний Лешкин подарок.

Который сейчас из всех сил пытается выжить, уцелеть, ведь он пока так хрупок и уязвим!

А если о нем узнает чертов МакКормик? Или, не к ночи будь помянут, герр Менгеле, любитель экспериментировать с беременными женщинами? Да они же превратят моего мальчика в какого-нибудь монстра!

А значит, надо сделать так, чтобы не узнали.

Как? Понятия не имею. Но теперь мне надо спасать двоих детей.

И лучше вам меня не злить, герры с буквой «х» в начале.

ГЛАВА 29

Даже если бы я не продрыхла всю дорогу, а зорким соколом созерцала окрестности, запоминая маршрут, это все равно не помогло бы.

Потому что нам с Никой в лучших традициях кинематографа натянули на головы душные полотняные мешки, усадив сначала на заднее сиденье мощного вездехода. За сиденьями, в здоровенном отсеке-багажнике, установили емкость с Лхарой.

Потом нас с двух сторон зажали мощные здоровяки, которым, судя по всему, принципы не позволяли пользоваться дезодорантами, отчего кабина вездехода мгновенно превратилась в нору перепуганного скунса.

МакКормик с Куртом, знакомые с жизненными приоритетами своих помощников, предусмотрительно сели в юркий джипик с брезентовым верхом, затем на нас натянули вышеупомянутые мешки, и мы поскакали.

Именно поскакали, а не поехали, потому что амортизаторы в вездеходах, наверное, не предусмотрены конструкцией. Во всяком случае, в этом их точно не было, а асфальтированную дорогу в джунглях бассейна Амазонки незаметно проложить довольно трудно.

В общем, мы с дочкой к концу пути превратились в макак-мутантов. Ну, у обычных макак попка красная, а у нас она, думаю, приобрела пикантный оттенок баклажана.

Не знаю, как перенесла дорогу Лхара, судя по постоянному плеску и глухим ударам, доносившимся из-за спины, она могла бы сравнить себя с оливкой, случайно попавшей в шейкер, если бы знала, что такое шейкер. И оливка.

В общем, все было очень мило.

Потом вездеход остановился, послышались громкие голоса, разговаривавшие на немецком. Похоже, мы добрались до местного КПП, или что там у них охраняет въезд на территорию паучьего гнезда Йозефа Менгеле.

Нет, все-таки победно-дебильный мужской гогот – явление внерасовое. В любой точке планеты он звучит одинаково.

Поорали, поржали, поехали дальше.

Когда же это кончится? Миазмы, коими щедро делились с попутчиками наши сопровождающие, вытеснили из кабины весь кислород. И даже открытые окна не спасали, потому что они обдували только этих вонючек, направляя волны смрада аккурат в нашу сторону.

– Мама! – простонала Ника. – Я больше не могу! Меня сейчас стошнит!

– Ты не поверишь – меня тоже.

– Молчать! – немедленно рявкнул тип слева. – Не разговаривать!

– Нихт ферштеен, – буркнула я и заорала на английском: – Остановите машину! Моей дочери плохо! Она сейчас потеряет сознание!

Ника поддержала меня характерным звуком, после которого обычно начинается порча обивки и салона.

Водитель, видимо, вовсе не был настроен отмывать после нас свой любимый вездеходик, срочно пнул по спине педаль тормоза, таратайка возмущенно рявкнула и остановилась.

Скунсы-переростки на повышенных тонах объяснили водителю, что он был неправ. Водитель послал их туда, откуда они в свое время появились на свет. Как-то так, немецкие ругательства мне знакомы гораздо меньше, чем английские. Не говоря уже о наших, родных, усвоенных на генетическом уровне.

Через пару минут послышался голос МакКормика:

– Что тут у вас происходит? Почему остановились?

– Так женщина орать начала, а девчонка, похоже, сейчас обблюется! – пояснил водитель.

– Снимите с них мешки.

– Но мы же еще не приехали! – загугнил тип справа.

– Ох, Ганс, – тяжело вздохнул МакКормик, – не дослужиться тебе до начальника охраны, увы.

– Это почему же?

– Соображаешь туго. Мы ведь уже на территории Центра, здесь наши дамы будут жить, гулять, поэтому им можно, даже нужно осмотреться.

Мешки с нас сняли, дышать стало полегче, но ненамного. Пришлось применить метод кукушонка. Вернее, попробовать применить, поскольку наши с дочкой размеры явно уступали размерам боковых птенчиков, поэтому вытолкнуть их не получилось.

Да и не стоит особо усердствовать, поскольку я решила изображать из себя смертельно усталую, изможденную лихими испытаниями женщину. Эдакую холеную неженку, избалованную женушку известного певца, совершенно неспособную на активное сопротивление и побег.

Выбитые двери? Да господь с вами, это не я! Они изаначально держались на соплях, и когда я слегка подергала ручку, двери и упали, вот.

Обвинения Курта? Вообще, бред какой-то, посмотрите на него и на меня!

В общем, из образа выходить не стоило, а то потом обратно не пустит.

Я в изнеможении откинулась на спинку сиденья и еле слышно простонала: