Дело о пеликанах - Джон Гришем

Очередным клиентом, который звонил, когда была нужна грязь, был Грей Грентэм, его старый приятель с тех дней, когда он работал в газете. Грентэм был серьезным, этичным репортером - лишь слегка непорядочным человеком, - и, когда ему нужно было провернуть какое-нибудь грязное дельце, он звонил. Грентэм ему нравился, потому что он честно относился к тому, что делал. Остальные были ханжами.

Он сидел в "вольво" Грентэма, потому что там имелся телефон. Был полдень, и он курил свою обеденную дозу, гадая, задержится ли запах в машине со всеми опущенными стеклами. Свою работу лучше всего он делал, находясь наполовину под кайфом. Когда пялишься на отели, чтобы заработать на жизнь, приходится быть под кайфом.

Приятный бриз выдувал запах марихуаны на Пенсильвания-авеню. "Вольво" был припаркован в неположенном месте, Крофт потягивал свою дозу и не очень волновался. При нем было всего несколько десятков граммов, и если уж курирующий его офицер тоже потягивает травку, то какого черта ему волноваться.

Телефонная будка была на расстоянии полутора кварталов, на тротуаре, но в стороне от дороги. Через свой телеобъектив он мог почти что читать телефонную книгу, свешивающуюся с полочки. Легче легкого. Внутри будки находилась крупная женщина, заполняя ее всю и жестикулируя во время разговора. Крофт потянул наркотик и посмотрел в зеркало, не видно ли копов. Он стоял в ряду для транспортировки машин. Движение на Пенсильвания-авеню было напряженным.

В двадцать минут первого женщина начала проталкиваться от будки, и внезапно появившийся молодой мужчина в красивом костюме закрыл за собой дверцу будки. Крофт достал свой "никон" и пристроил объекта на рулевом колесе. Было прохладно и солнечно, и тротуар бурлил людьми, вышедшими на улицу во время обеденного перерыва. Головы и плечи быстро двигались мимо объектива. Промежуток. Щелк. Промежуток. Щелк. Объект нажимал на кнопки телефона и озирался. Это был их человек.

Он проговорил тридцать секунд, и автомобильный телефон звякнул три раза, а затем умолк. Это был сигнал от Грентэма из "Пост". Это был их человек, и он продолжал говорить. Крофт выстреливал, как из автомата. Сделай все, что можешь, сказал Грентэм. Промежуток. Щелк. Щелк. Головы и плечи. Промежуток. Щелк. Щелк. Когда он говорил, то глаза метались по сторонам, но он держался спиной к улице. Все лицо. Щелк. Крофт отснял тридцатишестикадровую пленку за две минуты, затем схватил еще один "никон". Ввинтил объектив и стал ждать, пока пройдет толпа. Это было легко. Конечно, для того, чтобы поймать изображение в студии, требуется талант, но в этой уличной работе было намного больше удовольствия. Украсть лицо с помощью скрытой камеры - в этом есть что-то преступное.

Объект оказался человеком немногословным. Он повесил трубку, открыл дверцу, осмотрелся и направился прямо на Крофта. Щелк, щелк, щелк. Все лицо, в полный рост, идет быстрее, приближается. Отлично, отлично. Крофт работал лихорадочно и в последний момент, когда человек проходил мимо и пропал в группе секретарш, положил "никон" на сиденье.

Дурак. Когда находишься в деле, никогда не используй один и тот же автомат дважды.

Гарсиа вел бой с тенью. У него были жена и ребенок, говорил он, и он боялся. Впереди была карьера с кучей денег, и если бы он платил свои взносы и держал рот на замке, то был бы состоятельным человеком. Но он хотел говорить. Он говорил бессвязно, перескакивая с одного на другое, о том, что он хотел говорить, что у него было что сказать и все такое, но никак не мог решиться. Он никому не доверял.

Грентэм его не подталкивал. Он позволил ему бессвязно бормотать довольно долго, столько, сколько нужно было Крофту, чтобы сделать дело. Гарсиа в конце концов расколется. Он ведь так хотел. Он звонил три раза и начинал уже чувствовать себя в своей тарелке со своим новым другом Грентэмом, который играл в эту игру уже много раз и знал, что к чему. Первым шагом было успокоить и установить доверие, полечить теплотой и уважением, поговорить о правом и неправом и о морали. После этого они будут говорить.

Фотографии были отличными. Крофт не первый, с кем работал Грентэм. Обычно он бывал под таким кайфом, что это чувствовалось по фотографиям. Он не был чересчур порядочным, оставался корректным, обладал профессиональными знаниями в журналистике, и с ним не нужно было договариваться заранее. Он отобрал двенадцать снимков и увеличил их до размера тринадцать на восемнадцать. Вышло великолепно. Правый профиль. Левый профиль. Анфас в автомате. В полный рост с расстояния меньше шести метров. Как нечего делать, сказал Крофт.

Гарсиа было около тридцати, очень симпатичный, аккуратный адвокат. Темные, короткие волосы. Темные глаза. Может быть, испанского происхождения, но кожа не темная. Одежда была дорогая. Темно-синий костюм, вероятно, шерстяной. Без полоски и рисунка. Совершенно белый отложной воротничок с шелковым галстуком. Совершенно черным или темно-рубиновым, с искорками по полю. Отсутствие дипломата озадачивало. Однако в тот момент был ленч и он, возможно, выбежал из офиса позвонить и вернуться. Министерство правосудия находилось на расстоянии квартала.

Грентэм изучал снимки и не спускал глаз с двери. Садж никогда не опаздывал. Было темно, и клуб наполнялся. На ближайшие три квартала Грентэм представлял единственное белое лицо.

Среди десятков тысяч государственных юристов Министерства правосудия он видел таких, которые умели одеваться, но их было немного. Особенно среди молодых. Они начинали с сорока тысяч в год, и одежда для них не была важна. Для Гарсиа она была важна, и он был слишком молод и хорошо одет для государственного юриста.

Значит, он был частным адвокатом, работал на фирм три или четыре, годами зашибал где-то в районе восьмидесяти штук. Отлично. Это сужало круг к пятидесяти тысячам адвокатов, число которых в данный момент, несомненно, расширялось.

Дверь открылась, и вошел полицейский. Через легкую завесу табачного дыма он смог различить, что это Клив. Заведение было приличным, без азартных игр и шлюх, так что присутствие полицейского не могло вызвать тревогу. Он сел в кабинку напротив Грентэма.

- Это ты выбрал место? - спросил Грентэм.

- Да. Нравится?

- Послушай. Мы стараемся не вызывать подозрений, верно? Я нахожусь здесь, чтобы собрать кое-какие секреты о сотрудниках Белого дома. Это очень серьезное дело. А сейчас скажи мне, Клив, выгляжу ли я подозрительно, сидя здесь и сверкая своей белизной?

- Не хотелось бы мне тебе этого говорить, Грентэм, но ты далеко не так популярен, как думаешь. Видишь вон тех пижонов у бара? - Они посмотрели на бар, где толпились рабочие-строители. - Я бы заплатил по твоему счету, если бы хоть один пижон когда-нибудь читал "Вашингтон пост", слышал о Грее Грентэме или имел малейшее понятие о том, что происходит в Белом доме.

- О'кей, о'кей. Где Садж?

- Садж плохо себя чувствует. Он передал для тебя сообщение.

Не пойдет. Он мог использовать Саджа как анонимный источник, но не сына Саджа или еще кого-либо, с кем говорил Садж.

- Что с ним?

- Возраст. Вчера вечером он не хотел говорить, но сказал, что это срочно. Грентэм слушал и ждал.

- У меня в машине конверт, плотно запечатанный. Садж очень нервничал, когда давал его, и приказал не открывать. Отдать только мистеру Грентэму. Я думаю, это важно.

- Пойдем.

Они направились через толпу к двери. Патрульная машина была припаркована на обочине в запрещенном месте. Клив открыл правую дверцу и вытащил конверт из "бардачка". Он достал это в Западном крыле.

Грентэм запихнул его в карман. Садж был не из тех, кто способен стащить, и в течение всей их дружбы он никогда не передавал документов.

- Спасибо, Клив.

- Он не сказал мне, что это такое. Сказал только, что мне придется подождать и прочесть в газете.

- Скажи Саджу, что я его люблю.

- Уверен, что это его взволнует.

Патрульный автомобиль отъехал, а Грентэм поторопился к своей машине, наполненной вонью от сгоревшей травки. Он закрыл дверцу, включил верхний свет и надорвал конверт. Было очевидно, что перед ним был внутренний меморандум из Белого дома и он был о наемном убийце по имени Хамел.

Он мчался через город. Из Брайтвуда, по Шестнадцатой и на юг, по направлению к центру Вашингтона. Было почти семь тридцать, и если бы он смог все собрать за час, то можно было бы попасть в "Поздний город", самый большой из полудюжины выпусков, который начинал сходить со станков в десять тридцать. Слава богу, у него был автомобильный телефон, который он купил несмотря на то, что влез в долги. Он позвонил Смиту Кину, заместителю главного редактора по следствиям, который все еще был в отделе новостей на пятом этаже. Он позвонил другу в иностранный отдел и попросил его собрать все на Хамела..

Насчет меморандума у него были подозрения. Дело имело слишком большое значение, чтобы излагать его на бумаге, а затем швырнуть ее в офисе вроде бумаг с последними ценами на кофе, бутылированную воду или на отпуска. Кто-то, вероятно, Флетчер Коул, хотел, чтобы весь мир знал, что Хамел всплыл в качестве подозреваемого, что он был, надо же, арабом, что у него тесные связи с Ливией, Ираном и Ираком, со странами, где правят полные идиоты, которые ненавидят Америку. Кто-то в Белом Доме Дураков хотел, чтобы история попала на первые страницы.