Смертный грех Семирамиды - Валерия Леман

– Завидую твоему отцу – он летит в Париж! Разумеется, я тебя понимаю… То есть пытаюсь понять. – Она в очередной раз вздохнула. – Но слово мужчины – закон. Назначай конкретное время и место нашей встречи.

За пару минут мы обговорили все детали нашей встречи, и я дал отбой, с неожиданным облегчением откинувшись на спинку кресла.

Сказать по правде, это ощущение поначалу удивило меня самого, больно кольнув где-то в области сердца. Еще вчера я был влюблен в Дину, как мальчишка, а сегодня с облегчением переводил дух, завершив разговор с ней! Боже мой, но я ведь реально был влюблен, мог часами любоваться ее удивительным лицом и роскошными волосами, слушать дивный голос и счастливо вздрагивать от звучания серебристых колокольчиков девичьего смеха!

«… Привет, сумасшедший! Что ты хочешь сообщить мне на этот раз?

Серебристый смех.

– Я придумал интересную деталь: во-первых, ты не будешь перерезать ленточку открытия салона – ты перерубишь ее самым настоящим мечом…

– Сумасшедший! – серебристый смех. – Как ты это себе представляешь? Я буду махать мечом, а лента будет трепыхаться…

– Не волнуйся, меч будет отлично наточен, а лента достаточно натянута, чтобы ты разрубила ее с первого же удара, мы все это отрепетируем как следует… Так вот, когда ты разрубишь ленточку, на тебя и на всю публику сверху посыплется золотой дождь – ведь по одной из версий, когда Афина родилась из головы Зевса, на Родосе пошел именно такой – золотой – дождь.

– Сумасшедший! – серебристый смех. – И на меня будут сыпать настоящую золотую крупу?

– Это ты сумасшедшая! Зачем же сыпать золото? Мы вполне обойдемся тонкими золотистыми блестками.

Серебристый смех…»

Наши сумасшедшие диалоги на улочках Парижа и в афинских апельсиновых переулках, ее удивительные, теплые, такие близкие глаза и восторженные комплименты в мой адрес. Господи, неужели у меня каждый раз будет так щемить сердце от волнующих воспоминаний?

«Ты удивительный!»

«Ты удивительный – все знаешь, везде был, все можешь. Интересно, ты обратил на меня внимание только потому, что я стала знаменитой после «Олимпийских страстей»?..»

«…Не устану повторять, милый Ален: ты потрясающе умный и тонкий лирик. Ты не говоришь, но словно читаешь мне чудесный роман, удивительную сказку, под которую все горести сами собой исчезают. Спасибо тебе, дорогой!..»

Как говорил великий Пушкин: «Все мгновенно, все пройдет! Что пройдет, то будет мило…» Выходит, и моя любовь к Дине Орсуан благополучно прошла, я снял с глаз розовые очки и отныне буду замечать каждый прыщик на носу красавицы. Жизнь груба, как говорил мой однокурсник по киношколе.

Впрочем, особенно убиваться по части любви не было времени. Завершив лирическое отступление, я перешел в кофейню по соседству, заказал кофе фраппе, потому как, несмотря на то что солнце потихоньку двигалось к закату, воздух все еще был горяч. Неторопливо отпивая прохладный напиток, я вновь уставился на входные двери отеля, а в голове начались привычные монологи ожидания.

Интересно, когда, наконец, вернется наш путешественник Серж – веселый и счастливый, что так легко избавился от тяжеленькой улики, даже не подозревающий, что эта улика самым волшебным образом вернулась в Афины вперед его? Не менее интересно, чем является эта улика в реальности – некой нелепой случайностью или прямым обвинением против Сержа Флисуана?

Только я принялся размышлять на эту тему, как перед отелем остановилось такси, из которого вылез, первым делом капризно одернув чуть помявшиеся льняные брючки, красавчик Серж. Расплатившись с таксистом, он действительно улыбнулся улыбкой вполне счастливого человека, ощутившего внезапную легкость бытия, и бодро не вошел – влетел в отель.

Я взглянул на часы. Что ж, дадим молодцу тридцать минут привести себя в порядок, после чего поднимемся к нему для допроса с пристрастием. А пока что, отпивая прохладный кофе, я сделал еще один звонок.

– Приветствую вас, Васа. – Я ободряюще улыбнулся, словно мы находились с ней друг против друга. – Сразу спешу отметить, что на ферме Салоникус мне не удалось побывать, и, тем не менее, к вечеру у меня будут очень важные новости. А пока я звоню, чтобы узнать: что с Еленой, и как продвигается официальное следствие?

В ответ раздалось, судя по интонации и вибрации голоса, отменное греческое ругательство протяженностью в полторы минуты. Облегчив таким образом свою душу, Васа приступила к изложению на цивилизованном английском.

– Как хотите, но этот следователь словно изо всех сил старается внушить к себе неприязнь и даже вражду. Вот так люди и начинают ненавидеть полицию! Только представьте себе: сегодняшний мой допрос он начал с того, что громко воскликнул: «А вот и тетушка нашей убийцы! Признавайтесь сразу, что были в курсе планов своей племянницы и, возможно, даже помогали ей!» Каюсь: я тут же готова была придушить негодяя своими собственными руками.

– Надеюсь, он остался в живых? – на всякий пожарный поинтересовался я и услышал в ответ краткое: «Увы!»

По рассказу Васы выходило, что для следователя Тифиса ответ на вопрос «Кто убийца?» оставался неизменным: убийца Жанны Милье – Елена Сендираки, она же организовала блюдо змей, наивно полагая, что змеи если не убьют ее соперницу, то отпугнут от богатого жениха Жюля Муара.

– Представьте, его нисколько не смущают такие вопросы: как, почему на Елене, на ее одежде, руках нет ни малейшего следа крови? Но ведь после удара мечом она вся, с ног до головы, должна была быть в кровище – кровь хлынула фонтаном! Тифис лишь отмахивался от моих вопросов рукой, хохоча, как над забавными анекдотами: «Ах, оставьте, мне и без того все ясно! Что касается следов крови, то Елена вполне могла накинуть на себя что-нибудь, от чего потом избавилась». Интересно, что такое она могла накинуть – медицинский халат?

Последний вопрос Васы невольно заставил меня усмехнуться. Здесь стоит отметить, что, рассматривая пиджак Сержа, я обратил внимание, что основная часть крови была именно на спине, словно пиджак надели, как надевают защитную робу, защищая себя от фонтана крови. Конечно, не стоило сбрасывать со счетов версию, что этим же пиджаком вполне мог защитить себя от крови наемник Елены, а то и она сама. Во всяком случае, я дал себе зарок все тщательно продумать, прежде чем отправляться с пиджаком-уликой к следователю Тифису.

Между тем энергичная Васа продолжала свое повествование:

– Разумеется, мы не собираемся пасовать перед бездарным полицейским. Я наняла лучшего адвоката, который уже принял меры к тому, чтобы Елена не была арестована. Адвокат легко разъяснил мне ситуацию: полиции придется преподнести неопровержимые доказательства того, что миниатюрная и хрупкая Елена, не оставив на себе ни единого следа крови, отрубила медным мечом голову девушке, которая, кстати сказать, была выше ее ростом. Мы намерены бороться!..

Тут Васа сделала короткую передышку.

– А что насчет ваших поисков? Насколько я поняла, вам почему-то не удалось побывать на ферме Салоникус…

Я многозначительно откашлялся.

– Я побывал в другом, очень интересном месте. Но, повторюсь, дорогая Васа, я сообщу обо всем этом чуть позже. Договорились?

В этот момент из отеля неожиданно выскочил Серж. И не просто так: парень тянул за собой чемодан на колесиках. Нервно оглядевшись, он торопливо подозвал такси, уселся в него и был таков. Разумеется, я молниеносно завершил телефонные разговоры и поспешил отправиться за ним вслед.

Отдельно отмечу, что совершенно не боялся потерять парня из виду, потому как мне было совершенно ясно, куда он отправился: избавившись от опасной улики, Серж Флисуан наверняка спешил в аэропорт, чтобы успеть на тот же рейс, которым улетал в Париж мой отец.

Глава 33

Разбегаются все

Когда-то в глубоком детстве, ежегодно проводя летние каникулы у бабы Вари в большом деревянном срубе в деревне под Тамбовом, я почитал бабулиных котов своими первыми друзьями и часами мог наблюдать за их нехитрыми занятиями: лаканием из мисок густого молока, лазаньем по деревьям, восторженными играми с нехитрыми фантиками и мирным сном, задрав лапки, в тенечке под яблонями сада. Потому настоящим шоком для меня, пятилетнего, стало ужасное открытие: симпатичные и мирные коты – кровожадные охотники.

Однажды я собственными глазами увидел, как добродушный кот Васька ловко сцапал птичку, неосмотрительно засидевшуюся на нижней ветке дерева. Второе потрясение последовало немедленно после Васькиного прыжка: в один момент вся дружная доселе стайка воробьев с отчаянным чириканьем взлетела вверх, оставив своего сотоварища в зубах кота.