Сожженные мосты часть 2 - Александр Афанасьев

– Что, например.

– Например – про графиню Елену. Я рад, что у вас развиваются отношения. Но она по-прежнему настроена бунташно и готова на любые безумства.

В принципе, то что происходило сейчас – это было ни что иное, как вербовка агента, ее завершающий этап. Про это написано целые тома научной литературы – которые нельзя купить на полках – этому учат в полицейских академиях, вербовка – высшая форма что полицейской, что разведывательной работы. И полковник Збаражский был ее подлинным асом, если у его коллег значительная часть агентурной сети представляла собой просто фикцию, чтобы списывать деньги их полицейского рептильного* фонда – то у Збаражского сеть была действующей. На полном ходу.

Но кое в чем Збаражский просчитался. Он был профессионалом, завербовавшим за свою жизнь больше двух сотен человек – но среди них аристократов было, всего двое и то – из первого поколения. Как и все профессионалы полковник был чуточку самоуверен, да и время его поджимало – а потому он пошел в атаку раньше, чем как следует присмотрелся к своему потенциальному агенту, чем посмотрел на его реакцию в различных жизненных ситуациях. Его небрежение в этом вопросе можно было бы оправдать спешкой – но в таком деле оправданий быть не может вообще. Он считал, что все люди одинаковы и предел прочности каждого – не слишком отличается от других. Но так можно было считать только тогда, когда ты не рос в семье высокопоставленного польского офицера. Более того – польского офицера, сознательно принявшего решение присягнуть Государю всея Руси и тем самым поставить себя и свою семью против подавляющего большинства поляков. Более того – в семье польской шляхты, в роду из которого вышло немало знатных гусар и воевод. А граф Ежи был как раз из такой семьи. Он моментально понял, куда клонит Збаражский – и холодная ярость поселилась в его душе. Эта ярость на шантажные намеки, на грязь, в которую его пытались затащить. Но он эту ярость – никак не показал, он просто принял решение.

– Что вам нужно от меня? – спросил он, выдерживая тон

– Помилуйте… я вовсе не предлагаю вам лечь в постель с этим содомитом или даже строить с ним дружеские отношения. Не желаете – ваше право. Я бы только просил вас посетить то мероприятие, на которое вас позвали.

– А потом – донести?

Збаражский скривился

– У вас удивительно острый язык, сударь.

– Я называю вещи своими именами. Только и всего.

– Сударь. Вы аристократ и служите Государю Императору. Вы помните, слова клятвы, которую приносили на верность Императору? Ну, повторяйте за мной!

… о ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися…

– Я помню присягу! – с вызовом сказал Комаровский

– Не вижу!

Збаражский внезапно сменил тон. Это называлось "маятник". Кто-то наивно считал, что маятник – это техника стрельбы, но на самом деле это была техника работы с агентурой, с подозреваемыми, с обвиняемыми. Качать из крайности в крайность.

– Сударь, я прекрасно понимаю ваши сомнения. И прекрасно понимаю, о чем прошу. Для любого нормального человека вашего возраста служба – это открытое противостояние силам зла, открытая борьба. Но есть еще и тайное зло – оно во много раз опаснее. Представьте, что было бы – если бы вы не остановили графиню. Елену тогда под мостом, не удержали от гибельного шага. Представили?

Граф представил. Содрогнулся. Он всецело поддерживал смертную казнь для террористов – но не мог представить в петле Елену. А ведь это может случиться – если он не вытащит ее из гнилого болота!

– Представьте себе, что вы сражаетесь – а кто-то бьет вам кинжалом в спину. Представьте себе, что это будет такой вот растленный содомит как Ковальчек. Представьте себе, сколько бед он может наделать, если мы его не остановим. Увы, в нашей стране не законы военного времени, мы не можем его просто взять – и расстрелять. Кто-то должен изобличить его, показать всем его гнилую содомитскую сущность. Кто-то должен спасти Елену и таких как она – детей по сути – от растления которое готовят им ковальчеки, растления сексуального, политического, морального.

– Почему бы просто не арестовать его за содомию?

– Арестовать за содомию? И чего мы добьемся? Ну, высечем мы его – он просто станет героем дня, только и всего. Посидит и выйдет, пять лет не срок. Может, он даже удовольствие получит от того что его розгами хлещут, среди содомитов есть и такие. Завязанная на него сеть поймет, что она в опасности и заляжет на дно. Во и все что будет.

– Елена не должна пострадать в любом случае.

– О Иезус-Мария, граф… – раздраженно проговорил Збаражский – лично я не буду против, если вы хоть прямо сегодня возьмете ее за шкирку, и так за шкирку притащите к ксендзу. Будет еще одна польская семья, а у меня будет меньше головной боли. Если вам так будет спокойнее – можете запереть ее в своем поместье.

– Это проще сказать, чем сделать, господин Збражский… – расстроено сказал граф Ежи – это проще сказать, чем сделать…

* рептильный фонд – фонд безотчетных денег

12 июня 2002 года

Пограничная зона, граница Канады и САСШ

У каждого семейства должен быть дом. Не квартира, съемная или находящаяся в ипотеке – а именно дом. С участком, полностью в собственности и желательно находящийся в собственности этой семьи уже как минимум два поколения. Чтобы в этом доме рождались и жили, старились и умирали. Чтобы в нем был большой стол, за которым могла бы собраться по праздникам вся семья, и чтобы было большое дерево, к которому можно подвесить качели. Те семьи, у кого нет такого дома – это не семьи, они подобны деревьям – без корней.

У семейства Мантино такой дом был. Пусть его купили не так уж давно – но это теперь был их дом, их родовое гнездо, переделанное под потребности их семьи их же собственными руками.

Чтобы не беспокоить мать – решили поговорить в машине, припаркованной на подъездной дорожке. Это был большой и тяжелый Форд, фермерская модель – на нем ездил отец. На дверях, обклеенных липкой пленкой было название графства и надпись "Управление шерифа". Как только его отца не переизберут – можно будет просто отлепить пленку, и это снова будет обычный пикап.

Они открыли окна – чтобы дышать свежим воздухом, здесь он пах сосной, смолой, рекой и был просто целебным. Разместились так, чтобы смотреть в глаза друг другу. Сын и отец…

– Может хватит?

– Что? – спросил шериф

– Мама волнуется. Никак не уйдешь на покой. Пока уже, сколько лет то в седле.

– Ты мне зубы не заговаривай. Я еще тебя обгоню сейчас все слабые пошли чуть что – и к врачу а то и к психологу. У вас психолог есть в участке?

– А как-же? По штатному расписанию положено.

– Положено… В наши годы по другому было – зашел в бар, пропустил несколько стаканчиков вот тебе и вся психотерапия. И все – таки – во что ты вляпался? Только честно?

– Да тут и честно не получается. Па а можно я тебе вопрос задам? Только ответь честно.

– Задавай.

– Вот представь себе. Ты вдруг узнаешь о том, что полицейский совершил преступление. Что ты будешь делать?

– А ты в этом уверен?

– В том, что коп совершил преступление? Нет. А как можно быть в этом уверенным до приговора суда?

Отец задумался

– Но у тебя есть улики? Я имею в виду – ты не придумываешь?

– Я ни в чем не уверен. То, что у меня есть – все это можно истолковывать по-разному. Очень по-разному.

– Ты знаешь, что копы должны держаться друг за друга, решать проблемы, которые у них есть самостоятельно.

– Знаю. А что если это тяжкое преступление?

– Надеюсь, не совращение детей?

– Нет. Убийство.

Отец помолчал

– Расскажи.

– Рассказать… Ты знаешь про то что несколько дней назад погиб заместитель государственного секретаря САСШ?

Отец махнул рукой

– Ты шутишь? Я знаю о том, что Вашингтон Нэшнлс* выиграли последний матч, причем с солидным перевесом. Я знаю, где в окрестностях можно поймать форель, и где в сезон будет лучшая охота на оленя. Какое мне дело до Пу-Ба**, который склеил ласты в Вашингтоне? Расскажи что-то поинтереснее.

– Это – интереснее некуда. Он склеил ласты на сто двадцать четвертой дороге, помнишь еще такую?

– Не он первый, не он последний. Это узкая и опасная дорога, особенно зимой. Ей часто пользуются те, кто хочет срезать путь, а те кто хочет срезать путь обычно торопятся и превышают скорость. Там же – не то место которое позволяет гнать на девяноста милях в час. И что?

– Труп обнаружил коп. Детектив Мюллер, помнишь такого?

– Нет.

– И не должен. Он перевелся к нам с юга.

– Почему?

– Видимо решил сменить климат. Это была не его зона ответственности, он не должен был там находиться – и тем не менее, он там был. Он то и обнаружил труп.