Белые яблоки - Джонатан Кэрролл

Изредка мимо них проезжали автобусы, оглашавшие окрестности утомленным пыхтением и наполняя воздух запахом отработанного бензина. Этрих не сразу заметил, что единственными звуками в этом пустынном месте были рокот автомобильных моторов и шум их собственных шагов, становившийся отчетливым, когда поблизости не оказывалось ни легковых машин, ни грузовиков. Вокруг царила городская тишина, какая бывает в три часа ночи, когда, возвращаясь с вечеринки, бредешь по улицам пешком в тщетной надежде поймать такси.

– Изабелла, куда все же мы идем?

– Не знаю. Нам надо дождаться.

– Чего?

– Указаний от Энжи.

Он с досадой поджал губы.

– Ладно. Ответь мне по крайней мере, почему нам пришлось в такой спешке уйти из кафе и бросить мою машину на стоянке?

– Мы оттуда сбежали, потому что тебе угрожала опасность, Винсент. Энжи почувствовал ее приближение и сразу меня предупредил. Насчет твоей машины – тоже. Там небезопасно. – Голос ее звучал прерывисто, она слегка задыхалась от быстрой ходьбы.

– Стой! – Этрих удержал ее за руку. Изабелла попыталась высвободиться, чтобы продолжить свой путь, но он заступил ей дорогу.

– Винсент, нам надо…

– Нет. Сейчас же, сию же минуту ответь, что за опасность мне грозит. И как такое вообще возможно – я ведь уже умер. Что еще они могут со мной сделать? Снова меня убьют? Если кто из нас и может находиться в опасности, то это ты.

Изабелла огляделась по сторонам, как если бы собиралась перейти дорогу и проверяла, нет ли поблизости машин. Снова повернувшись лицом к Этриху, она взглянула ему в глаза с любовью и неподдельным страхом.

– Это все так сложно, Винсент. Долго рассказывать.

Но он упрямо помотал головой:

– Сейчас с меня хватит и краткого объяснения. Хоть что-нибудь скажи, Изабелла.

– Ты не должен был бы здесь находиться. Ты умер, но Энжи вернул тебя к жизни, потому что он в тебе нуждается. Ты должен ему помочь, прежде чем он родится. Мы оба нужны ему живыми, пока он еще в моем чреве.

– Но зачем?

– Он не говорит.

Мимо них проехал грузовик, следом еще один. У Этриха в голове роились десятки вопросов.

– Почему я ничего не помню? Как заболел, попал в больницу, умер? Ничего. Пустота.

– Энжи смог тебя воскресить, стерев из твоей памяти все эти воспоминания.

– Но разве дело во мне одном, Изабелла? Все вокруг ведут себя так, будто со мной ничего необычного не случилось. По-твоему, они все сговорились? Китти, коллеги по работе, Маргарет Хоф. Они не знают, что я умер. Как такое возможно?

– Энжи. Это он изменил их воспоминания.

Этрих не мог себя заставить поверить в это.

– Если он такой могущественный, если ему под силу подобные штуки, то зачем я ему понадобился здесь, на этом свете? И ты?

Изабелла улыбнулась – впервые за последний час.

– Ну, во мне-то он нуждается, потому что я его будущая мать и он не смог бы существовать вне моего тела. А почему ему нужен ты, если не считать того, что ты его отец? Быть может, он знает, как ты нужен мне. Пошли, вон автобусная остановка. Мы уедем на следующем автобусе. – И они направились к маленькому павильону из стекла и металла. – Я должна тебе сказать еще кое-что важное, Винсент: тебе теперь подвластно многое, о чем обыкновенный человек даже не помышляет. Ты можешь творить чудеса. Если еще не пробовал, то стоит тебе только захотеть, и они осуществятся. – Нежно дотронувшись до его щеки пальцами, она прибавила: – Ты у нас теперь волшебник, что и говорить.

Этриху тотчас же вспомнился шофер такси, которого он, еще не ведая о своих способностях, сумел возвратить к жизни. И он сказал:

– Послушай, есть ведь двое людей, которые знают, что я умер. Это Коко Хэллис и Бруно Манн. Ты с ними знакома?

– Первое из имен ты и прежде упоминал. Нет, я их не знаю.

– Вся эта череда странных событий началась для меня в тот миг, когда я увидел имя Бруно, вытатуированное на шее Коко, под самым затылком.

– На шее? Вот уж любовь так любовь! Я бы на такое, пожалуй, не решилась, даже из любви к тебе. И давно они вместе?

– Их ничто не связывает, представь себе. Они даже не были знакомы, пока я их друг другу не представил, буквально на днях.

– И тем не менее его имя почти тотчас же оказалось вытатуировано на ее шее? – Голос Изабеллы звучал взволнованно.

Этрих собрался ей объяснить, как обстояло дело, но тут к остановке подъехал автобус. Дверцы открылись. Они вошли внутрь, поднявшись на две ступеньки. Водитель окинул их пристальным взглядом, чтобы удостовериться, что они не опасны, и только после этого нажал на кнопку. Двери закрылись. Кроме них в автобусе в самом конце салона было еще два пассажира. Автобус тронулся с места, и Изабелла схватилась за руку Этриха, чтобы не упасть. Свободную руку он сунул в карман, нашаривая мелочь.

Она остановила его:

– Нет-нет, позволь мне.

Он вспомнил, что ей всегда нравился процесс покупки билетов. Она с удовольствием опускала монеты в автоматическую кассу, вынимала сдачу. Этрих слегка нахмурился при виде коричневого кожаного кошелька, который она достала из сумочки. Он купил его в Лондоне в магазине «Коннолли» и подарил ей в тот достопамятный день их разлуки, воспоминания о котором по-прежнему были для него мучительны.

Они остановились в узком проходе между сиденьями, и Этрих спросил:

– Куда ты пошла в то утро в Лондоне, когда сбежала от меня?

– Что?

Мотор автобуса взвыл, и салон затрясся. Колеса то и дело попадали в выбоины на шоссе. Изабелла прошла вперед и уселась на одно из сидений у окна, жестом предложив Этриху занять соседнее место. Он послушно опустился на жесткое кресло.

– Куда ты пошла в то утро в Лондоне, когда сбежала от меня?

Изабелла заговорила быстро и нервно:

– Взяла такси и поехала в аэропорт. Где просидела больше трех часов. Ждала рейс на Вену. И плакала.

Этрих знал по опыту: лучшее, что он сейчас мог сделать, это промолчать. Изабелла повышала голос, когда бывала рассержена или встревожена. Ей, видимо, казалось, что таким образом она если и не сумеет убедить собеседника в своей правоте, то по крайней мере не услышит от него возражений. И если он все же осмеливался выразить несогласие с ее мнением, она начинала говорить еще быстрее и нередко заканчивала очередную тираду нешуточными обвинениями в его адрес. Но в следующий миг все это утратило какое-либо значение. Тело Винсента Этриха вдруг пронзила чудовищная боль, какой он прежде никогда не испытывал. Он не мог сделать ни одного движения, даже моргнуть или втянуть носом воздух, – такой невероятной силы была эта боль. Гораздо хуже оказалось то, что разум его оставался кристально ясным. И он вспомнил, что испытал подобное в момент своей смерти. Вот, оказывается, что его прикончило несколько недель тому назад. Впервые за все истекшее время в памяти его всплыло нечто относящееся к этому событию.