Игорь Святославич - Виктор Поротников

Игорь, открывший дверь, был несказанно удивлен и раздосадован, когда та обняла его за шею и шепотом сообщила, чего хочет от него.

Уложив супругу на ложе, еще теплое от тела Агафьи, Игорь старательно делал вид, будто страстно вожделеет к ней. Ефросинья, истомившаяся по телесной усладе, не замечала ни торопливой суеты мужа, ни даже его неловкой грубости. В ней вдруг пробудились совершенно новые сладостные ощущения, и она, растворяясь в них, исходила охами и томными стонами, умоляя Игоря продолжать и продолжать.

Измученный Игорь внезапно заснул как убитый, едва его голова коснулась подушки.

Ефросинья какое-то время лежала с открытыми глазами, почти не чувствуя своего тела и заново переживая пролетевшие минуты блаженства. Потом задремала и она. В обволакивающие ее дремотные грезы неожиданно вклинился тонкий скрип открываемой двери. Ефросинья чуть приоткрыла глаза и в желтом свете одинокой свечи увидела обнаженный женский силуэт с распущенными по плечам светлыми волосами, исчезающий в темном проеме дверей. Ефросинья вновь закрыла глаза, погружаясь в сон, но в ее заторможенном сознании все же появился слабый сигнал удивления: что это было? Сон или явь?

Она встрепенулась и уже осмысленно огляделась вокруг.

Ложница была пуста и дверь плотно затворена. Не слышалось ни шагов, ни звуков.

Рядом похрапывал Игорь.

«Приснилось», — подумала Ефросинья, опять засыпая.

Утром за завтраком она с улыбкой поделилась с Игорем своим ночным впечатлением.

— Представляешь, мне приснилось вчера, будто из твоей ложницы выходила нагая женщина, похожая на русалку. Вот до чего ты укатал меня ночью, милый!

Игорь слегка поперхнулся медовой сытой и подозрительно посмотрел на жену. Уж не намек ли это на то, что ей известно, кто скрывался у них под ложем. Игорь сам не мог понять, как Агафье удалось выбраться незамеченной из его спальни. Стало быть, Ефросинья видела ее, но не узнала ее спросонья.

Между тем Ефросинья обратилась к служанке:

— А где Агафья? Почему ее нет за столом?

— Она еще не встала, — ответила служанка.

— Неправда, — промолвила возникшая на пороге трапезной Агафья. — Я давно на ногах. Просто нынче утром я молилась дольше обычного.

Агафья приблизилась к Ефросинье и поцеловала ее в щеку.

— Хорошо выглядишь, — с улыбкой заметила она. — С чего бы это?

— От мужниных ласк, вот с чего, — зарделась Ефросинья.

Протянув руку над столом, она взъерошила Игорю волосы.

— А мне долго не спалось, — грустно вздохнула Агафья, — затем снилась какая-то чушь…

— Знаешь ли, что мне нынче приснилось?! — с жаром воскликнула Ефросинья, усадив подругу рядом с собой.

Покуда Ефросинья рассказывала свой «сон», Агафья делала удивленные глаза и задавала вопросы: «Какого роста была та незнакомка? Какое у нее было лицо? Какие волосы?»

— Лицо я не разглядела, поскольку она спиной ко мне была. Ростом же была с тебя. И волосы были цветом как твои.

— Это ж надо! — усмехнулась Агафья. — Может, это и была я?

Игорь чуть не подавился.

Ефросинья засмеялась:

— Женская нагота к прибыли снится, а ты это была иль не ты — сие не важно.

Глава четырнадцатая. Степной поход

Конные и пешие рати выступили из Чернигова, Трубчевска, Путивля и Новгорода-Северского, едва дороги подсушило после апрельской ростепели.

Ярослав, не охочий до трудов воинских, укорял Олега, затеявшего поход:

— Не будил бы ты лихо, брат. Поганые покуда земли черниговские не трогают, так ты их раздразнить хочешь! Ладно бы, причина стоящая была, а то из-за какой-то рабыни такую распрю с ханами затевать!

— В стародавние времена греки десять лет воевали под Троей из-за одной похищенной женщины, — ответил на это Олег. — Пращур наш Владимир Святой не погнушался на Полоцк войной пойти, дабы заполучить себе в жены гордую дочь полоцкого князя.

— Дурость это — воевать из-за женщины, — поморщился Ярослав. — Сражаться следует токмо за земли и богатства.

— Разве в кочевьях половецких взять нечего? Я тебя за богатством в степи веду, брат, а ты брови хмуришь. Взгляни на Игоря со Всеволодом, они будто на праздник собрались, так и светятся от радости!

— В их-то годы любая война праздником кажется, — проворчал Ярослав. — Не думают о том, что где-то сейчас степняки по их душу сабли точат и стрелы вострят.

Полки двигались скорыми переходами.

За рекой Ворсклой конные сторожи русичей заметили ползущие по степи кибитки. Какой-то половецкий курень перекочевывал с зимних пастбищ на летние, что находились южнее.

Русские дружины обрушились на половцев как лавина.

Степняки даже не стали сражаться. Стреляя на всем скаку из луков, воины галопом уносились в сиреневую даль, бросая семьи, скарб и скот. Было пленено несколько знатных вельмож, которые испуганно твердили, что приходятся родней хану Осолуку.

— Из приднепровских половцев хан Осолук самый богатый, — ухмыляясь, промолвил Олег. — Стрясем мы с него серебра и коней за плененных родичей.

— Надеюсь, теперь твоя душа довольна, брат? — спросил Ярослав. — Можно домой поворачивать?

— Еще чего?! — воспротивился Олег. — До самого Лукоморья пойдем, туда, где кочует главный злодей — хан Кобяк.

— Может, лучше к Дону пойдем, — предложил Ярослав, — на хана Кончака?

— И до Кончака доберемся!

Слышавшие это Игорь и Всеволод были в восторге. Взятая с налету богатая добыча в самом начале похода вскружила им голову.

И только Ярослав не скрывал своих опасений.

— Владимир Мономах с гораздо большей силой ходил на лукоморских половцев и то еле одолел их в битве, — говорил он. — А у нас войско куда меньше Мономахова, где нам с Кобяком тягаться. Верное слово говорю, лучше назад воротиться.

Не убедил Ярослав ни Олега, ни Игоря со Всеволодом: решили продолжать поход. Пленных половцев и захваченный скот отправили к Сейму под надежной охраной.

Чем ближе к Дону, тем больше на пути русичей попадалось разлившихся в весеннем половодье речушек и ручьев. Низины, залитые талой водой, представляли собой мелководные озера. Дружины продвигались на юг, преодолевая вброд водные преграды, обходя топи и крутые берега рек.

Дозоры сообщали Олегу, что всюду видны следы половецких зимовищ, но самих степняков нет.

— Откочевали поганые за Дон, — говорили дозорные.

Однажды в полдень русичи наткнулись на большую орду, разбившую стан на плоской возвышенности. Судя по количеству юрт и кибиток, поставленных в круг, в лагере было не меньше пятнадцати тысяч человек.

— Удача улыбается нам! — обрадовался Олег, решив, что это кочевье Кончака, и повелел готовиться к битве.

Русичи с трех сторон ударили на половцев, опять рассчитывая на легкую победу.

Однако степняки решили сражаться. Около четырех тысяч выехало их из стана верхом на поджарых разномастных лошадях. Половецкие стрелы дождем посыпались на головы русичей.

Дружины Игоря и Всеволода были объединены в один полк и сражались в самом центре.

Покуда сохранялась дистанция для стрельбы из лука и метания легкого копья, степняки стояли крепко. Но едва русские дружинники приблизились вплотную и взялись за мечи, половцы не выдержали натиска и стали откатываться под защиту своих крытых кожами повозок.

Загнав половцев за возы, Всеволод был готов вести своих воинов на штурм, но Игорь остановил его.

— Слышишь? Ярослав еще бьется с погаными справа от нас. И Олег покуда верх еще не взял. Надо бы подсобить им!

Всеволод не стал спорить, повел свою дружину на помощь Олегу.

Игорь со своими ратниками двинулся поддержать Ярослава.

Между тем половецкие сотни, загнанные было в лагерь, вернулись и опять напали на русичей. Битва разгорелась с новой силой.

Игорь увидел, как упал на землю Ярославов стяг. Расстроенная новгородская дружина обратилась в бегство, гоня коней вниз по склону холма. Впереди всех мчался сам Ярослав. Половцы с гиканьем летели следом, но их ослабевшие от зимней бескормицы лошади не могли угнаться за сильными а конями русичей. Поэтому все больше степняков поворачивали обратно и устремлялись на Игоревых дружинников, которые продолжали сражаться, хотя и были окружены со всех сторон.

Игорь был ранен стрелой в бок. Получил рану от копья и его конь.

Половцы наседали, размахивая кривыми саблями. Несколько раз их арканы едва не захлестнули шею Игорю.

Заметив предводителя степняков, Игорь стал пробиваться к нему.

Боль от раны, гнев на трусливого Ярослава, ожесточение при виде своих мертвых дружинников смешались в нем. Одержимый яростью, Игорь рубил мечом направо и налево.

Его крепких ударов не выдерживали ни шлемы, ни панцири. Все ближе к Игорю знатный половчин в аварском островерхом шлеме и красном плаще. Еще немного, и до него можно будет достать мечом. Он что-то кричит своим батырам, кривя в гневе рот, обрамленный черными усиками и небольшой бородкой, глаза его сверкают как сапфиры.