Исчезнувший поезд - Наталья Лапикура

– Так то с пьяных глаз. А те, в Москве, наверняка трезвые были, когда спускали нам это указание. Им что – указали и забыли, а нам тут – ищи нечистую силу, да еще антисоветски настроенную.

– А что, и такая бывает?

– Были сомнения, особенно по эпизоду со сталинградским поездом. Но тут мы в Киеве получаем информацию об исчезновении поезда метро. Не совсем то же самое, но аналог. Немедленно забираем дело у вашего ведомства, начинаем разрабатывать и налетаем на стену.

– В прямом смысле или символически? Как-то не верится, что от вас могут что-то скрывать.

– Блажен, кто верует. Вы когда-нибудь слышали такое название, как «Лубянка»?

– Естественно, это ваша главная Контора в Москве.

– «Аквариум» – это вам что-то говорит?

– Это кафе, в котором я сегодня вечером выпил триста грамм коньяка и кастрюлю помоев под видом кофе.

– А такая аббревиатура, как ГРУ?

– Если мне не изменяет память, то это Главное режиссерское управление в Министерстве культуры.

– Я так и думал. Более того – убеждал в этом остальных. Вы и в самом деле зеленого понятия не имеете, кому встали поперек дороги. И только поэтому вы безнаказанно уничтожили больше людей из этой организации, чем, скажем, вся французская контрразведка за послевоенный период. Великие подвиги, капитан, совершаются либо с большого перепугу, либо от большой глупости. ГРУ – это главное разведывательное управление Советской Армии. По сравнению с ним американское ЦРУ – это юные пионеры-следопыты. У нас ведь как: кто обос-рался? Невестка. Кто дров наломал? КГБ. А на самом деле две трети того, что нам приписывают, – фокусы ГРУ…

– А как же Лубянка, шеф – член политбюро? Традиции железного Феликса?

– Это для таких наивных, как вы, капитан. Когда речь заходит о большой политике, то последнее слово не за председателем КГБ, а за министром обороны, кстати, тоже членом Политбюро. А ГРУ – это его любимая игрушка. Между прочим, вы наш циркуляр об антисоветских надписях на стенах когда-нибудь получали?

– Дважды в год, перед Первым мая и седьмым ноября.

– Так вот, это не националисты пишут. Это ГРУ развлекается. Их люди разрисовывают стены, а большой шеф капает на мозги самому Брежневу: снова Федорчук со Щербицким на Украине борьбу с национализмом ослабили, бандеровцы обнаглели, чуть ли не средь бела дня трезубцы на стенах изображают. А вы говорите – от нас что-то скрывают. Нашим генералам майоры из ГРУ суют под нос свои удостоверения и рявкают: дело государственной важности, кру-гом, шагом марш! Зато когда они обычных людей разрабатывают, то свои «корочки» никогда не показывают. Мы, мол, из КГБ по вашу душу.

Если без эмоций, то было так. Только мы начали разрабатывать список этих ста исчезнувших киевлян и установили, что все они, вероятно, были пассажирами этого поезда, как нам немедленно из самых верхов: «Отставить! Дело особой государственно важности. Документы передать в Ровно, а сами кру-гом! Ловить диссидентов и колоть стукачей».

– Послушайте, выходит, этот Ровенский дисбат, откуда старлей с прапорщиком, это что?…

– А то, что выходит, капитан. Во-первых, штаб окружного ГРУ почему-то не в Киеве, а в Ровно. Кстати, гауляйтер Украины Кох тоже этот город своей столицей сделал. Любопытное совпадение. Во-вторых, раз вы знаете о дисбате, то, возможно, слышали и о тюремном вагончике?

– Дошла информация. На соседней полке в Караваевской бане рассказывали. Но я как раз голову намылил.

– Ну и конечно, пока глаза промыли, там уже никого не было?

– Вот те крест!

– А вам в этой же бане не рассказывали, куда исчезают приговоренные к расстрелу?

Я уже хотел было пошутить относительно злополучных урановых рудников, когда вдруг меня что-то осенило:

– Да неужто их в этом псевдо-дисбате пристреливают?

– В той бане, куда я хожу, капитан (сауна называется), поговаривали, что их там не расстреливают, а пускают на фарш. То есть, отрабатывают на них специальные приемы рукопашного боя, учатся убивать голыми руками. Поскольку на манекенах это, знаете ли, неэффективно – кукла не защищается и не пытается удрать.

– Если это правда, то я ее уже забыл. Между прочим, мы уже порядочно знакомы, а я до сих пор не знаю, как к вам обращаться.

– А как вам удобнее? Можете – Евгений Евгеньевич, можете – Кирилл Кириллыч… или Тарас Григорьевич. У нас в Конторе фамилии всуе не употребляют. Только по имени и отчеству. И вообще – дай вам Бог, чтобы вам больше никогда не пришлось ко мне обращаться.

– Позвольте, а как же наше Бородино во дворе?

– А вас, капитан, там и не было. Парочка придурков из ГРУ устроила засаду офицерам КГБ. Соответственно, получили. По полной программе. Что и куда им звездануло, мы никогда не узнаем. «Аквариум» от всего откажется, но будет мстить, как всегда. По-подлому. А те два… как вы догадались, уже дали показания апостолу Петру.

– Благодарю, Тарас Григорьевич. Век помнить буду. И все же, куда поезд исчез, только не швейцарский, хрен с ним, а наш?

– Вы помните, что было в тот день, точнее, в тот вечер?

– Откуда? В нашей Управе порою, ночи от дня не отличишь. Бывает так, что и о собственном дне рождения забудешь.

– В этот день наших соседей-румын хорошенько тряхануло. У нас, в Киеве, этого почти не почувствовали. Ну, разве что абажуры колыхались, стекла в шкафах дребезжали, да жена выговаривала мужу: сколько раз я тебя просила не трясти ногой под столом! А вот под землей удар получился посильнее. В результате произошло два непредвиденных инцидента: замкнуло стрелку в тоннеле на перегоне и вдруг отъехала часть стены… В задаче спрашивается: куда пошел поезд?

– В другое метро?

– Угадали. В то, которое якобы НЕ построили до войны. А на самом деле, его в сорок первом законсервировали, взорвали все наземные входы и ликвидировали лишних свидетелей. Списали на жертвы фашистской оккупации. А уже при Хрущеве, когда ГРУ снова набрало силу (поскольку Берия его чуток придавил, как нежелательного конкурента), эту недостройку передали ему. Ясное дело, нас, чекистов, туда и близко не подпускают. И я вам сейчас это все рассказываю исключительно для того, чтобы вы знали, куда ни в коем случае нельзя соваться. Надпись на трансформаторной будке видели: «Не влезай! Убьет!»?…

– … не только видел – я такую табличку иногда на дверь кабинета цепляю, когда момент требует, чтобы никто не входил.

– Так вот – для вас на двери в «другое метро» написано именно это, да еще огромными буквами.

7

Это только у Агаты Кристи ее яйцеголовый бельгиец рассаживает всех правых и виноватых вокруг камина и после монолога на двадцать страниц о пользе стимулирования работы серых клеток указывает пальцем на виновного. В советской ментуре все происходит с точностью до наоборот. Нет, не потому, что камины были ликвидированы сразу же после семнадцатого года как символы буржуазного разврата одновременно с уютными кофейнями на Крещатике. Во-первых, у нас не существует частных детективов, а во-вторых, наш процессуальный кодекс позволяет устраивать общие собрания подозреваемых только в форме очной ставки в кабинете следователя, а это, согласитесь, совсем не то.

Нет, советский мент, он же легавый, носится с языком на плече, как его собачий собрат, мечтая закрыть хотя бы половину из минимум двенадцати дел, навешанных на него. И его сознание в паре с подсознанием разделяется при этом так, что никакой друг-психиатр не вылечит. Я не знаю, как это называет ученый народ, но у меня факты, фактики, разговоры, фразочки, случайные встречи оседают где-то там, как мусор в колене водослива. Версия отстаивается и в один прекрасный момент выплескивается тебе прямо в лицо. Как я догадывался, несчастный сын покойного машиниста грешил на параллельные миры. Но его фраза «другое метро», оказывается, имела еще один, абсолютно реалистический смысл. Вот так, кирпичик по кирпичику, выстроилась стена, за которую нормальным людям заглядывать не стоит, но я и так знаю, что за ней прячется.

Итак, пять лет назад Киев тряхануло. Причем так, что сбило с толку технику, укрывавшую определенные тайны от посторонних глаз. Я могу себе только представить секретную охрану, когда она увидела поезд метро с десятками нежелательных свидетелей. Сначала, наверное, решили: диверсанты – и поступили в соответствии с инструкциями. А потом возникли другие проблемы: что с этим фантом делать? Выпустить, отобрав подписку о неразглашении? Так ведь их тут не один, а целая сотня, обязательно кто-то не выдержит и растрезвонит. Расскажет куме, а та всему базару. Закрыть объект? Спасибочки вам в шапочку, тридцать лет строили-перестраивали – и на тебе, начинай сначала. А враг, он, между прочим, не дремлет, он на стреме. И крылатым ракетам из Европы до Киева лететь всего ничего. Они что, там в своих НАТО станут дожидаться, пока мы перебазируемся? Сейчас, размечтались! Хватит с нас, что после Пеньковского половину ракетных шахт, говорят, пришлось бетоном заливать.