Завоевательные походы Бату-хана - Чойжилжавын Чойсамба

Так почему же Бату-хан не только остановил наступление, но и не предпринимал попыток захватить Новгород в дальнейшем? Не выразил ли Александр Невский свою покорность Батыю, признав его верховную власть и обязавшись выплачивать дань?

Представляет интерес и тот факт, что вся дальнейшая политическая деятельность Александра Невского находилась в прямой зависимости от Бату-хана.

В последующие годы Александр Ярославич не меняет своей позиции. Покорно прибывая в ханскую ставку 8 Каракорум, он получает «из рук» татар в дополнение к Новгородскому ещё и Киевское княжество. /…/ В 1250 г. между младшим братом Александра Андреем, владельцем великого Владимирского княжества, и Даниилом Галицким, правителем всей Западной Руси, заключается антиордынский союз. /…/ Однако Александр не только не примкнул к союзу, но и, наоборот, поспешил в Орду с жалобой на брата. Итогом поездки стал карательный поход Неврюя на Владимирское княжество /…/ После похода Неврюя за ним [Александром. — Ч.Ч.] было закреплено великое Владимирское княжество, а сам князь побратался с сыном Батыя Сартаком. В 1251 г. Невский наотрез отказался от помощи Папы римского в борьбе с Ордой. Вскоре он привёл в Новгородскую землю татарских численников, переписывавших население для обложения данью (исключение было сделано для духовенства). В отказавшийся подчиниться Новгород в 1259 г. князь ввёл свои войска, подавляя антиордынские выступления, зачинщикам которых выколол глаза и отрезал носы[118].

Вот что пишет об этих событиях Л. Н. Гумилёв:

«Андрей был „западник“. Он породнился с Даниилом Галицким и готовил союз с Европой против монголов. Для Руси это означало, даже в случае победы, разорение, так как на её территории должна была пройти война, введение унии, то есть уничтожение национальной истории, а в конце концов завоевание Владимирской и Новгородской земли рыцарями-крестоносцами, подобное тому, что произошло в Прибалтике. Трудно сказать, понимал ли князь Андрей неизбежность последствий своей политики? /…/ Зато князь Александр, правивший в Новгороде, великолепно разбирался в этнополитической обстановке, и он спас Россию. /…/ Александр приехал в орду Батыя /…/ и в 1252 году привёл на Русь татарский корпус с опытным нойоном Неврюем. Андрей бежал в Швецию, Александр стал великим князем, немцы приостановили наступление на Новгород и Псков. /…/»[119].

И ещё:

«Александра интересовала перспектива получения от монголов военной помощи для противостояния натиску запада и внутренней оппозиции. Именно за эту помощь Александр Ярославич готов был платить, и платить дорого. /…/ Когда в Новгород вместе с князем пришли монгольские переписчики, чтобы определить сумму налога, новгородцы устроили бунт, во главе которого оказался Василий Александрович — старший сын великого князя, дурак и пьяница. Александр вывел „татарских“ послов из города под своей личной охраной, не дав их убить. Тем самым он спас Новгород от гибели — ведь мы знаем, как поступали монголы с населением городов, где совершалось убийство послов монгольского хана. С вожаками смуты Александр Ярославич поступил жестоко: им „вынимали очи“, считая, что глаза человеку всё равно не нужны, если он не видит, что вокруг делается. Только такой ценой удалось Александру подчинить новгородцев, /…/ не понимавших, что тот, кто не имеет сил защищаться сам, вынужден платить за защиту от врагов. Конечно, отдавать свои деньги всегда неприятно, но, наверное, лучше уж расстаться с деньгами, чем с независимостью и жизнью»[120].

Нет, мы не хотим представить Александра Невского предателем. Просто гроза шведских и немецких рыцарей знал, как никто другой, истинную мощь монгольской кавалерии, способную проломить стены любого города. И он хотел любой ценой оградить своих новгородцев, не испытавших и потому не представлявших себе силу удара монгольского войска, от ужасов и превратностей войны.

Попутно заметим, что монгол, в отличие от шведа или немца, защищал территориальную целостность Руси. И на протяжении всего «монголо-татарского ига» русский человек был и остался русским благодаря толерантности монгола, который не навязывал ему своё «житиё», как швед или немец.

Мы несколько отвлеклись от главной темы.

На совещании темников и высших военачальников Бату-хан объявил о своём решении остановить военные действия, продолжавшиеся всю зиму, и двинуться в Джучиев улус — половецкие степи.

Даже, если дело было только в природных условиях, то можно диву даваться феноменальным способностям Бату-хана и Субедея, которые сумели объективно оценить сложившуюся ситуацию и принять соответствующее решение, решение, отвечавшее интересам армии. Такие гениальные полководцы как Наполеон и Гитлер, занимающие в мировой военной истории более почётные места, чем вышеупомянутые монголы, ценой любых потерь стремились захватить Москву. И французский император, и нацистский фюрер легкомысленно думали, что с захватом Москвы окончится русская кампания, а следовательно и вся война. В итоге, и Наполеон, и Гитлер сдали свои столицы русским армиям. Задолго до них, в 1709 году дерзкий шведский король Карл Двенадцатый предпринял поход на Москву, однако на полпути, под Полтавой, был разгромлен русской армией. Лишь конь спас его от неминуемой гибели.

Как ни парадоксально, но в 1238 г. Бату-хан и Субедей-баатур со всей ясностью представляли себе, что владение каким-либо городом, даже богатым и стратегически важным, не означает конца всей войны, а погибель армии равнозначна проигрышу целой кампании, ради осуществления которой были приложены титанические усилия.

Меркурий Смоленский (1238 г.)

На обратном пути летучие отряды Бату-хана захватывали встречные города и населённые пункты. При этом одна из частей монгольской конницы подошла к Смоленску.

Об этом событии эмоционально пишет историк Б. А. Рыбаков:

«Батый во время похода 1237–1238 гг. направился было к Смоленску, но затем обошёл его стороной. Очевидно, богатый торговый город, украшенный десятками великолепных зданий и обнесённый крепкими стенами, представлял непреодолимую преграду для войска, измотанного сопротивлением русских городов, и кровожадный завоеватель не посмел показаться под его стенами»[121].

Монголы говорят: «Если взялся за дело — не бойся, а если боишься — не берись за дело». Отправиться на войну и бояться великолепных зданий — это самое настоящее донкихотство, своеобразная дуэль с ветряными мельницами.