Девушка на скале - Джеймс Кервуд

— А зачем, милая девочка, вы обучали Тару?

Дэвид взял ее руку. Он чувствовал, как легкая дрожь пробежала по телу девушки.

— Гнездо — ужасное место. Гок — ужасный человек. Брокау тоже ужасный. Гок послал куда-то туда, — она указала на север, — за Брокау. Он заявил, что я принадлежу Брокау. Что он хотел этим сказать?

Она повернула голову и посмотрела Дэвиду прямо в глаза. На ее вопрос было трудно ответить. Ведь она еще ребенок…

— Что Гок хотел сказать? — настаивала девушка. — Почему я принадлежу Брокау — этому большому животному?

Лицо Дэвида приняло суровое выражение. Он нежно, успокаивающее сжал руку девушки и ласковым голосом спросил:

— Сколько вам лет, Мэдж?

— Семнадцать, — ответила она.

— А мне тридцать семь. — Он, улыбаясь, повернулся к ней. — Посмотрите, — он снял шляпу. — Мои волосы стали седеть!

Она бросила быстрый взгляд, а затем так внезапно, что у Дэвида захватило дыхание, провела рукой по его густым белокурым волосам.

— Немного, — промолвила она. — Но вы не старый.

Она опустила руку. Ее поступок был так же невинен, как поступок ребенка.

— И все же я очень стар. Этот человек, Брокау, сейчас в Гнезде, Мэдж?

Она кивнула головой.

— Он там уже месяц. Он пришел после того, как Гок послал за ним, затем уходил и снова вернулся.

— И теперь вы убежали от него?

— От них всех, — ответила девушка. — Если бы там был только Брокау, я не боялась бы. Я позволила бы ему схватить меня, а затем закричала бы, и Тара убил бы его за меня. Но там еще Гок и другие. Они все ужасные, и я всех их боюсь, особенно с тех пор, как они стали сколачивать большую клетку для Тары. Гок говорит, что это для другого медведя, которого Брокау приведет с Юкона, но я знаю, что он лжет. Клетка для Тары.

Внезапно ее пальцы вцепились в руку Дэвида и в первый раз он увидел за ее длинными ресницами мрачный огонь подлинного ужаса.

— Почему я принадлежу Брокау? — говорила она с легкой дрожью в голосе. — Почему Гок это сказал? Неужели… мужчина… может купить девушку?

Ее ногти вцепились в его руку. Но Дэвид не чувствовал боли.

— Что вы хотите сказать? — спросил он, стараясь говорить спокойно. — Разве этот человек — Гок — продал вас?

Задавая этот вопрос, Дэвид смотрел в сторону. Он начал понимать. В его воображении рисовалась ужасная возможность.

— Я… не знаю, — ее слова прозвучали над самым его плечом. — Это случилось в позапрошлую ночь. Я услышала, что они ссорились, подошла к приоткрытой двери и заглянула в нее. Брокау дал моему дяде маленький мешочек с золотом, а затем еще один мешочек; я услышала, как он выругал моего дядю и сказал: «Она этого не стоит, но уж так и быть. Теперь она моя!»Я сама не знаю, почему я так испугалась. Не из-за Брокау. Мне кажется, меня испугало ужасное выражение лица этого человека — моего дяди. В эту же ночь Тара и я убежали. Как, по-вашему, зачем они хотели запереть Тару в клетку? Не думаете ли вы, что Брокау купил Тару, чтобы посадить его в эту клетку?

Дэвид снова взглянул на девушку, в ее глазах светилась тревога.

— Купил он Тару или меня? — настаивала она.

— Откуда у вас появилась такая мысль, что он вас купил? — спросил Дэвид. — Что-нибудь… случилось?

Вторично яркая краска залила ее щеки, а под опущенными ресницами глаза блестели, точно звезды.

— Две недели тому назад он — это животное — схватил меня в темноте, держал меня и целовал!

Вся трепеща, она вскочила и стала перед Дэвидом.

— Я закричала бы, но это случилось в доме, и Тара все равно не смог бы прийти ко мне. Я царапала его, боролась, но он отгибал мою голову, пока мне не стало больно. В тот день, когда он дал моему дяде золото, он снова сделал попытку, но я ударила его палкой и убежала. О! Я ненавижу его! Он знает это. А мой дядя выругал меня за то, что я его ударила. Вот почему я убежала…

— Я понимаю, — проговорил Дэвид, вставая и ласково улыбаясь ей в то время, как кровь в нем кипела. — Теперь вы верите тому, что я рассказывал о карточке? Как она старалась заговорить со мной, сказать мне, чтобы я торопился! Я пришел сюда как раз вовремя, не правда ли? Это будет хорошее развлечение для Брокау. И для вашего дядюшки Гока. Хорошее развлечение, а? — он рассмеялся. — Вы славное существо, Мэдж, и ваш медведь тоже.

Через некоторое время Дэвид снова вспомнил о медведе и, взглянув в его сторону, взволнованно вскрикнул.

Бэри и гризли пристально смотрели друг на друга. Для Бэри это был самый любопытный случай во всей его жизни; распростершись между двумя камнями, он тщетно пытался понять, почему его хозяин не бежит или не стреляет. А Тара медленно приближался к собаке. Его низко опущенная голова самым угрожающим образом раскачивалась из стороны в сторону; его огромная пасть раскрылась. Услышав внезапный крик Дэвида, девушка обернулась и разразилась нежным, как звон колокольчика, смехом.

— Тара не тронет его, — поспешила она сказать, видя беспокойство Дэвида. — Он любит собак. Он хочет поиграть с… как его зовут?

— Бэри. А меня Дэвид.

— Бэри… Дэвид, посмотрите!

В одну секунду девушка очутилась верхом на гризли и вцепилась пальцами в его густой мех. Улыбаясь, она посмотрела на Дэвида. Блестящие волосы окружали ее, подобно облаку, отливавшему в солнечных лучах красными и золотыми огнями.

— Подойдите, — проговорила она, подзывая Дэвида рукой. — Я хочу дать Таре понять, что вы — наш друг. Ведь я, — ее глаза снова потемнели, — выдрессировала его, и надо ему объяснить, что вас нельзя трогать.

Дэвид подошел к ним, не слишком радуясь предстоящему знакомству. Мэдж соскользнула с медведя, без колебания положила свои руки на плечи Дэвида и заставила его наклониться вместе с собой к самой голове и круглым, ничего не выражающим глазам Тары.

В течение нескольких трепетных секунд она прижимала свое лицо к лицу Дэвида и, смотря прямо в глаза Таре, убедительным тоном разговаривала с ним. Дэвид смутно слышал, как девушка убеждала Тару никогда ни в коем случае не трогать этого человека. Он ощущал на шее и лице мягкие волосы, чувствовал теплое, нежное прикосновение ее руки к своей щеке и стоял, не шевелясь. Затем она убрала свои руки с его плеч, и он выпрямился.

— Теперь он уж вас не тронет, — торжествующе воскликнула девушка.

Ее щеки покрылись румянцем, но не румянцем смущения. Она сейчас так сильно напоминала ребенка; и в то же время Дэвид не мог не видеть в ней женщины, и его собственные щеки горели. Он заметил, как на ее лице внезапно появилось новое выражение: она смотрела на его тюк.

— Мы ничего не ели с тех пор, как убежали, — просто проговорила она. — Я голодна.

Она произнесла последнюю фразу таким детским тоном, что Дэвид почувствовал сильное желание не как женщину, а как ребенка сжать ее в своих объятиях. На одно мгновение это желание всецело поглотило его, и девушка подумала, что он ждет объяснений.