Стихотворения - Александр Александрович Блок

волненьем, в сжатые персты

В последний раз архангел старый

Влагает белые цветы.

Златит далекие вершины

Прощальным отблеском заря,

И над туманами долины

Встают усопших три царя.

Их привела, как в дни былые,

Другая, поздняя звезда.

И пастухи, уже седые,

Как встарь, сгоняют с гор стада.

И стражей вечному покою

Долины заступила мгла.

Лишь меж звездою и зарею

Златятся нимбы без числа.

А выше, по крутым оврагам

Поет ручей, цветет миндаль,

И над открытым саркофагом

Могильный ангел смотрит в даль.

4 июня 1909

Spoleto

Есть времена, есть дни, когда…

Из цикла «Разные стихотворения»

(1908–1916)

За гробом

Божья матерь Утоли мои печали

Перед гробом шла, светла, тиха.

А за гробом — в траурной вуали

Шла невеста, провожая жениха…

Был он только литератор модный,

Только слов кощунственных творец…

Но мертвец — родной душе народной:

Всякий свято чтит она конец.

И навстречу кланялись, крестили

Многодумный, многотрудный лоб.

А друзья и близкие пылили

На икону, на нее, на гроб…

И с какою бесконечной грустью

(Не о нем — бог весть о ком?)

Приняла она слова сочувствий

И венок случайный за венком…

Этих фраз избитых повторенья,

Никому не нужные слова —

Возвела она в венец творенья,

В тайную улыбку божества…

Словно здесь, где пели и кадили,

Где и грусть не может быть тиха,

Убралась она фатой от пыли

И ждала Иного Жениха…

6 июля 1908

«Всё это было, было, было…»

Всё это было, было, было,

Свершился дней круговорот.

Какая ложь, какая сила

Тебя, прошедшее, вернет?

В час утра, чистый и хрустальный,

У стен Московского Кремля,

Восторг души первоначальный

Вернет ли мне моя земля?

Иль в ночь на Пасху, над Невою,

Под ветром, в стужу, в ледоход —

Старуха нищая клюкою

Мой труп спокойный шевельнет?

Иль на возлюбленной поляне

Под шелест осени седой

Мне тело в дождевом тумане

Расклю́ет коршун молодой?

Иль просто в час тоски беззвездной,

В каких-то четырех стенах,

С необходимостью железной

Усну на белых простынях?

И в новой жизни, непохожей,

Забуду прежнюю мечту,

И буду так же помнить дожей,

Как нынче помню Калиту?

Но верю — не пройдет бесследно

Всё, что так страстно я любил,

Весь трепет этой жизни бедной,

Весь этот непонятный пыл!

Август 1909

Сусальный ангел

На разукрашенную елку

И на играющих детей

Сусальный ангел смотрит в щелку

Закрытых наглухо дверей.

А няня топит печку в детской,

Огонь трещит, горит светло…

Но ангел тает. Он — немецкий.

Ему не больно и тепло.

Сначала тают крылья крошки,

Головка падает назад,

Сломались сахарные ножки

И в сладкой лужице лежат…

Потом и лужица засохла.

Хозяйка ищет — нет его…

А няня старая оглохла,

Ворчит, не помнит ничего…

Ломайтесь, тайте и умрите,

Созданья хрупкие мечты,

Под ярким пламенем событий,

Под гул житейской суеты!

Так! Погибайте! Что́ в вас толку?

Пускай лишь раз, былым дыша,

О вас поплачет втихомолку

Шалунья девочка — душа…

25 ноября 1909

«И вновь — порывы юных лет…»

И вновь — порывы юных лет,

И взрывы сил, и крайность мнений…

Но счастья не было — и нет.

Хоть в этом больше нет сомнений!

Пройди опасные года.

Тебя подстерегают всюду.

Но если выйдешь цел — тогда

Ты, наконец, поверишь чуду,

И, наконец, увидишь ты,

Что счастья и не надо было,

Что сей несбыточной мечты

И на пол-жизни не хватило,

Что через край перелилась

Восторга творческого чаша,

А всё уж не мое, а наше,

И с миром утвердилась связь, —

И только с нежною улыбкой

Порою будешь вспоминать

О детской той мечте, о зыбкой,

Что счастием привыкли звать!

19 июня 1912

Анне Ахматовой

«Красота страшна» — Вам скажут, —

Вы накинете лениво

Шаль испанскую на плечи,

Красный розан — в волосах.

«Красота проста» — Вам скажут, —

Пестрой шалью неумело

Вы укроете ребенка,

Красный розан — на полу.

Но, рассеянно внимая

Всем словам, кругом звучащим,

Вы задумаетесь грустно

И твердите про себя:

«Не страшна и не проста я;

Я не так страшна, чтоб просто

Убивать; не так проста я,

Чтоб не знать, как жизнь страшна».

16 декабря 1913

«Ты помнишь? В нашей бухте сонной…»

Ты помнишь? В нашей бухте сонной

Спала́ зеленая вода,

Когда кильватерной колонной

Вошли военные суда.

Четыре — серых. И вопросы

Нас волновали битый час,

И загорелые матросы

Ходили важно мимо нас.

Мир стал заманчивей и шире,

И вдруг — суда уплыли прочь.

Нам было видно: все четыре

Зарылись в океан