Планета чудовищ - Эдуард Веркин

– Да, – пробормотал я. – А ведь все, что ты рассказывал про этот корабль, правда. Не зря его сюда загнали… Зря мы только в него полезли…

– Ничего, выберемся, – в голосе Баркова, кажется, звучала уверенность. – Главное, не паниковать. Самое главное!

Барков выплюнул зуб, наступил на него, раскрошил подошвой. Затем подошел к оружию, наклонился, подобрал, закинул на плечо.

– Туда, – махнул рукой Барков, – нам туда…

Костыли бы мне, подумал я. И пошагал вслед за Барковым.

Мне казалось, что мы прошли весь коридор, но конца видно не было, ни в одну, ни в другую сторону.

Бесконечный коридор. Мы застряли в бесконечном коридоре.

– Очень похоже на ленту Мебиуса, – сказал я. – Пространство, замкнутое на себя. Или есть еще такие бутылки, в которых дна нет…

– При чем тут лента? – возразил Барков. – Просто тут зло.

– Зло?

– Зло. Или ты не знаешь, что такое зло?

– Почему не знаю, знаю… Зло – это…

Вдруг я подумал, что действительно совсем не знаю, что такое зло. Я с ним раньше не встречался. Самым страшнейшим злом, которое я знал, была плохая погода. Но с плохой погодой было легко разобраться. Ее можно было разогнать. Еще проще было взять и отправиться куда-нибудь. На Кубу или на солнечный Барбадос. Как разобраться с плохой планетой, я не знал.

А Барков, видимо, в зле неплохо разбирался. И я, наверное, буду в нем неплохо разбираться. Если выберусь отсюда.

– Зло – это когда ничего уже нельзя исправить, – попытался я сформулировать.

– Как ты сказал?

– Зло – это когда ничего уже нельзя исправить, – повторил я. – Только что придумал. Знаешь, а ведь действительно, у нас такому совсем не учат. А ведь надо учить…

Барков схватил меня за руку, указал пальцем.

Посреди коридора кто-то стоял. Что-то стояло. Темнело.

– Это она, – прошептал Барков. – Линка…

Я пригляделся и обнаружил, что на самом деле Груша. Мне показалось, что она подвешена к потолку. На ниточках. Или на крючках. Потом пригляделся и понял: просто Груша стояла в такой вывернутой позе, что даже было трудно поверить.

С правой руки Груши капала кровь.

Барков снова указал пальцем. И я увидел, как капающая кровь впитывается в палубу. В сталь.

– Надо ее снять, – сказал Барков. – Сейчас же…

Мы кинулись к Груше, подхватили под руки и сдернули с невидимых крючков. Груша вцепилась в нас так сильно, что я почувствовал, как ее ногти впились мне в кожу.

– Красный человек… – произнесла Груша. – Красный человек, красный человек…

Она стояла и все повторяла, повторяла: «Красный человек, красный человек, красный человек…» – так что я даже стал оглядываться в поисках того человека. Она никак не могла в себя прийти, и Барков стукнул ее по голове. Груша растеклась по стене.

– Так лучше, – сказал он.

Смешно, но Грушины косички были твердые, они стояли торчком.

– Что с ней? – спросил я.

– Шок, – ответил Барков. – Видимо, она наткнулась на что-то… Страшное. Она одеревенела от ужаса.

– Что нам с ней делать?

– Отойдет, – успокоил меня Барков. – Она отходчивая, я заметил… Надо вынести ее на воздух…

Барков замолчал, будто к чему-то прислушиваясь.

– Где он тут, воздух? – помотал головой я. – Знаешь, коридор был ведь совершенно прямым, а мы заблудились.

– Знаю. И все гораздо хуже.

– Что ты имеешь в виду?

– Скоро ночь, – ответил Барков. – Ночью тут будет… будет плохо… совсем…

– Может, назад в рубку вернемся? Там лучше.

– Мы уже не вернемся. Надо только вперед…

– А-а-а!!! – завопила вдруг Груша.

Мы не могли ее удержать. Груша билась в припадке, хотя я висел на одной ее руке, Барков на другой. Барков снова пытался ее вырубить, однако у него не получилось – Груша дрыгалась слишком мощно. В конце концов она отшвырнула меня, и я брякнулся о стену. И тут же Барков, изловчившись, все-таки стукнул Грушу по голове. Та отключилась.

– Черт! – снова выругался Барков. Ударил разбитым кулаком в стену, поморщился.

– Что такое «черт»? – спросил я, поднимаясь на ноги. Мне давно хотелось узнать. Интересное слово.

– Черт? Не знаю. Старое слово. Что-то нехорошее. Сделаем так…

Прямо по курсу послышалось идиотское игогоканье, затем поскуливание, какой-то грохот – и показался Колючка.

По коридору шагал Колючка. Вернее, не шагал, а перемещался. Он был перемазан той самой коричневой дрянью, в которую влетел при входе я.

– Колючка… – удивленно прошептал я.

Он прилипал правой лапой, дергал ее, утрачивал равновесие, влипал в палубу другой лапой, падал на бок и прилипал передними лапами, стремился оторваться, прилипал спиной, топорщил иглы и вскакивал. Дальше все начиналось по кругу.

Перемещение его было настолько смешным, что если бы существовал конкурс «Дурацкая походка», то Колючка занял бы на нем все призовые места.

Тем не менее каким-то непостижимым образом Колючке перемещаться удавалось. Мы с Барковым, раскрыв рты, глядели на это чудо. Потом случилось и вовсе невообразимое – Колючка ухитрился оторваться сразу всеми четырьмя лапами, подскочил вверх, но приземлился не очень удачно, на морду. И прилип ушами.

Дернулся. Уши затрещали.

Колючка запищал и попробовал освободиться, отталкиваясь передними конечностями. Не получилось – лапы проскользнули. Колючка пошел вправо. Он пищал и катался по кругу, центр которого приходился на уши. Когда уши скручивались до предела разрыва, Колючка начинал разворачиваться в другую сторону, не забывая косить глаза, взвизгивать и корчить зверские рожи.

Просто невыносимо на такое глядеть. Колючка гениален. Даже избыточно гениален. Если бы его взяли в цирк, то клоуны навсегда остались бы без работы. На него бы с Луны прилетали смотреть…

Первым засмеялся я. Почти сразу же засмеялся Барков. Мы смеялись и смотрели на квазикролика, выписывающего по коридору психопатические окружности.

А потом послышался смех откуда-то сбоку. Я скосил глаза – смеялась Груша. Похохатывала, прислонившись к стене. Вытирая лоб рукавом. Пришла-таки в сознание.

Мы смеялись. Смеялись по-настоящему, от души, забыв про коридор, забыв про все, что с нами приключилось, забыв, что находимся в опасности. Просто смеялись и смеялись.

Колючка замер, установился на задние лапы и теперь старался оторвать от палубы свои уши. Не получалось.

– Что тут происходит? – наконец подала голос Груша. – Что у вас с лицами?

– Так, – отмахнулся Барков, – упали с лестницы. А у тебя? У тебя что с лицом?

– Так, – тоже отмахнулась Груша, – лестница на меня упала. Ой, не могу…

Она указала рукой на Колючку. Колючка трагично вздохнул и смиренно опустился на палубу.

– Оторвите его… Оторвите дурака от пола… – попросила Груша сквозь смех.

Я отвалился от стены и поплелся к Колючке. Ухватил его покрепче за уши, дернул. Колючка отлип от металла, чуть не прилип ко мне, я вовремя отпрыгнул в сторону и увидел следы. Свои следы – черные. И место увидел, где я вытирал свои подошвы о стену.

– Выход, – указал я пальцем. – Он совсем рядом. Там.

Через минуту мы были на свободе. Груша сразу поперла вверх, к расселине, обратно. Я последовал ее примеру. Изо всех сил.

Глава 14

Резонансная энергетика

Мы не бежали. Мы летели. Истерически, бешено, почти что в панике.

Страх навалился, едва мы вылезли из корабля. Первобытный страх толкнул нас в спины, и мы понеслись. Я бы сказал, что мы бежали, как звери. Сбоку бешено, натыкаясь на камни и отскакивая от них, как теннисный мячик, прыгал Колючка.

Когда оставалось метров пятьсот, вперед вырвалась Груша. Она добралась до расселины первой и ввинтилась в нее с удивительным проворством. Вслед за ней туда подбежал Барков. Заглянул через ее плечо и отвалился к камню.

Я оказался у финиша последним. Приблизился к проходу, но тут из него показалась Груша с перекошенным, дергающимся лицом. И сразу рванула направо, вдоль стены кратера.

Я заглянул в расселину и увидел камень. Прохода больше не было.

Мы с Барковым ничего не сказали друг другу. И так все понятно. А потом мы кинулись за Грушей, которая быстро прыгала по камням вдоль стены кратера.

Остановились километра через три, не меньше, когда я почувствовал, что скоро начну выдыхать куски легких. Остальные, видимо, ощущали приблизительно то же.

Груша, едва остановившись, сразу упала в обнимку с белым гладким валуном. Упали и мы с Барковым. Петр бросил бластер и пополз за пузатый камень, и его стошнило.

Сбоку хрипло дышала Груша. Мощные у нее легкие. Хихикал рядом Колючка. Я дышал мелко. Смотрел вниз.

Там ничего не происходило. «Ворон» темнел на солнечном склоне, щерился острыми краями. Как вчера. Как всегда за последние не знаю сколько лет.

Груша очухалась. Встала на четвереньки и, тряся головой, направилась к Баркову. Тот лежал на животе, стараясь подняться, но вяло. Груша доползла до него и схватила за ноги. Потянула к себе, перевернула, напрыгнула, прижала. И стала методически, наотмашь, лупить его по щекам. Триумф веса.