Южная звезда - Жюль Верн

Фарамон Берте поспешил перевести своему другу слова короля и попросил у Тонаи позволения пойти вместе с Сиприеном за пленным в священную пещеру.

Толпа придворных и воинов при этих словах Берте выразила явное неудовольствие: притязание пришельцев-европейцев показалось им чересчур уж дерзким; ни одного чужестранца ни под каким предлогом не допускали в таинственную пещеру. Существовало предание, что как скоро белые узнают тайну этой пещеры, владеня Тонаи распадутся в прах.

Но король не любил, по-видимому, чтобы двор вмешивался в какое бы то ни было его намерение, и недружелюбные восклицания придворных и их ропот по этому поводу вызвали в нем каприз тирана. Он захотел настоять на своем и исполнить просьбу, которую бы при других обстоятельствах вряд ли исполнил.

— Тонаи поклялся в дружбе Фарамону Берте, — сказал он тоном, не терпящим возражений, — и у него не может быть теперь тайн от него! Можешь ли ты и твой друг сдержать данную клятву? — обратился он к Берте.

Фарамон Берте кивнул утвердительно.

— В таком случае, — начал снова король-негр, — поклянитесь не дотрагиваться ни до чего из того, что вы увидите в этой пещере. Поклянитесь с той минуты, как вы из нее выйдете, вести себя так во всех случаях, как будто вы никогда и не знали об ее существовании. Поклянитесь, что вы никогда не сделаете попытки снова проникнуть в нее. Наконец, поклянитесь никогда не говорить никому о том, что вы видели в ней.

Фарамон Берте и Сиприен подняли руки кверху и повторили слово в слово произнесенную перед ними клятву. После этого Тонаи отдал вполголоса какое-то распоряжение. Весь двор встал, и воины выстроились в две шеренги. Несколько служителей принесли куски тонкого полотна, которыми и завязали глаза обоим чужестранцам, потом король сел вместе с этими последними в большой соломенный паланкин, который несколько десятков кафров подняли на плечи, и кортеж двинулся.

Путешествие оказалось довольно продолжительным и заняло не менее двух часов времени. По тем толчкам, которые Фарамон Берте и Сиприен ощущали, они могли определить, что их несут по гористой местности. Потом они ощутили прохладу и услышали, как шаги носильщиков гулко отдавались под какими-то сводами, что свидетельствовало о том, что они вошли в подземелье. Наконец, судя по дыму, начавшему щекотать им горло, они пришли к заключению, что их несли с зажженными факелами.

Еще четверть часа ходу — и шествие остановилось. Паланкин опустили наземь. Тонаи пригласил своих гостей выйти и приказал снять с них повязки.

В первую минуту перехода от мрака к свету путешественники были совершенно ослеплены. Затем они сочли себя жертвами галлюцинаций, настолько открывшееся перед ними зрелище было неожиданно и очаровательно. Оба они стояли в середине громадного грота. Пол этого грота состоял из мелкого песка, смешанного с золотым песком.

Свод пещеры, высокий, как у готического собора, терялся из глаз зрителей; стены этой природной пещеры состояли из сталактитов, необыкновенно разнообразных по цвету и по богатству: отблеск факелов, падавший на них, придавал им лучезарность северного сияния. Бесчисленные кристаллы эти были разнообразнейших форм, и природа точно хотела собрать все оттенки, которыми отличаются ее минеральные сокровища. Здесь были аметистовые скалы, стены из сардоникса; там и здесь виднелись сплошные ряды рубинов и изумрудных игл; целые колоннады из сапфира, высокие, как сосновый лес, представлялись глазам изумленных зрителей; были горы аквамарина, бирюзовые жирандолины, опаловые зеркала, слои розового гипса и т. п.

В общем, пещера производила впечатление не то кладбища, не то места, где совершались обряды, быть может даже каннибальские. Король и его гости подошли к отверстию одного углубления пещеры и за железной решеткой увидели человека, сидевшего на корточках в этой клетке; человека этого откармливали для какого-то обеда, в этом не могло быть и малейшего сомнения.

Это был Матакит.

— Это вы!.. вы!.. папаша! — воскликнул бедняга, увидев Сиприена. — О, уведите меня, уведите меня отсюда! Освободите меня! Я лучше соглашусь возвратиться в Грикаланд, если даже мне суждено там погибнуть, чем сидеть здесь, в этой куриной клетке, и ждать ужасной смерти, к которой приговорил меня Тонаи: меня хотят замучить и съесть.

Все это несчастный проговорил таким жалким голосом, что Сиприен почувствовал себя глубоко растроганным.

— Хорошо, Матакит, — сказал он. — Я могу выхлопотать тебе свободу; но ты выйдешь из этой клетки только тогда, когда возвратишь бриллиант…

— Бриллиант, папаша! — воскликнул Матакит. — Бриллиант! Да я не брал его. Клянусь же вам… клянусь!

Его слова звучали так искренне, что Сиприен понял: Матакит говорил правду. Но, как известно, Сиприен никогда и не был уверен в том, что Матакит украл бриллиант.

— Но если ты не крал бриллианта, зачем же ты убежал? — спросил он молодого кафра.

— Зачем? Ты хочешь знать зачем, папаша? Но ведь мои товарищи и многие диггеры решили, что вором мог быть только я, я и испугался. Вы знаете, что в Грикаланде кафра тотчас же осудят и повесят за воровство. Я решил бежать и скрываться в Трансваале.

— Мне кажется, что он не врет, — сказал Фарамон Берте.

— Я не сомневаюсь в этом, — ответил Сиприен. — Да, он, пожалуй, прав и в том, что не доверяет правосудию Грикаланда. — Потом, обратившись к Матакиту, Сиприен продолжал: — Я верю, что ты невиновен в воровстве, в котором тебя обвиняют. Но на Вандергартовых копях, пожалуй, не поверят нашим словам, когда мы будем утверждать, что ты невиновен. Ты все-таки настаиваешь на своем возвращении в Грикаланд?

— Да!.. Я всем рискну, чтобы только не оставаться здесь! — воскликнул Матакит, по-видимому до смерти напуганный предстоявшей ему страшной перспективой быть съеденным заживо.

— Хорошо. Мы поговорим позже об этом деле, — сказал Сиприен. — Фарамон Берте поможет мне выкупить тебя.

Фарамон Берте вступил немедленно в переговоры с великим Тонаи.

— Говори откровенно, — сказал он ему. — Какой выкуп ты хочешь за своего пленного?

— Я хочу, чтобы вы дали мне за него четыре ружья, сто патронов на каждое ружье и четыре мешка со стеклянными бусами. Это немного, надеюсь.

— Это очень много, но твой друг Фарамон Берте даст тебе все это, чтобы доставить тебе удовольствие. Но вот что я тебе скажу, Тонаи, — добавил он после минутного размышления. — Ты получишь все, что требуешь, но ты должен еще дать нам быков, чтобы отвезти нас через Трансвааль в Грикаланд, а также необходимую провизию и почетный конвой.