ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ - User

По-матерински, носовым платком

Утерши нос. И призывала лето

С обычным туеском и кузовком.

А летом приходила в виде девы,

И ласковое яблоко в руке

Рождало поэтичные напевы

В не старящейся розовой строке.

О, Пушкин мой, моих щедрот старанье

Я не ценю превыше тех красот,

Которые строка ТВОЯ несёт,

С Россией выбегая на свиданье!

Свирель горда, что в детстве помогала

Тебе, мой отрок, юноша, Поэт.

Поэзия как розан расцветала.

И ей доныне равной в мире нет.

ПУШКИН:

Свирель, о, нимфа, мой беспечный посох,

Упавший с неба, Лебедь на руке,

Зовущий в травы, где сверкают росы,

В дубраву, к голубеющей реке.

Моя Свирель, моя малютка-Лето,

Рождающая радугу в груди,

Ты – вздох Поэта, золото Поэта,

Взойди над Русью, надо мной взойди!

Свяжи берёз невидимые ветви

Миров, стремящихся в объятия Творца,

Соедини модерн, бистро и ретро

Дорогой от лачуги до дворца.

Напой, Свирель, мне вещие напевы,

Соединяя древность вздохом дня,

И взором вечной и любимой девы

Омой усталость, осенив меня!

СВИРЕЛЬ:

93

О, мой Поэт, я стражду пробужденья.

Во мне энергия жива и зорок взгляд.

Свирель Твоя – Поэта продолженье,

Стихи об этом ярко говорят.

Пою я втуне, обо мне не знают

Сегодняшние графы и князья.

Они свиданье нам не назначают,

В чертоги их Душе войти нельзя.

Но нам с Тобой тесны их кабинеты,

Палат их каменных не греет вид и взор.

Они мрачнее даже вечной Леты,

Не с ними мы продолжим разговор,

А с чистым сердцем Родины и края.

И, с детским смехом стих соединив,

Отчизне посвятим, Любовь вбирая,

Свой пушкинский не молкнущий мотив!

ПУШКИН:

Спасибо, друг, стихом своим отметив

Чудесной даты золотую медь,

Мы улетим за грань десятилетий

И на других планетах будем петь!

Ну, не горюй, я знаю, что Татьяна

Живёт в тебе, как и во мне самом.

Поздравь меня – пусть поздно или рано –

Но мы стихи в бокалы разольем.

СВИРЕЛЬ:

О, Пушкин, поздравляю. Другам вещим

Ты от Свирели передай привет.

Да, стих рожден. Он Родине обещан.

Спасибо, Прорицатель и Поэт!

ПУШКИН:

О, да, мой друг, воители Востока,

Вельможи,– да не даст соврать сонет,–

Любили свет без устали и срока.

У каждого придворный был Поэт.

Поэт лишь тяготился этой клеткой,

Поэт в чертоге – что твой соловей.

Поэт бывал помечен царской меткой

При отпрыске божественных кровей.

Он был слугой, придворным зазывалой,

Он славил мудрость, царственность и честь.

Но этого Поэту было мало:

Он всё на свете был готов прочесть,

Хотел увидеть бедность за порогом

Богатого уютного жилья,

До Бога шел, но не дошел до Бога,–

Таков удел Поэта-соловья.

94

Он выброшен был за порог однажды

В глухую степь, где вечно бродит тать

За нрав, за честь, за неуёмность жажды

Все перечесть, увидеть и познать.

Познав свободу, он опять взмолился:

Кому я нужен в той глухой степи?

А Бог Поэту, знамо, удивился,

Сказав: Стихами степь мою кропи,

Ходи по людям, развевай сомненье.

Посеешь веру – урожай сберёшь.

Играй и пой своё стихотворенье,

Посей зерно Любви – возникнет рожь!

МЫ ВСЕ ОТ ПУШКИНА ПОШЛИ

Где-то я прочла, как о реальном: прохожие видели – памятник Пушкину (в Москве)

стронулся с пьедестала, стряхнул с крылатки осеннюю листву, побежал, догоняя трамвай, и

вскочил на его подножку …

Образ Поэта наш век преобразует в воплощенную фигуру, стоящую вне времени. И Поэт,

действительно, живёт – не только в своём творчестве, заветах, афоризмах.

Пушкинские слова о том, что «мы все ленивы и не любопытны», как нельзя лучше

объясняют не используемые человеком собственные возможности познания Мира.

Любовь вернула мне Пушкина – не в бронзе, не традиционно-классического. Она вернула

мне Пушкина живого, вновь воплощённого в Тонком Мире, со-чувствующего, со-творящего, со-

знающего и вне-временного.

Стих мой – мой бег,

Стих мой – мой Бог.

Колдую стихом век.

Стих свой слагаю впрок.

Детская душа, открывающаяся как цветок поутру, вбирает в себя гармонию звуков и

света, откликается на всё поющее, сверкающее, звонкое, летящее, яркое.

Всё светлое рождается в лоне семьи, укрепляется корнями своими в детском сердце,

набирает силы, торжествуя, переливаясь в цепь событий, явлений, в последовательность взглядов

на мир, наконец, в саму человеческую судьбу, и горестную и счастливую.

(Из тетради № 17, январь 1991 года.)

Пишу о детстве, о семье, о людях,

Которые не дали умереть

Душе страдающей. Им памятником будет

Сей стих. Ему дано гореть,

Рыдать, взывая к Небу и Поэту,

С любимыми родными говорить,

Из мрака прорываясь к Свету,

И о бессмертье стих дарить!

СВИРЕЛЬ:

О, сердце, не уставшее гореть,

Взлетевшее как золотое пламя,

Ты не могло, ручаюсь, умереть

И нынче реешь между нами!

О, Пушкин Наш, из родников родник,

95

Начавший Русь в поэзии лучистой,

Ты сердцем, дорогой, во все века проник,

Став Сыном Родины и Матери Пречистой.

Ребёнок, бешеный мой африканский сын,

Соединивший кровь и нрав могучих

Земных глубин и ангельских вершин,

Взошедший на святые кручи!

Мой Пушкин, лёгкое как перышко перо,

Любовник вечный всех красавиц мира,

Преобразивший в нови, что старо,

Возвысивший понятие Кумира!

О, как ещё назвать Тебя, родной,

Как превозмочь земное тяготенье,

Чтобы узреть Души великой рденье,

Не упустив минуты ни одной?!

А.С.ПУШКИН:

О, маленькая русская сестра

Детей всех наций мира и наречий,

Твой голос от тоски вселенской лечит.

И наступает вечности пора –

Не только в памяти, но в яви и свиданьях,

Не только в творчестве, а в смехе и в речах.

И блеск живой в очах, и звук рыданий