Наконец пришла любовь - Мэри Бэлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кое-кто приветливо помахал ему рукой, другие продолжали нагло глазеть на него, но большинство отворачивалось, изображая безразличие.
— Должна вас предупредить, — сказала мисс Хакстебл как раз в тот момент, когда предупреждение стало излишним, — что миссис Пеннеторн сидит непосредственно напротив нас, но выше. Эллиот выяснил, что джентльмен рядом с ней — это мистер Пеннеторн, а джентльмен, сидящий за ней, — мистер Тернер, ее брат.
Муж Лоры, ни больше и ни меньше.
Все трое теперь смотрели на него. Дункан опустил монокль и слегка кивнул. Боже правый, неудивительно, что его появление в ложе Морленда вызвало такое оживление. За пять лет Кэролайн ничуть не изменилась. Она была все такой же прелестной и хрупкой. Норман раздался в талии, но выглядел таким же занудой, как прежде. И он по-прежнему обожал накрахмаленные воротнички с такими высокими и острыми уголками, что рисковал уколоться. Рэндольф Тернер выглядел так, словно кто-то высосал всю кровь из его красивой белокурой головы.
Интересно, не размышляет ли он о том, чтобы бросить перчатку в лицо графу Шерингфорду, а затем всадить ему пулю между глаз на рассвете с двадцати шагов? Этого вполне достаточно, чтобы вся его кровь прилила к ногам.
Ни один из них не ответил на его кивок.
Гул голосов слегка изменился. Начался спектакль.
— Можно подумать, мисс Хакстебл, что вы это подстроили, — сказал Дункан, уронив монокль, висевший на черной ленточке. Он взял ее руку, положил ее на свою манжету и накрыл ладонью. — Эта сценка сама по себе театр, вы не находите?
Она рассмеялась.
— Это было бы очень ловко с моей стороны, — сказала она. — Вам нравятся пьесы Оливера Голдсмита?
— Я отвечу на этот вопрос после спектакля.
Но он не мог сосредоточиться на происходящем на сцене, остро ощущая тепло ее руки с длинными пальцами и безупречными овалами коротко подстриженных ногтей. Она обладала несомненной физической привлекательностью, и Дункан сознавал, что его влечет к ней — физически. Близость с ней вовсе не будет испытанием, если они поженятся.
Он также ощущал молчаливое присутствие ее родных. Все они сидели у него за спиной, и ему оставалось только гадать, что является предметом их пристального внимания: он сам или спектакль.
И он прекрасно сознавал, что все, кто присутствовал в этот вечер в театре, будут иметь завтра более интересные темы для обсуждения, чем игра актеров и качество постановки.
Интересно, решится ли Рэндольф Тернер защитить наконец-то свою честь и вызвать его на дуэль теперь, когда он осмелился вернуться в Лондон?
Несмотря на то что дуэли запрещены.
Первый акт закончился, и публика пришла в движение. Начался антракт.
— Ну как, Мэг, спектакль превзошел твои ожидания? — поинтересовалась герцогиня, склонившись вперед. — Она предпочитает читать пьесы, лорд Шерингфорд, а не смотреть их на сцене.
— Это потому, что мы выросли в деревне, — пояснила леди Монфор, — где было гораздо больше возможностей для чтения, чем для посещения театров.
— Персонажи почти никогда не выглядят так, как их себе представляешь, — сказала мисс Хакстебл. — И диалоги никогда не бывают такими оживленными. В общем, когда дело касается литературы, мне больше нравятся плоды моего воображения, чем то, что я вижу и слышу.
— Но надо признать, данная постановка на редкость удачна, — заметил Мертон.
— Интересно, Мэг, — сказал Монти, подмигнув Дункану, — что бы ты предпочла: прослушать симфонию или прочитать партитуру?
— Это совсем разные вещи, — ответила она с улыбкой.
— Не совсем, — возразил Морленд. — Пьесы пишутся, чтобы их смотрели и слушали, а не читали, Маргарет.
— Думаю, — сказал Дункан, — что каждый может наслаждаться тем, что написано для развлечения публики, в той форме, которая кажется ему самой увлекательной.
— О, какой дипломатичный ответ. — Леди Монфор захлопала в ладоши. — Постараюсь запомнить его для следующего раза, когда ты, Джаспер, решишь подразнить Маргарет по поводу ее пристрастий.
— Может, пройдемся? — предложил тот, поднимаясь на ноги и протягивая руку жене. — Не желаете присоединиться к нам?
Его взгляд был устремлен на Дункана. Остальные уже встали.
— Мы побудем здесь, — сказала мисс Хакстебл, и через несколько секунд они остались наедине в ложе.
— Вы беспощадны ко мне, мисс Хакстебл, — сказал Дункан. — Или к себе? Вряд ли вы наслаждаетесь дурной славой, которую вы навлекли, пригласив меня сюда сегодня вечером.
— Я навлекла эту славу на себя, когда поддалась соблазну представить вас Криспину Дью как своего жениха, — возразила она. — Хотя слово «дурная» предполагает что-то дурное, я не сделала ничего дурного — не считая достаточно невинного обмана.
— Который, — подхватил он, — к тому же скоро перестанет быть обманом.
— Скоро? — Она приподняла брови. — Вы очень самоуверенны, милорд.
— Что будет с вами, — спросил Дункан, — если вы не выйдете за меня?
Она была из тех женщин, подумал он, которым к лицу любой цвет. Сегодня на ней была серебристая полупрозрачная туника, надетая поверх платья из бирюзового шелка. У нее был тот тип красоты, которая не увянет, когда ее темные волосы начнут седеть.
Она пожала плечами, лениво обмахиваясь веером.
— Да ничего особо не изменится. Сплетни быстро улягутся за отсутствием пищи, а я вернусь в Уоррен-Холл, где я всегда была счастлива и где у меня всегда полно дел.
— А что дальше? — спросил он. — Вряд ли ваша жизнь останется неизменной. Сколько лет Мертону?
— Двадцать два.
— Значит, через пять-шесть лет, — сказал Дункан, — он начнет подумывать о женитьбе и наследниках. Как сложится ваша жизнь в Уоррен-Холле, когда он женится?
— Это большой дом, — сказала она. — Там еще останется место для меня.
Он заглянул ей в глаза, но не стал ничего говорить.
— Я найду себе какое-нибудь занятие, — натянуто произнесла она.
— При детях вашего брата, вне всякого сомнения.
— Возможно, — согласилась она. — Это было бы приятно.
— Но полагаю, не более приятно, чем растить собственных детей? — предположил он.
Ее рука с веером задвигалась более энергично.
— Мы говорим о том, что будет со мной, если я не выйду за вас, — сказала она. — Возможно, я выйду за кого-нибудь другого.
— За кого, — поинтересовался он. — За майора Дью?
Она сложила веер и очень аккуратно пристроила его на коленях, не поднимая глаз.
— Нет, — сказала она. — Время для этого давно ушло. То, что я чувствовала к нему тогда, невозможно вернуть, а меньшим я не удовлетворюсь.