Поиск Будущего - Альфред Ван Вогт

И он высказал эту мысль вслух. Девушка чуть вспыхнула, но когда она заговорила, голос ее был ровным.

— У меня очень большой опыт, мистер Кэкстон, и потому, увы, мне слишком хорошо известно, какие мысли приходят в голову мужчине, склонному к паранойе. Так что, — она пожала плечами, — мне бы не хотелось снова оказаться в такой ситуации когда-нибудь в будущем.

У него перехватило дыхание так, что он не мог вымолвить ни слова. Он-то думал, что барьеры подняты, но был поражен жестоким значением приговора. Параноик!.. Она и правда решила расправиться с ним.

Тем не менее он наконец смог запротестовать.

— Послушайте! То, что я сделал, должно было доставить меня во Дворец Бессмертия. Я не вижу в этом, честно говоря, ничего плохого. По правде, это у вас не было права не пускать меня туда, когда я обнаружил его. Так что злодей — это вы, а не я. Но, — он почувствовал себя значительно лучше к тому времени, когда у него появилась эта мысль, — я не ощущаю в себе никакого беспокойства от вашей близости. Девушка холодно сказала:

— Ваши чувства сейчас не обсуждаются. Вас сюда не звали.

Это было все еще нападение и все еще безжалостное. Однако, он всегда умел сохранять самообладание с женщинами и каким-то образом оставаться спокойным, когда они совершали свои возмутительные поступки.

В данном случае это женское безумство вызвало в нем некоторое веселье. Как только это произошло, он снова почувствовал уверенность. Он сказал:

— В любое время, как только вы найдете способ, чтобы я смог отправиться в будущее, я буду рад уйти.

— Боюсь, — сказала она холодно, — такое решение будет невозможно — благодаря вам. Так что теперь, когда вам известно мое мнение, что вы предлагаете?

Он слишком долго обходился без женщин в 2476 году н. э. А теперь еще более месяца здесь. Так что он был готов. Он сказал:

— Есть два способа встретить будущее, и я могу заверить вас, что ваш — неверен.

— Мистер Кэкстон, — резко сказала Селани, — я не желаю выслушивать ваше решение.

Он не мог остановиться. Он сказал просто:

— Если с этого момента мы находимся в таком затруднении, вы становитесь моей женой. И я делаю всю тяжелую работу, что и должен делать мужчина.

Она засмеялась. Этот звенящий смех был бы музыкален, если бы не его язвительный, насмешливый тон, и он прекратился только, когда она сказала:

— Невероятно. Очевидно вы не знаете, мистер Кэкстон, что у вас постоянный неприятный запах,

Кэкстон почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Шок был тем сильней, что он совсем забыл. С его возвращением в двадцатый век, а затем в семнадцатый, воспоминание об этом печальном опыте двадцать пятого века ушло куда-то на дно его мира.

В таком тяжелом состоянии он словно в тумане видел, что она отвернулась от него и стала забираться на холм, возвышавшийся над стремительным потоком. Ее уход снял с него ужасное давление. Наконец он посмотрел на нее и подумал: «Она живой человек, со своими собственными потребностями. Поэтому, должно прийти время, когда даже я — с запахом и все такое — покажусь ей привлекательным».

Стоя здесь и наблюдая за тем, как она достигла вершины холма, он подумал, примет ли он — когда наступит это время, и она перестанет вдруг сопротивляться и изъявит желание, — примет ли он спокойно то, что она предложит. Будет ли он вести себя так, чтобы не направить все эти минуты, часы и месяцы ожидания, пока природа не образумит ее, против нее? Он мрачно подумал, что сможет. Но останется, с горечью понимал он, какая-то мысленная сдержанность. Вот поэтому-то женщина часто теряет уважение мужчины: потому что никогда не пользуется своими богом данными мозгами.

Горькие размышления прервались. Потому, что Селани поспешно бежала с холма назад. Скорость ее возвращения встревожила его… что-то случилось! Непроизвольно Кэкстон кинулся к ней. Она махнула ему, что бы он стоял. Через минуту она была рядом, задыхаясь.

— Индейцы, — сказала она. — Несколько десятков.

— Они видели вас?

— Думаю, да.

23

Когда они оказались в трейлере и закрыли дверь, Кэкстон язвительно подумал: «Как странно, что она убежала, как любой обычный человек… А где же эта высокомерная уверенность, с которой она так пренебрежительно говорила ему о миролюбии индейцев?»

Он дипломатично не высказал эти мысли вслух, а молча прошел вместе с ней к окну кабины — и сел рядом, когда около сотни индейцев бегом обогнули излучину ручья и остановились в смятении, бежавшие сзади почти свалились на своих товарищей. Некоторые даже упали, а нескольких столкнули вниз.

Прошло около десяти секунд. Кэкстон с легким потрясением обнаружил, что он перестал дышать. Ему понадобилось усилие, чтобы выдохнуть и вдохнуть. Наконец, он подумал: «Они выглядят точно так же как на картине Джорджа Кэтлина. Там за двести лет до времени знаменитого художника, одежда не изменилась… трудно себе представить такое в обществе, в котором нет научных и философских корней потенциального прогресса».

В этот момент мистер Джонс устроился на заднем сиденье. Он усмехнулся.

— Я включил мозговой звук. В конце концов, не хотим же мы, чтобы они тут рыскали или следили за нами.

«Мозговой звук», как он объяснил, создавал гул в голове, на которую он был направлен, что на самом деле означало, что он расстраивал внутреннее ухо ненаправленным действием.

Воздействие его можно было видеть за окном. Индейцы отступали. Сначала они повернули и медленно пошли прочь, словно стараясь сохранить свое мужское достоинство. Затем ускорили шаг, словно по общему согласию сохранение достоинства было заменено сильным стремлением выжить. И вдруг они резко бросились бежать и исчезли за излучиной. Через некоторое время Кэкстон вышел наружу. Он нервничал, но чувствовал, что это должен сделать он. Он забрался на холм и с его вышины заметил вдали нескольких отставших. К его облегчению, они все еще бежали.

Когда он спустился, Селани ушла к себе в комнату, Джонс все еще был в кабине. Кэкстон опустился рядом и спросил:

— На какое расстояние действует, э-э, мозговой звук? Джонс пожал плечами.

— В пределах видимости. Пока мы их видим. В конце концов мы же не хотим причинять вреда этим людям.

Впервые он показался дружелюбным. И Кэкстон, в голову которому неожиданно пришла идея, воспользовался такой возможностью и спросил про этот прибор.

— Можно уменьшить эту штуку, которая производит этот звук, до размеров ручного оружия?

Вместо ответа Джонс сунул руку в карман и осторожно вытащил оттуда крошечный металлический предмет. Другой рукой он схватил ладонь Кэкстона, разжал ему пальцы и положил туда этот предмет.

— Не направляйте его на собственную голову, — посоветовал он. Предмет был немногим меньше полудюйма в диаметре, и было немного трудно определить, какую часть можно «направлять». Но Кэкстон держал его на ладони точно так, как его положили, а затем осторожно нагнулся и внимательно его рассмотрел. При близком рассмотрении оказалось, что у него очень сложная конструкция, каждый выступ которой, по просьбе Кэкстона, Джонс ему разъяснил.

Устройство, казалось, было постоянно включено. Но оно работало буквально на линии видимости. Малейшая преграда кроме воздушной останавливала его действия. Даже клочок папиросной бумаги был непреодолимой преградой.

— Так что, если окажетесь снаружи и натолкнетесь на какое-либо животное, которое хотели бы отогнать, — сказал старик, — просто вытащите его из кармана, правильно направьте, и оно убежит.

Кэкстон был поражен этими словами.

— Вы даете это мне? — спросил он.

— Конечно. Это должно быть у всех нас.

Когда Кэкстон положил этот предмет себе в карман, он обнаружил, что в голове у него возникла грандиозная мысль.

— Несколько минут назад ваша дочь попросила меня покинуть трейлер — так как меня никто сюда не звал. И сейчас я впервые понял, как это сделать. С этим прибором я, возможно, пойду жить к этим индейцам.

Он выдавил улыбку, необходимую для того, чтобы скрыть свой хитрый мотив.

— В конце концов, — продолжал он искренним голосом, — было бы неправильно с моей стороны навязывать свое присутствие людям, которым я причинил вред, особенно когда ваша дочь, — закончил он вежливо, — сообщила, что у меня неприятный запах.

Старик кивнул.

— Я заметил, — сказал он. — Это запах продвижения во времени в одну сторону. Я еще удивлялся, откуда он у вас.

Кэкстон, открывший рот, чтобы продолжать свою хитрую игру, снова закрыл его. И так и сидел. Когда он вышел из шока, он обнаружил, что рассказывает Джонсу о своем пятисотлетнем полете на Центавра.

Когда он обнаружил это, он замолчал, испугавшись самого себя. В течение двух месяцев он успешно сдерживал потребность рассказать свою тайну. Не потому, что была какая-то причина. Просто у него было жизненное правило никогда ни о чем не рассказывать для того, чтобы просто рассказать.